Я кивнул на диван. Вдвоем мы отодвинули его, и я забрал шприц.
– Уходим! – скомандовал Федор.
– Одну секунду! – попросил я. – Хочу проверить кое-что.
Садыков запротестовал, но я не стал его слушать и метнулся в кабинет, к портрету девушки с фламинго.
«У Луизы оставались негативы и фотографии, где она позирует у портрета голой пионерки. Лучшего места для хранения конверта с фотографиями, чем оборотная сторона полотна, не придумать. Я бы туда их спрятал».
Однако на оборотной стороне портрета Каретиной ничего не было.
– Андрюха, – начиная злиться, зашипел Садыков. – Уходим, мать твою, уходим, пока не спалились!
– Один шанс, на удачу! – попросил я.
С книжной полки я взял первый попавшийся том Жюля Верна, перевернул его корешком вверх, распушил страницы. К моим ногам выпала фотография. Не рассматривая, я сунул ее в карман и поспешил за Федором на выход.
Прикрыв дверь в квартиру, никем не замеченные, мы вышли из подъезда, повернули на тропинку к проспекту. Навстречу нам попался парень, показавшийся мне знакомым.
«Оба! Так это же опер из отдела Садыкова, – опознал я незнакомца. – Плотно Федя место преступления перекрыл. Случайным ворам у Каретиной не поживиться».
У телефона-автомата мы остановились. Садыков пробормотал: «Если хочешь что-то сделать хорошо, сделай это сам». Он набрал «02», обернул микрофон платком, дождался ответа и прогнусавил в трубку:
– Милиция? Тут квартира открытая стоит, не ровен час, обворовали кого-то. Кто говорит? Дед Пихто. Вы адрес записывать будете?
Повесив трубку, Федор достал микрофон рации, запросил «первого». Связь проходила нормально.
– Каретина на работе, – пояснил Садыков условный ответ. – Пора узнать, не случилось ли что на вверенной мне территории.
Он бросил в монетоприемник двушку, набрал номер дежурной части Центрального РОВД.
– Это Садыков, – по-хозяйски представился он. – Как у нас дела? Что нового в районе? Кража? Где? Немедленно высылай опергруппу. Я туда подскочу минут через пять… Эксперта-криминалиста обязательно в состав группы включи, а собаку, по-моему, не надо… Что, городское управление собаку на место происшествия направило? Пусть поработает, может, что найдет…
– Пока! – попрощался я с Федором и поспешил на остановку – сбивать служебно-разыскную собаку со следа.
Садыков, дождавшись приезда следственно-оперативной группы, оставил на заднем сиденье автомобиля с таинственным «братом» за рулем чемоданчик с криминалистической аппаратурой и только после этого поднялся к Каретиной. Следом за ним прибыл проводник с овчаркой по кличке Бета. Служебно-разыскная собака, обнюхав пол в квартире, уверенно потащила проводника к Садыкову.
– Привет, милашка! – присел перед ней Федор. – Родню почуяла?
Овчарка обнюхала Садыкова. От него пахло рай- отделом: прокуренными кабинетами, служебными бумагами, оружейным маслом и еще много чем, показавшимся собаке родным. Бета гавкнула на Федора и потащила проводника по следу второго преступника. Не доходя до оживленной улицы, она закружилась на месте, потеряла след и виновато села на краю тротуара. Проводник ласково потрепал овчарку по загривку:
– Все в порядке, Бета! Ты умница. Поехали в питомник. Нам тут больше делать нечего.
В рапорте по результатам работы на месте происшествия проводник служебно-разыскной собаки написал: «Восточноевропейская овчарка по кличке Бета уверенно взяла след преступника и довела от места квартирной кражи до остановки общественного транспорта. Дальнейший розыск преступника был прекращен ввиду полного отсутствия запаховых следов».
Вечером позвонил Садыков:
– Прикинь, какое странное происшествие: кто-то залез в квартиру к Каретиной, но ничего не украл. Диван, сволочи, с места сдвинули и вещи в шкафу какой-то гадостью обрызгали. Хозяйка – в экстазе. Ей теперь замки на входной двери менять, а мужика в доме нет, придется со слесарем из ЖКО договариваться.
– У нее нет никаких предположений, кто бы это мог быть?
– Она на конкурентов по модельному бизнесу грешит. Не зря, говорит, они мне лучшее платье испортили. И еще, прикинь, Каретина мнительной оказалась. Я только заикнулся, что вещи могли ядом обработать, так она их тут же мне всучила и потребовала на экспертизу отправить. Так что платьишко у меня лежит, атмосферу отравляет.
– Ты поосторожнее будь, – предупредил я коллегу. – В модельном бизнесе нравы жестокие. Надышишься всякой дрянью, выйдешь из строя, с кем я буду убийство Луизы раскрывать?
– Сейчас, погоди…
Садыков отодвинул трубку и сказал кому-то, вошедшему в кабинет:
– Вещи из квартиры не пропали, так что вынеси постановление об отказе в возбуждении уголовного дела… Ну и что, что платье какой-то гадостью облили? Постирает – как новенькое будет. Алло, алло, Андрей! – вернулся он к разговору. – У тебя по Каретиной ничего нового нет? Как появится – звони, я ждать буду.
Для уточнения деталей я вызвал Чистякову Елену.
– С максимальной точностью расскажи, во что были одеты гости Каретиной.
– С себя начать или с Луизы? – нисколько не удивившись, переспросила она.
– Начни с Кутиковой.
Девушка пожала плечами: с нее так с нее.
– На Кутиковой были практически новые индийские джинсы «Стейтон», с подковой на этикетке. Их распространяли среди передовиков производства на заводе «Строймаш» и в НИИ машиностроения. Госцена – семьдесят рублей, на базаре стоят около сотни. Джинсы не престижные, вытираются плохо. Одним словом – ширпотреб, подмена настоящей «фирмы» на индийскую жвачку. Батник на Кутиковой был знатный, но не новый…
Так же подробно она описала Лапшину, Веселова, Долженко, покойную Луизу и своего брата. Для всех у Елены нашлось колкое замечание.
– Долженко напялил на себя джинсы старшего брата «Супер Пэрис». Старье с замками внизу штанин. Вы видели такие джинсы с замками? Из них можно «бананы» делать. Когда я училась в школе, это был писк моды, а сейчас – отстой, хлам. Ими только ворон пугать.
– Помнится, «Супер Пэрис» на базаре стоил триста рублей. Я хорошо запомнил цену, так как у меня мать в 1983 году получала сто десять рублей. Две получки бы на одни джинсы не хватило.
– Так это когда было! Три года назад. Мода быстро меняется. Сейчас вся продвинутая молодежь «варенки» носит, а всякие там «пирамиды» уже не в цене.
– Перейдем к Шершневой. Во что она была одета?
– Как всегда, в безвкусный хлам. На ней была цветная блузка старушечьих расцветок и черная юбка на резинке. Бедра-то у Вали как у взрослой женщины, вот она и не может носить обтягивающее. Юбка-карандаш на нее не налезет.
– Я не силен в моде для пожилых женщин. Объясни, что значит «старушечья» расцветка?
– Темный фон, на нем яркие цветы: алые маки, розы и голубенькие цветочки, не знаю, как называются.
– Опиши подробно ее юбку.
Чтобы не вызвать подозрений, я во время допроса специально останавливался на одном из предметов гардероба каждого из участников вечеринки. Если Чистякова, проанализировав мои вопросы, попытается понять, кто именно из гостей меня интересует, то у нее ничего не получится, или она утвердится в своем мнении, что я подозреваю в убийстве Кутикову.
– Давайте я лучше нарисую, – предложила девушка.
Уверенно и быстро она нарисовала юбку Шершневой в двух проекциях: вид спереди и вид сзади.
– Елена, ты талант! – похвалил я. – Тебе надо в модельеры идти, а ты в художники-оформители подалась.
– На модельера надо в институт поступать, а у меня нет никакого желания пять лет на учебу тратить. Как я юбочку нарисовала? Все детали отметила.
Девушка улыбнулась. Был бы я помоложе, покраснел бы от такой многозначительной улыбки. Но годы работы в милиции научили меня прятаться под панцирь безразличия. Внешне я остался невозмутимым и слегка задумчивым, а про себя подумал: «Если бы мне надо было временно изолировать не Кутикову, а Чистякову, сделать это было бы проще простого. Позвал бы ее к себе, она бы с радостью согласилась, проверила бы на практике: как оно – со взрослым мужчиной живется?»
– Теперь давай обсудим твой наряд, – с легкой поддевкой сказал я.
– Отстой, – сразу призналась Чистякова. – Ни одной фирменной вещи на мне не было – вот что значит родиться в пролетарской семье! Все люди как люди, а я в перешитых тряпках пришла. Вельветовую юбку мне мать из старого халата выкроила. Представьте, были когда-то времена, когда в магазинах вельветовые банные халаты продавали, и их никто не брал. Чтобы совсем не позориться, я на эту юбку аккуратненько пришила кожаную этикетку от джинсов «Шериф». Получилось классно! Если к строчкам на этикетке не присматриваться, то можно подумать, что у меня юбка с базара. С кофточкой было труднее, но я на нее пуговицы с рубашки брата перешила, и она стала похожа на фирменную.
– Брат не возмущался, что ты его вещь испортила?
– Он был в ярости, с кулаками набросился, но я успела закрыться в ванной и через дверь пообещала ему, что застучу родичам, когда он в следующий раз ночью пьяный придет, и он успокоился. Рубашка у брата была не совсем фирменная, но пуговицы у нее – классные. Брат, кстати, хотел ее продать – она ему была маловата, но не успел. Как говорится, в большой семье клювом не щелкай!
Чтобы совсем запутать Чистякову, последний вопрос я задал о Волкове.
– Паше на шмотки было наплевать. Если бы он захотел, родители бы его одели по высшему разряду, но Волкову это было не надо. Он в обычных брюках ходил, как мужик сорокалетний.
Почти инстинктивно я захотел посмотреть под стол, на свои ноги, но сдержался. Чистякова уловила мой несостоявшийся порыв, но расценила его по-своему.
– Вам бы вареные джинсы подошли. Я знаю магазин, где кооперативные вещи продают. Хотите, вместе сходим?
– Не хочу. Мне не нравятся протравленные хлоркой штаны.
– Вы что, «варенки» – это реально писк моды.
– Я не мышь, пищать не умею.
Поблагодарив свидетельницу за ценные советы по обновлению моего гардероба, я проводил Чистякову до выхода из райотдела и занялся текущими делами. Вечером с задания вернулись Горбунов и Далайханов. Я положил перед ними рисунок Чистяковой.