– Скажи спасибо, что хоть такие есть! Если бы Вася где-то наручники не подрезал, пришлось бы сейчас в дежурку на поклон идти, рапорт начальнику РОВД писать, объяснять, для каких целей нам спецсредства понадобились… Ты, кстати, чего стоишь? Иди за наручниками!
С первых дней своего существования Советская власть репрессивными мерами поддерживала порядок в стране. В сталинские времена за анекдот про вождя можно было запросто схлопотать полновесную десятку, а за украденные с колхозного поля колоски – отправиться на Колыму лет так на пять. Сменивший Сталина Хрущев провел либерализацию законов. По его указанию был написан новый Уголовный кодекс РСФСР, в котором не было понятий «контрреволюционер» и «враг народа». В 1961 году новый Уголовный кодекс вступил в силу.
Сменивший Хрущева на посту главы партии Брежнев еще больше отпустил узду, и народ распоясался до того, что стал, не таясь, травить анекдоты про «дорогого Леонида Ильича», пьянствовать и относиться к социалистической собственности не как к общенародному достоянию, а как к личной кормушке. Именно в те годы родился популярный среди рабочего класса лозунг «Ты здесь хозяин, а не гость – утащи с работы хотя бы гвоздь!».
После смерти Брежнева на посту главы государства побывали болезненно-престарелые Андропов и Черненко, и наконец наступил просвет: к власти пришел молодой реформатор Горбачев.
Казалось бы, что может объединять таких разных людей, как Сталин, Брежнев и Горбачев? Партбилет в кармане? Это само собой, но главное – нежелание рассказать своему народу о перечне деяний, за которые предусмотрено уголовное наказание. Уголовный кодекс РСФСР был самой дефицитной книгой в стране. Достать его в свободной продаже было невозможно, в публичных библиотеках УК РСФСР из читального зала выносить было запрещено.
Парадокс: государство требовало от граждан быть дисциплинированными и законопослушными, а перечень запрещенных деяний фактически засекретило.
Я достал Уголовный кодекс во время учебы в Омске: после окончания второго курса заявил в библиотеке, что потерял УК и готов компенсировать причиненный ущерб. Библиотекарша прочитала мне нудную нотацию о недопустимости небрежного отношения к библиотечному фонду и, морщась от недовольства, приняла от меня взамен УК учебник международного частного права, которым были завалены все магазины.
Свой личный экземпляр Уголовного кодекса я хранил как зеницу ока и никогда не оставлял его без присмотра. Выходя из кабинета, закрывал книгу в сейф, а на все просьбы дать ее хотя бы на время отвечал отказом.
В среду, во второй половине дня, я достал из сейфа Уголовный кодекс и развернул его перед Сергеем Веселовым, доставленным для допроса.
– Давай почитаем эту книгу вместе, – предложил я. – В ней 269 статей, но нас с тобой интересует только одна – статья 144 – кража личного имущества граждан. В этой статье четыре части. Третья и четвертая нам не подходят, а вот вторая – в самый раз! Читай: «кража личного имущества граждан, то есть тайное хищение имущества». Тайное – это значит, что никто не видит, как ты совершил преступление. К примеру, хозяйка спит, а ты у нее из коробочки серьги спер. Читаем дальше: «кража, совершенная группой лиц, причинившая значительный ущерб потерпевшему». Перевести? Группа лиц – это ты в сговоре с Лапшиной, а «значительный ущерб» – это две тысячи рублей, сумма, в которую мать Луизы оценила похищенные тобой и Лапшиной бриллиантовые серьги.
– Я ничего не брал, никаких бриллиантовых сережек в глаза не видел, – насупившись, заявил Веселов, – вы меня своими ментовскими штучками не проведете и кражу на меня не повесите. Знаю я, как вы преступления раскрываете. Мне пацаны рассказывали, как в милиции показания выбивают.
– Было бы кого бить, – усмехнулся Горбунов.
– Бить никого не надо! – возразил я. – Слово всегда сильнее грубой силы. Продолжим! С Уголовным кодексом тебе все понятно? Ах, да, самое главное я упустил! Суть ведь не в деянии, а в наказании! Давай посмотрим, что за групповую кражу дают. Вот, читай: «от двух до семи лет лишения свободы, с конфискацией имущества». Имущества у тебя никакого нет, конфисковывать у тебя нечего, так что получишь ты только лишение свободы – годика три колонии общего режима. Суд учтет, что преступление ты совершил в первый раз, характеризуешься по месту учебы и жительства положительно, и даст трешку, чтобы другим неповадно было. Лапшина отделается легким испугом. Ей, как женщине, дадут «условно». В зале суда вы проститесь. Тебя уведет конвой, а ее – мама с папой.
– Я ничего не брал… – начал было заученную песню Веселов.
Но я перебил его:
– Спору нет, ты – самый честный человек в Сибири, но давай почитаем дальше. Вот еще интересный документ – заключение дактилоскопической экспертизы. «Отпечатки пальцев рук на прикроватной тумбочке и на коробке в выдвижном ящике оставлены Лапшиной Татьяной». Помнишь, у вас в Центральном РОВД отпечатки пальцев брали? Так вот, пальчики твоей любимой подруги Тани совпали с отпечатками пальцев на коробочке, где лежали бриллиантовые серьги.
– Так это же ее пальцы… – растерянно пробормотал Веселов.
Но я не собирался давать ему возможности опомниться:
– Ее пальцы – не твои, но в комнате Луизы вы были вместе. Посмотри, вот показания Чистякова Андрея, Чистяковой Елены, вот показания Долженко: они все утверждают, что ты и Лапшина уединялись в спальне Луизы.
– Чистякова с Долженко раньше нас в спальню ушли! – ухватился за спасительную соломинку Веселов. – Может быть, это они серьги украли, а на нас сваливают.
– Может быть, они, но сидеть придется тебе. На коробочке пальчики-то Лапшиной, а не Чистяковой. Вот такие дела, братец! – Я повернулся к Горбунову: – Веди его в «клетку», а я пока протокол задержания заполню.
– Наручники в «клетке» снять?
– Конечно, снять! Мы же не зверье какое-то. Мы невинных младенцев резиновым шлангом по почкам не бьем, у нас свой метод.
– Подождите, какая «клетка»! – изумился Веселов. – Вы что, даже допрашивать меня не будете?
– Зачем? – пожал я плечами. – Чтобы послушать твое вранье?
– Я могу все рассказать…
– На суде расскажешь! – жестко отрезал я. – Как завещал великий Глеб Жеглов: «Вор должен сидеть в тюрьме!» – Подражая великолепному Владимиру Семеновичу в роли лучшего сыщика послевоенной Москвы, я с силой хлопнул по столу, ткнул пальцем в сторону Веселова и провозгласил: – Ты – вор! Вина твоя доказана. Отпечатки пальцев рук – непоколебимое доказательство. Веди его, Иван!
– Я никуда не пойду, – вцепился в трубу отопления Веселов. – Пока вы меня не выслушаете, я с места не встану.
– Руки разожми, сволочь! – закричал я. – Ты сейчас ожог ладоней получишь и будешь утверждать, что мы тебя каленым железом пытали.
– Андрей, – подскочил к задержанному Горбунов, – может, послушаем его? Паренек-то на вид порядочный. Может, эта стерва Лапшина его с толку сбила, а он вовсе не хотел серьги воровать.
– Она, она во всем виновата! – подхватил идею Веселов. – Я ни денег, ни сережек в глаза не видел. Она все украла.
Веселов разжал руки, подул на ладони.
– Сильно обжег? – участливо спросил Горбунов.
– В тюрьме вылечат, – пресек я начинающееся сюсюканье. – Мазью намажут – все пройдет.
Веселов еще раз подул на руки и спрятал их под стол.
– Ваня, – продолжил я, – ты за него заступаешься, а ведь он опять врет и не краснеет! Скажи мне, Веселов, куда Лапшина похищенные серьги спрятала, если на ней была одежда без карманов? Она что, в плавки коробочку с бриллиантами спрятала?
– Там не было бриллиантов, только деньги, – возразил задержанный. – Никаких сережек в тумбочке не было.
– Ну и что, какая разница? Куда бы Лапшина деньги спрятала? В лифчик?
– Мне отдала, – выдохнул поверженный Веселов. – У нее действительно карманов не было, деньги я забрал и уже потом, в милиции, незаметно вернул ей.
Мы с Иваном переглянулись.
– Ловко вы дельце провернули! – догадался я. – Вас, парней, в Центральном РОВД обыскали, а у девушек только карманы проверили. Вас мужчина обыскивал? Разумеется, в лифчик к Лапшиной он не заглянул, постеснялся. Ну, что же, Сергей, начал ты с правильной ноты, и я готов выслушать тебя. Но если ты соврешь мне хоть слово…
– Я всю правду расскажу, никого покрывать не буду! – обрадовался Веселов.
– Иван, сними с него наручники. Я даю товарищу Веселову один шанс, и если мне его рассказ понравится, то я подумаю: ломать парню судьбу или научить его, как стать свидетелем по делу. Итак, я слушаю.
– Мы с Танькой… это… – сбивчиво начал свидетель. – Мне про все рассказывать?
– Твои сексуальные приключения нас не интересуют. Начни с застолья. Зачем вас Каретина собрала? О новой студии поговорить?
– Типа того, – усмехнулся разом осмелевший Веселов. – Там все дело в портрете было. Расскажу – не поверите.
Я с невозмутимым видом потянулся за сигаретами. Ни Горбунов, ни задержанный не заметили, как я внутренне возликовал: «Вот оно, попадание в десяточку! Вот она, вершина профессионального мастерства. Чутье не подвело меня. Ключ к разгадке событий в квартире Каретиной находится у Веселова. Теперь главное – не спешить. Пусть Веселов, как сказочный Буратино, откроет нам дверь, а мы посмотрим, что там спрятано».
– Весной прошлого года Осмоловскому поступил необычный заказ, – продолжил Веселов. – Какой-то мужик с Кавказа попросил нарисовать ему голую пионерку в эротической позе. Луиза как модель для такого дела не подходила – у нее грудь уже не пионерская, а деньги на кону стояли немалые. Луиза и Осмоловский решили заказ не упускать и уговорили позировать кого-то из знакомых Каретиной. Кого, я так и не узнал.
– Погоди, – я решил сразу же уточнить сомнительные моменты, чтобы потом не упустить главного. – Разве Осмоловский не мог нарисовать абстрактную девушку или взять за образец ранние картины с Луизой?
– Заказчик же не дурак, он понимал, что его могут кинуть с натурой. Как условие оплаты он потребовал предоставить фотоснимок модели, но не простой, а композиционный – обнаженная девушка-модель должна стоять рядом со своим портретом. При таком раскладе никакой обман невозможен.