– Мы могли бы изъять опиум у Кайгородова из носка, – напомнил вчерашние события Киселев.
– Спору нет, могли, только зачем? Кому бы лучше от этого стало? Нас бы за задержание наркомана никто не похвалил, наоборот, претензии бы высказали, что мы вместо раскрытия краж и грабежей легкие «палки» рубим, процент раскрываемости на ровном месте делаем. Наркоманов задерживать ума много не надо. Поезжай к «цыганскому аулу», поставь автомобиль у автобусной остановки в начале улицы и жди. Любой прохожий, кто остановится у цыганских домов и пойдет назад, будет иметь при себе или опиум, или марихуану. Все знают, где продаются наркотики, но никто всерьез сбытчиками не занимается.
– План по раскрываемости преступлений делают? – попробовал догадаться Киселев.
– Есть такой грех! Машиностроительный РОВД, когда план по общей преступности вытянуть не может, устраивает облаву в «цыганском ауле» и выравнивает показатели, но это скорее частности, а не правило. Ты не задумывался, почему в наркологических диспансерах разом исчезли лекарства?
– Разруха в стране. Сейчас не только в наркологии лекарств нет.
– Исчезновение лекарств для лечения наркомании – явление того же порядка, что и табачный кризис прошлого года. Ты не куришь и мог не заметить, как сигареты исчезли из продажи во всех магазинах одновременно по всей стране. Люди окурки на улицах собирали. В газетах инструкции печатали, как из рассыпного табака самокрутки крутить. С табачным кризисом все более-менее понятно: его организовали враги советской власти. Народ, озлобленный отсутствием курева, во всех бедах обвинял коммунистов и свержение советской власти воспринял как избавление от ненавистного правительства, оставившего страну без сигарет. А что с лекарствами? Они-то почему исчезли? Не знаешь? Я расскажу. Нашу страну захлестнула наркомания. Число наркоманов-потребителей растет с каждым днем. Как с этим бороться? Арестовывать всех подряд? Забить тюрьмы и зоны наркоманами не проблема. Вопрос в другом: что потом с ними делать? Они ведь после освобождения употреблять наркотики не бросят. Принудительно от наркомании вылечить невозможно, перекрыть каналы поставок опиума в Россию из Средней Азии – нереально. Где же выход из сложившейся ситуации? Нигде. Выхода нет, но выход есть. Кто-то в правительстве решил пойти по пути наименьшего сопротивления и фактически разрешил наркоманию, но с одним условием – это будет путь в один конец. Оставшиеся без «омоложения» наркоманы будут вынуждены постоянно увеличивать дозу, пока не вымрут от передозировки. Тот же Кайгородов без лечения протянет не больше года и умрет в каком-нибудь притоне от передозировки или некачественного опиума. Оставив «ляпку», я подтолкнул Жекасю к могиле. Но что было бы, если бы мы его арестовали? Тогда Кайгородов отправился бы в зону года на три. Там бы его кормили, поили, одевали-обували, обучали рабочей профессии. Три года он бы сидел на шее у государства, вышел и снова взялся бы за старое: начал бы колоться, грабить и воровать. Что лучше: избавить общество от Кайгородова сейчас или продлить его никчемное существование на несколько лет? Я – за негуманный подход к делу. Если наркоманов нельзя вылечить, то им надо дать возможность самоликвидироваться и исчезнуть как массовое явление.
– Если эти наркоманы вымрут, то разве новые не появятся?
– Все зависит от обстановки в стране. Если экономика восстановится и у народа появится надежда на стабильность, то число наркоманов сократится само по себе. Если мы и дальше продолжим движение в пропасть, то вымрут не только наркоманы, но и мы вымрем.
– Я вчера сидел в приемном покое с Кайгородовой, она…
Киселев замялся, не зная, как бы задать вопрос, не показывая личной заинтересованности. Ефремов понял, о чем он говорит, и ответил, не дослушав вопрос до конца:
– Елену Кайгородову поставят на ноги. Пока она нам будет нужна, мы будем контролировать ее, а после проведения следственных действий она выйдет из-под нашей опеки и продолжит колоться. Кайгородова – хроническая наркоманка. Женщины, излечившиеся от опийной зависимости, – великая редкость.
«Это ты так считаешь, – подумал Киселев. – У тебя что ни оступившийся человек – то неисправимый преступник, место которому на кладбище. Захочет Кайгородова – и бросит колоться. Ей надо помочь встать на ноги, избавиться от брата, от дружков, и тогда она выздоровеет и будет обычной девушкой».
Чтобы заполнить неловкую паузу, Киселев спросил первое, что пришло на ум:
– Во втором притоне наркоманы пили спиртное. Разве так может быть, чтобы человек и кололся, и пил?
– В хронической стадии наркомании наступает толерантность – состояние, когда человек не испытывает после приема наркотиков чувства эйфории. Для опьянения ему надо или перейти на другой вид наркотиков, или начать употреблять спиртное.
Ефремов достал сигарету, прикурил.
– Теперь последнее, что я хотел тебе сказать, – продолжил он. – Ты видел притоны и их хозяев. Эти люди не платят за квартиру, нигде не работают и не будут работать. Выселить их из занимаемой жилплощади на законных основаниях нельзя. Новое жилье в нашем городе не строится. В очереди на квартиру можно простоять много лет. Да что говорить! Комнату гостиничного типа получить невозможно. Молодые семьи не могут завести детей, так как им негде жить, и в то же самое время в нашем городе полным-полно притонов. Где здравый смысл? Почему молодые семьи должны ютиться по съемным углам, когда…
У Ефремова на столе зазвонил телефон.
– Это я, – раздался в трубке голос Федосеевой. – Ты не занят?
– Подожди минуту. – Игорь прикрыл микрофон ладонью. – На сегодня – все! Счастливого Нового года!
– Я могу проведать Кайгородову после праздников? – поспешно спросил Киселев.
Игорь кивнул, дождался, пока Киселев выйдет, и вернулся к разговору.
– Ты с кем Новый год встречаешь? – спросила Марина.
– Работаю. В праздничную ночь я буду мотаться по городу, преступления раскрывать.
– А после Нового года? Может, встретимся в субботу или в воскресенье?
– Числа до десятого я буду занят. Работы накопилось – невпроворот, голову поднять не успеваю, как новые задания сыплются. Давай поступим так: как только я освобожусь, заеду к тебе в кафе, и мы договоримся о встрече.
– Хорошо, – согласилась Федосеева, пожелала удачи в новом году и положила трубку.
«За двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь, – подумал Ефремов. – В новом году я делаю ставку на Оксану».
Федосеева, закончив разговор, протянула беспроводной телефон стоящему рядом вьетнамцу, глубоко вздохнула, посмотрела на Ханойского Джо.
– Теперь ты отпустишь меня домой? Мне надо переодеться и ехать в гости.
– Твои планы изменились. Новый год ты будешь встречать со мной.
– Мне все равно надо заехать домой и переодеться.
– Зачем? – удивился Джо. – Ты вполне прилично выглядишь. Не хуже, чем в прошлый раз.
– Есть такая примета: как Новый год встретишь, так его и проведешь… Тьфу, черт, что попало получается.
– Продолжай, – потребовал Джо. – Встретишь Новый год со мной… Что дальше?
– Я могу переодеться к празднику? Я – женщина, я хочу в новогоднюю ночь быть красивой…
– …даже если эту новогоднюю ночь придется провести с тобой, – продолжил мысль вьетнамец.
Джо отдал команду на родном языке. В комнату внесли два бумажных подарочных пакета с ручками.
– Здесь всякие вьетнамские и китайские диковинки, – пояснил Джо. – Подаришь родителям, скажешь, что с великим трудом через знакомых достала. Переоденешься, заедешь к знакомым, сообщишь, что планы поменялись, и вернешься назад. Да, вот еще что!
Джо сунул руку в карман джинсовой куртки, достал пачку пятисотенных купюр.
– Это тебе на мелкие расходы. Прическу сделать или милую безделушку в подарок купить. Машина во дворе, до вечера она в твоем распоряжении. Водитель – полукровка, на вьетнамца не похож. Если возникнут вопросы, скажешь, что у него отец – бурят, а мать – русская. В гостях сильно не напивайся, а то испортишь мне праздник.
Марина подхватила пакеты и поехала домой.
19
Пока Федосеева ездила в город, Ханойский Джо обдумывал план. Мысли его летали по времени и пространству: на месяц вперед и на год назад; в Хошимин, Москву и даже Прагу, где с каждым днем разрасталась и приобретала влияние вьетнамская диаспора. Намотав с десяток кругов по огромному заброшенному цеху, Джо вызвал Квана, своего неформального заместителя, Бао – специалиста по электронике, Чанга и Тао, исполнителей тайных поручений.
– Этой ночью поработаем! – объявил Джо. – Приготовьте аппаратуру, транспорт, отмычки, маски, неприметную одежду и оружие. Кван, близится русский Новый год. Я хочу встретить его в приличном месте.
– Джо, тебя узнают в любом ресторане. Где бы ты ни появился, все внимание тут же будет приковано к тебе.
– Придумай что-нибудь! Только бороду мне приклеивать не надо.
– Костюмированный бал-маскарад в ресторане «Прибой» подойдет? Могу послать переводчика, он закажет столик в кабинке, не придется всю ночь в маске сидеть.
– Действуй!
Марина вернулась в мрачном настроении.
– Все пошло наперекосяк! – сказала она. – По дороге я посчитала деньги, что ты дал, и велела заехать в комиссионный магазин, договориться насчет шапки. В этой комиссионке на прошлой неделе выставили на продажу шапку из черно-бурой лисы с длинными ушами. Писк моды, просто прелесть! Я прикинула, что если мне немного добавить, то на шапку как раз хватит. И что ты думаешь? Шапка на месте, а цена указана не в рублях, а в СКВ[50]. Вчера, буквально вчера, ценник был в рублях, а сегодня уже в «у.е.». И в два раза дороже!
– Ничего удивительного! Инфляция обесценивает рубль каждый день. Продавцам надо на что-то ориентироваться, вот они и переводят цены в доллары. Если падение покупательной способности рубля не остановится, то или ценники будут с пятью-шестью нулями, или все товары переведут в СКВ. Хлеб и молоко будут за рубли продавать, а колбасу – за доллары.