— Лифчик мой, родители покупали.
— Плавки снимай, мы их изымем.
Татьяна встала, сделала шаг в сторону кухни.
— Куда пошла? — остановил ее Матвеев. — Тут снимай, здесь все свои, стесняться некого.
Я вопросительно посмотрел на него.
— Однажды, когда я еще был молодым и зеленым, — пояснил Матвеев, — я разрешил одной фифе переодеться в другой комнате. Так она все белье с себя в форточку выбросила, а зима была, я потом по сугробам, как снежный хорек, лазал, собирал.
Из спальни появился заспанный хозяин. Он оглядел нас мутным взглядом, недовольно хмыкнул и пошел в туалет.
— Смотри, Котик, какая фигня получается. — Матвеев осторожно сел на краешек дивана. — Вот эти плавки, что Танька с себя сняла, с ноябрьской кражи. С пятиэтажки, где магазин «Восход». Ты ничего не хочешь мне рассказать, как там дело было?
— Меня там не было, — отрезал Кот.
— Бога ради, не рассказывай, я не заставляю. В отделе поговорим. В «электрика» поиграем.
— Что за кража, Сергей? — спросил Андреев.
— Да ты знаешь про нее! Помнишь, дело, где хозяйка парализованная лежала, а у нее полквартиры вынесли? Вот эти плавки с розочками — ее дочери.
— Меня там не было, — настаивал парень.
— Да естественно, не было, — согласился Матвеев. — А кто был? Котик, ты под дурачка-то не шарь! Хозяйка в хате парализованная была, а не сумасшедшая. Она ведь вас всех запомнила. На опознание предъявим…
Кот жестом показал Матвееву: «Достаточно. В отделе все расскажу».
Меня, как самого молодого, отправили искать понятых. Женщина средних лет со второго этажа, согласившаяся стать понятой, войдя в квартиру, сказала:
— Какая у нас все-таки власть несправедливая! Они квартиру черт знает во что превратили, и им слова никто поперек сказать не может. Таня, вас всех давно пора выселить, а квартиру нормальным людям отдать. Сколько молодых семей без своего угла мается, а вы тут только водку жрете да по ночам оргии устраиваете!
Татьяна не стала спорить.
Мне, кстати, уже не в первый раз приходили на ум такие же мысли: «Согнать бы всех обитателей притонов в концлагерь, а квартиры их раздать нуждающимся».
Из туалета, шатаясь, выполз хозяин жилища. Блуждающим взглядом еще не протрезвевшего человека он осмотрел нас и хрипло спросил:
— Выпить есть?
— Я тебе, гнида, сейчас в крупную посуду налью, пить устанешь, — ответил Матвеев.
— Это ты правильно сказал, — согласился хозяин и ушел спать дальше.
— Раньше нормальная семья была, — пояснила нам женщина-понятая. — Но уже лет пять как с катушек слетели. Раньше еще ничего, пока Нинка живая была, а сейчас что ни день, то драки да гулянки. Таня, ты хоть знаешь, кто у тебя отец ребенка?
— Знаю, — буркнула беременная.
Я заставил хозяйскую дочку протереть стол на кухне, сел писать протокол изъятия. Не успел я заполнить первые графы, как почувствовал, как по ноге кто-то ползет. Я задрал штанину. Так и есть, таракан! Я стряхнул мерзкое насекомое, раздавил его ботинком. Стал заполнять протокол дальше. Новый таракан вылез на стол, остановился, стал шевелить усами. Я сбил его щелчком в лоб. Заполнил еще строку. Опять таракан. Щелчок! Работаем дальше.
Все время, пока я заполнял протокол изъятия, тараканы атаковали меня со всех сторон. Насекомые совсем не боялись ни дневного света, ни людей. Спрашивается, как соседям Соколовых живется? Давно ведь известно, сколько тараканов в своей квартире ни трави, если они у кого-то в подъезде есть, то их никогда не выведешь. Кстати, у нас в общежитии тараканов не было. Кухню в общаге женщины содержали в идеальной чистоте.
Нагрузив коляску изъятыми вещами, мы пошли в отдел. Впереди — я с коляской, рядом — беременная Татьяна, за нами дружной троицей — Матвеев, Кот и Андреев. Навстречу нам попалась знакомая с хлебозавода. Она с удивлением посмотрела на беременную и кивнула мне головой в знак приветствия. Татьяна решила, что здороваются с ней, и кивнула в ответ. Все! Завтра вся общага будет обсуждать, что у меня есть беременная баба на стороне. Не стану же я каждому объяснять, что с такой страшненькой девицей, как Соколова, я бы ни за что ни трезвый, ни пьяный бы не согрешил.
Лучше бы я с Ирой из ИЦ прогуливался или с Журбиной Валентиной Павловной (сказал бы, что это моя мамаша), но только не с этой беременной прыщавой воровкой!
В райотделе мы разбрелись по разным кабинетам. Я отвел Татьяну к дежурному следователю, Кота Андреев забрал наверх.
По РОВД дежурила следователь Чевтайкина. Она, едва глянув на Соколову, задержала ее на трое суток, даже не допросив по делу. Спрашивается, где женская солидарность, где сострадание к беременной?
— Антонина, — спросил я у Болонки, — а если она рожать надумает в ИВС?
— Мне-то какое дело? — пожала плечами следователь. — Пусть рожает. Мне сегодня ей некогда заниматься, своих дел полно.
Я отвел зареванную Татьяну в дежурку, вернулся к Чевтайкиной забрать паспорт Соколовой. Антонина специальной пилочкой полировала ногти. Занятие трудоемкое, требующее аккуратности и внимания. Но довести свой маникюр до совершенства она в этот день не смогла. Кот стал давать показания. Он рассказал о совершении десятка краж и грабежей, выдал всех сообщников и места сбыта похищенного. Вьюгин объявил в райотделе всеобщий аврал. Весь наличный состав уголовного розыска, участковых инспекторов милиции и следователей был брошен на проведение обысков и задержание преступников.
Работа закипела. Обыск за обыском, квартира за квартирой. День пролетел незаметно.
С последнего адреса я вернулся в РОВД ближе к полуночи. На третьем этаже из нашего кабинета раздавался громкий смех, там праздновали победу. В соседнем кабинете кто-то ругался матом. Тупо ругался, нескладно. Я заглянул к ним.
Молодой вор, все руки в татуировках, во рту железный зуб, на ногах кроссовки «Адидас», стоял посреди кабинета и размахивал руками:
— Там, где парализованная была, меня не было! Я пьяный в этот день дома валялся. Мама подтвердить может!
— А откуда ты знаешь, в какой день у парализованной кража была? Все, Леня, меня твой порожняк утомил! — Инспектор Сергиец достал из шкафа полотенце, протянул коллеге по кабинету. — Сходи намочи, но сильно не отжимай.
Преступник насторожился.
— Андрюха, посмотри, там, под столом у Георгиевича, табуретка должна быть.
— Э, вы что надумали? — попятился к стене вор.
— Для начала сыграем в «электрика», — ответил Сергиец, устанавливая табурет под плафон освещения.
— Я на табуретку не полезу, — ощерился задержанный.
— Не хочешь — не лезь, — согласился инспектор. — Только учти: того, кто на табуретку не лезет, током два раза бьет.
Вор перестал кривляться, посмотрел на табурет, на лампочку под потолком, на затоптанный грязный пол.
— Я ведь упаду с нее, — догадался он.
— Падай, на здоровье! — разрешил Сергиец. — Сильно не ударишься. У этой табуретки ножки специально укорочены. Мы, дружище, не звери какие-то. Мы заботимся об охране труда работников электротехнической промышленности.
Второй инспектор принес мокрое полотенце. Сергиец стал неспешно вить из него жгут.
— Ну что же, начнем с божьей помощью! — Сергиец рассек мокрым жгутом воздух. Получилось эффектно. — Леня, дружище, ты видишь, что лампочка перегорела? Пора чинить.
— Может быть, так поговорим, без полотенца? — предложил вор.
— Раньше надо было думать! — отрезал инспектор. — Лезь на табурет!
— Погоди, Слава, — остановил его коллега, — давай послушаем, что он нам расскажет. Сыграть-то всегда успеем. Ночь длинная, нам спешить некуда.
Я вышел из кабинета и пошел к себе.
Применение мер физического воздействия к преступникам практиковалось во всех отделах милиции. Как правило, если задержанный рассказывал, с кем совершил преступление и куда дел похищенное, то его никто не трогал. Если же он нагло упорствовал, то в ход шли разнообразнейшие «игры». В нашем РОВД самой популярной была игра в «электрика», в Центральном райотделе предпочитали «космонавта». В Кировском РОВД, где начальником ОРУ был Павел Алексеев, само имя которого наводило ужас на задержанных, играли в «гестапо» и «трясучку».
Руководство милиции всех уровней и прокуратура были прекрасно осведомлены о методах работы с задержанными преступниками, но на нарушения закона предпочитали закрывать глаза. Они понимали, что если действовать с ворами и грабителями методом уговоров, то никакие преступления не раскроешь. Никакой план не выполнишь.
Обычные советские граждане также были наслышаны о методах работы милиции и поддерживали их. Оно и понятно: если в уголовном розыске будут вести с бандитами гуманистические беседы, то потерпевшие останутся с носом. А так — свил поздней ночью инспектор Сергиец из полотенца жгут, а утром уже звонит потерпевшему: «Мы тут похищенный у вас овчинный полушубок изъяли, приходите забирать».
Самое интересное, что и преступники ничего не имели против методов физического воздействия. Они считали, что если попался, то сам виноват, а на ментов нечего кивать, у них работа такая. К тому же слухи об избиениях в милиции всегда можно было обратить в свою пользу. Частенько воры «раскалывались» без всякого принуждения. Но как объяснить сообщникам, что показания дал добровольно? Никак. Не поймут. Тогда в ход шла откровенная ложь, которую невозможно проверить: «Вы что, братва, знаете, как меня менты били? Ни одного места живого не оставили». Для достоверности выдумывались новые пытки, которым якобы подвергают задержанных. Слухи о новых, очень эффективных методах физического воздействия доходили до ментов, и они некоторые брали на вооружение. Я совершенно точно знаю, что игру в «трясучку» в начале 1970-х годов придумали вовсе не в милиции.
И еще. В январе этого года вор по кличке Пепсик по пьяному делу разболтал, кому продал украденную в гардеробе кинотеатра «Аврора» каракулевую шубу. Вместе с шубой изъяли вещи по другим кражам. Трех подельников Пепсика арестовали. Я лично был свидетелем, как в нашем кабинете Пепсик