— Например, «В джазе только девушки».
— Серьезно?! — воскликнула Валя. — Это твой любимый фильм?
— Ты же про режиссера спросила, а не про фильм…
— Но если он снимает такое, то…
Я приподнялся на локте:
— Погоди, а что ты имеешь против «В джазе только девушек»?
— Это же безвкусица, — не моргнув глазом выпалила Валя. — Мужики переодеваются в женщин!
— Ну да, конечно, — протянул я. — Вот то ли дело — старики тренируются под присмотром блондинки!
Валя в притворном гневе схватила подушку и двинула ею мне по голове.
106
— А вот «Все о Еве» мне в свое время очень приглянулся, — заметила Валя через некоторое время. — Я, может, даже из-за этого фильма захотела стать актрисой…
— Серьезно? — очень удивился я. — Тебе Бетт Дэвис так понравилась?
— Ты про актрису? Это которая Еву играла?
— Нет, наоборот. Другую. Ту, которая старше. Это она тебе приглянулась?
— Да нет, — покачала Валя головой. — Мне понравилась Ева.
— Ой, да перестань, — криво усмехнулся я.
— В самом деле, — убедительно сказала Валя. — Не понимаю, почему ты не веришь…
— Да потому что эта Ева… омерзительна, разумеется.
— Кому как, — пожала плечами Валя.
— Я понял, — сообразил я. — Ты снова строишь из себя циничную и вульгарную карьеристку.
— Зачем мне строить — я такая и есть. И даже, если хочешь знать, горжусь этим.
— Опять началась какая-то дешевая достоевщина, — недовольно протянул я.
— Дешевая?! — возмутилась Валя.
— Ну хорошо — дорогая. Дорогая достоевщина. Так тебя устраивает?
— С тобой вообще нельзя быть откровенной, — надула Валя губы.
— Да ты особо и не пытаешься, — парировал я. — То ты одна, то другая… Все что-то играешь. Впрочем, ты актриса, и это закономерно.
— А ты хоть раз попытался увидеть во мне не только актрису? — При этих словах Валя вскочила с кровати и продолжила разговаривать со мной стоя. Я же лежал в прежней расслабленной позе.
— Я много чего в тебе вижу, — сказал я, попытавшись дотянуться до Вали рукой. Она, однако, увильнула от моего прикосновения.
— Не актрису и не подстилку, — завершила она свою мысль.
— Фи, как грубо, — поморщился я. — Уж поверь, я даже никогда не думал о тебе в таких терминах.
— А в каких думал?
— В положительных, в положительных, успокойся только…
— Циничная, наглая и какая там еще карьеристка — это, по-твоему, положительно?
— Ну ты же сама себе это приписываешь.
— Я ничего не приписываю, я пытаюсь… пыталась сказать о себе что-то честное. А ты сразу…
— Ну хорошо, хорошо. — Я сел на кровати и взял с тумбочки сигареты. — Скажи о себе по-честному. А я внимательно послушаю.
— Да я уже расхотела.
— Почему же?
— Потому что ты, как я поняла, посчитаешь меня омерзительной.
— Ну что за глупости, — сказал я, закуривая.
— Но Ева из фильма — она же тебе омерзительна!
— Но ты ведь не Ева.
— Я — такая же!
— Да перестань ты…
— Вот видишь! — крикнула Валя. — Не успею я рта открыть, ты говоришь: «Перестань»!
— Мне кажется, это какая-то злая шутка… Ну вот заговорили зачем-то об этом старом фильме про беспринципную актерку… Ты-то здесь при чем? Или я должен сделать вывод, что ты спишь со мной ради карьеры?
— А ты думал — ради твоих прекрасных глаз?! — выпалила Валя. Собственные ее глаза сверкали неподдельной злостью и оттого были не так прекрасны, как обычно.
— В таком случае можешь убираться, — холодно сказал я.
— С удовольствием, — решительно бросила она.
И удалилась. В ванную комнату. Почти как в ранней юмореске Чехова.
107
«Какая глупая ссора!» — с досадой думал я, лежа на спине, куря и слушая приглушенный шум воды из-за закрытой двери ванной комнаты.
Ссоры, впрочем, всегда глупы. Но эта сегодняшняя просто какая-то… совсем нелепая.
Что она вообще вечно пытается мне сказать, на что намекнуть? Что я ей нужен только для карьеры, а вне этого плевать она на меня хотела?..
Да о чем это я, она именно это сегодня и сказала. Без всяких намеков. Но зачем? В порыве ссоры? Единственно затем, чтобы уязвить меня?..
Но это меня не уязвило — вот какая штука. Я удивляюсь сам себе. Вернее, не то чтобы удивляюсь. Я с самого начала знал, что к ней у меня не появится никаких подлинных чувств. Потому что в душе я всегда был убежден: Валя — не Варя. Не может быть ею.
Однако кто такая эта Валя? Что я знаю о ней?
А что я знал о Варе? Ведь с ней я провел даже меньше времени, чем уже успел провести с Валей. Но то — «Варино» — время было таким насыщенным, что… что проведи я с Валей хоть всю оставшуюся жизнь, бесконечное «Валино» время никогда не затмит короткое, словно миг, время Вари…
Я встал с кровати, прикурил новую сигарету и стал прохаживаться по квартире. На душе было как-то гнусно. Не из-за ссоры — что мне эта ссора? Скорее, из-за перспективы всю жизнь провести с бледной Вариной копией, постоянно тоскуя об оригинале…
Но почему, собственно, бледной? Объективно говоря, Валя в чем-то ярче. Варя куда умереннее — с ней как раз немыслимы были никакие такие ссоры… Неужели именно этого мне надо? Тихого спокойствия, приглушенных красок…
Я прислушивался к ровному шуму воды. Не утонула бы она там. С нее станется. Назло мне — возьмет и утонет. Что же это получится? Одна погибла от высоты, другая — от воды… Снова поползут слухи. Ни одна девушка больше не захочет связаться со мной. А то что ее в самом деле ждет? Какая еще плачевная участь? Попасть под машину? Убиться током? Сгореть в огне?..
Брр, опять я расфантазировался. Хорошо, что никто не слышит подобных мыслей… От них даже самому жутко и страшно за свой рассудок. Что же сказали бы посторонние?..
Итак, Валя в ванной. Обиделась на меня и заперлась. Я снаружи. Слоняюсь по квартире и курю. Как тигр в клетке. Курящий тигр… Сколько же еще меня ожидает таких минут, часов, дней? Безысходность, безысходность… Не лучше ли запереться на студии — и снимать, снимать… А еще лучше — монтировать, монтировать… Да, признаться, монтаж вдохновляет меня куда больше пресловутых съемок. Я все-таки по складу своему анахорет, затворник, мизантроп даже. С людьми я работаю через силу, из-под палки. Заставляю себя. С пленкой — другое дело. Только в монтажной я расслабляюсь, отдаюсь творчеству, забываю обо всем на свете. Пожалуй, я не совсем прирожденный режиссер. Даже и совсем не прирожденный. А вот прирожденный монтажер — это, может статься, вполне и про меня… Не кочегары мы, не плотники, а мы монтажники-высотники… Не режиссеры мы, не операторы, а монтажеры мы да конспираторы… Почему конспираторы? Потому что все анахореты — всегда скрытные, всегда конспираторы…
Конспираторы, комбинаторы… Великие комбинаторы. Остапы Бендеры мы да комбинаторы…
Тут взгляд мой упал на брошенную в коридоре Валину сумку. Может, посмотреть, что у нее там?
Поначалу эта мысль меня ужаснула. Никогда в жизни я не позволял себе ничего подобного и не думал о том, чтобы позволить. Ни разу моя рука не погружалась в чужую сумку, чужой портфель, ящик стола… Хотя любимым героем всегда был Остап Бендер, я отнюдь не обладал его беззастенчивостью и легким отношением к нечистоплотным поступкам. Шарить в чужой сумке — как это вообще? Даже не с целью что-то украсть, а просто проверить. Удовлетворить любопытство. Нет! Это неприемлемо. Никогда и ни за что в жизни я ничего подобного не сделаю.
И тут рука моя, словно помимо моей воли, погрузилась в Валину сумку. Я сморщил физиономию от отвращения к самому себе, а пальцы вслепую ощупывали чужое содержимое. Что там? Да всякая дрянь, конечно. Помада, косметичка, мелочь, бумажки, конфеты… Так, а это что? Ключ? Ключ.
Что-то дрогнуло у меня в сердце, когда я нащупал ключ. Я тотчас вытащил его наружу и внимательно осмотрел. Ну да, конечно. Я узнал бы его из тысячи. Точно такой же был у Вари. Ключ от ее квартиры. От квартиры Волнистого.
Я сунул ключ обратно и в изнеможении сел на пол рядом с сумкой.
Что же это такое? Еще одно чудовищное совпадение? А может, в этой сумке что-то еще?..
На этот раз я вынес сумку в комнату, прямо под горящую люстру. И теперь осматривал содержимое не только на ощупь, но и воочию. Я осмотрел все, что там было. В общем, ничего особенного. Если не считать…
Я вернул сумку на место, а сам сел на диван с двумя сжатыми кулаками.
Я разжал один кулак и посмотрел на раскрытую ладонь. На ней лежал ключ от квартиры Волнистого.
Я разжал второй кулак и перевел взгляд на другую раскрытую ладонь. На ней лежала маленькая серебряная фигурка лебедя.
108
Не знаю, сколько я просидел на месте с двумя сжатыми кулаками. Очнуться от прострации меня заставила внезапно наступившая тишина в ванной.
Услышав эту тишину, я сунул кулаки в глубокие карманы штанов. Там я разжал пригоршни и вытащил наружу освобожденные ладони. Казалось, они горели.
Валя выпорхнула из ванной — вновь беззаботная и беззастенчивая.
Подбежала ко мне в чем мать родила и взъерошила мне волосы:
— Ладно, успокойся, я с тобой не ради карьеры. Я бы не смогла так притворяться. И так долго.
— А могла бы ты притворяться… другим человеком? — через силу произнес я, не поднимая на нее глаз.
— Только перед камерой, — невозмутимо отвечала Валя. — Перед камерой, на сцене… В жизни — нет. Да и зачем мне это надо?
— Действительно, — загробным голосом прогудел я. Прямо как Вий с его «Поднимите мне веки»…
— Ну хватит, не злись, лучше иди сюда. — Валя проговорила это уже с кровати.
Я нехотя повернул голову. Она лежала в соблазнительной призывной позе.
— Да-да, я сейчас, — промычал я тем же неестественным голосом.
Затем аккуратно повесил на стул штаны, следя за тем, чтобы не звякнуло содержимое их карманов. Расстегнул рубашку и бросил ее сверху.
Подошел к кровати и одним махом, к недоумению Вали, нырнул под одеяло.