Тут вдруг я и почувствовал усталость. Да, надо поспать. Завтра будет тяжелый день.
Я снял ботинки и прилег на ту же застеленную кровать, которую успела слегка смять Валя.
Проснулся я без будильника (да и откуда ему было здесь взяться?), но довольно рано. Семь часов! Никогда не вставал в такое время по своей воле…
Сегодня же еще и съемка… Плевать. До съемки ли мне теперь? И пускай хоть весь день трезвонят мне на квартиру, пускай думают, что хотят…
Я встал и подошел к Вале. Тихий ангел. Уронила голову себе на грудь. Как она прекрасна все-таки. Почти так же, как Варя… Только почему «почти», спрашивается?..
А это что? Я наклонился к ее лицу вплотную — и увидел еле заметную струйку слюны, сочащуюся из уголка ее рта.
Ах ты, моя маленькая… Я взял загодя приготовленный платок и аккуратно вытер ей губы и подбородок.
Затем я приподнял ее голову, нежно разжал ей зубы и затолкал платок между ними. А вторым платком обвязал ее нижнюю половину лица, чтобы она не выплюнула первый платок. Кляп тоже вышел у меня что надо. Да во мне просто погибает прирожденный похититель и мучитель…
120
Так, ну, пожалуй, еще пару часов она точно не проснется. А если и проснется, то не развяжется. И не закричит. Поэтому я смело могу отлучиться…
Я спустился, сел за руль, закурил. Включил радио. И мгновенно узнал голос Аиды Ведищевой, эротически выпевающей:
Помоги мне! Помоги мне!
В желтоглазую ночь позови!
Видишь, гибнет, сердце гибнет
В огнедышащей лаве любви…
Вот это да! Никогда бы не подумал, что такое можно услышать в советском радиовещании… Это из «Бриллиантовой руки» ведь. Фильм еще не вышел, а песня уже крутится. Интересно, как ее воспринимают? Большинство наверняка — за чистую монету… Впрочем, по-настоящему хорошая пародия тем и ценна, что не все осознают ее пародийность.
С этими посторонними мыслями я быстро доехал до Школы-студии МХАТ.
Вышел из машины, подошел к крыльцу, присмотрелся к отдельным кучкам молодняка, прохлаждающегося на улице в ожидании начала занятий… Ага, кажется, Валю я видел с этими…
Я подошел к нескольким девушкам, о чем-то оживленно щебечущим между собой.
— Простите, — обратился я к ним, — вы знаете Валю Воскресенскую?
— Да, да, — дружно заговорили они. — А что такое?
— Я просто… хотел поговорить с ее… подругой… — Я ищущим взглядом посмотрел на них, ожидая, что они сами подскажут мне, кого я имею в виду. Это сработало.
— А, так вы, наверно, ко мне? — сказала одна из девушек.
— Да, наверно… Вы…
— Сердюкова. Нонна.
— Ну точно, да. Значит, я к вам.
— Ладно, девочки, я быстро, — обратилась Нонна к подругам, которые направились внутрь здания, жестами показывая ей, что время поджимает. — Вы от Вали? С ней все в порядке? — повернулась она ко мне.
— Да. Так, приболела немножко. Поэтому сегодня ее не будет…
— И вы приехали предупредить об этом?
— Ну да.
— Как мило с вашей стороны. Вы ведь Аркадий, правильно?
— Точно. Значит, Валя про меня рассказывала?
— Не всем, но я в курсе.
— Как я понимаю, вы вообще в курсе обо всех Валиных делах?
— Более или менее.
— И про ее сестру знаете? — непринужденно спросил я.
— Знаю, хотя и не видела ее.
— Угу. — Я был слегка разочарован. Если кто-то и мог видеть обеих сестер, то именно эта Нонна. Но, видно, такого человека просто нет на свете. — Не успели, значит, увидеть… — добавил я вслух.
— Что значит «не успели»? — не поняла Нонна.
— Но вы же знаете, что Валина сестра умерла?
Нонна коротко, но громко вскрикнула.
— О, господи! — схватилась она за грудь. — Я этого не знала. Когда?!
— Несколько месяцев назад.
— Этого не может быть. — Нонна замотала головой. — Как же так? Валя ничего мне не говорила…
— А что же она говорила?
— Что у нее сестра, что они с ней близнецы, что она тоже актриса… Я еще удивлялась: «Как это, — говорила, — две одинаковые актрисы будут?» А Валя мне отвечала: «Ничего, мы только внешне одинаковые, а так — очень разные…»
121
— Да уж, разные, — вздохнул я.
— Но почему же Валя мне не сказала? Почему? — Нонна даже схватила меня за руку повыше локтя.
— Видимо, не хотела вас расстраивать, — сказал я первое, что пришло в голову. Как ни странно, Нонну это успокоило.
— Да, это на нее похоже, — промолвила девушка, плавно отцепляясь от меня. — Она не любит говорить ни о чем неприятном и, наоборот, любит всегда выглядеть веселой. И у нее получается.
— Еще как, — поддакнул я.
— А скоро выйдет фильм с ее участием? — Глаза Нонны засверкали. Оторопь от плохой новости мгновенно сменилась в ней интересом к киношным делам. Как все-таки магически мы, кинематографисты, воздействуем на людей…
— С Валиным? — машинально спросил я.
— Ну да, вы же ее сейчас снимаете, правда?
— Это правда, — сказал я. Хотел еще добавить: «не вся», но не стал.
— И когда это кино выйдет?
— В будущем году. Не раньше.
— Так долго? — разочарованно протянула Нонна. — Ну а чем «Мосфильм» порадует нас в этом году? Что посоветуете не пропустить?
— «Бриллиантовую руку».
— Хм, надо запомнить. Интересное название. Про шпионов небось?
— Более или менее. То есть про контрабандистов, скорее.
— Я-то больше люблю немного другие фильмы, — поделилась Нонна. — Поэтические какие-нибудь, романтические… Про море, например.
Я вздрогнул. Прямо дежавю. Неужели и она сейчас расскажет про неведомый мне фильм «Дорога к морю»? Однако совпадение оказалось не настолько полным.
— Мне вот запомнилась картина, — продолжала Нонна. — Называется «Дубравка». Это у вас снималось?
— Нет, это Одесская киностудия. Про море в основном у них.
— А вот еще был фильм «Мальчик и девочка». Тоже про море. Это где снималось?
— Не помню. Вот «До свидания, мальчики!» — на «Мосфильме».
— А «Дубравку» вы, значит, видели? Правда, хорошая картина?
— Ничего.
— Волнующая такая. Если б попросили описать ее одной строкой, я бы сказала, что это про то, как девочка-подросток влюбилась во взрослую женщину… Что-то в этом есть.
— Безусловно, — согласился я. — У нас с вами совпадают вкусы… Впрочем, львиная доля успеха «Дубравки» — в исполнительнице главной роли.
— Это та девочка?
— Да. Лина Бракните. Вот увидите, она еще будет звездой всесоюзного масштаба.
— Наверное, — кивнула Нонна. — И Валя, конечно, будет… А вот мне не светит.
— Ну что вы, — дежурно возразил я. — Все ведь зависит от таланта.
— А по-моему, от внешности, — возразила Нонна. И хотя я был с этим согласен, машинально стал ее утешать:
— Не совсем так… Вот возьмите вашу тезку…
— Ой, — перебила Нонна, — а я все ждала, когда вы про нее скажете… Я уж стала думать: неужели передо мной тот единственный человек, который не напомнит мне о ней?..
— А о чем, собственно, напоминать? Вы же на нее совсем не похожи.
— Да нет, если такое имя, да еще и в сочетании с такой созвучной фамилией, то этого уже достаточно… Вечно надо мной все ржут. Скорей бы уж замуж, что ли, выйти. Вот как Валина сестра — вышла за режиссера Волнистого. До чего красивая фамилия! Хотя и у самой Вали замечательная фамилия — Воскресенская. Услышишь такую фамилию — и сразу представляешь себе актрису…
— А что вы еще знаете про Валину сестру? — перебил я.
Нонна пожала плечами:
— Да, собственно, только то, что она тоже актриса и замужем за этим Волнистым. Валя же так и узнала о ней. Они не виделись всю жизнь. Валя случайно узнала, что ее сестра — актриса, ну и сразу приехала в Москву из какого-то города, не помню… Нет, я все-таки не могу поверить, что ее сестра умерла… Может, для Вали это не было таким большим горем, раз они всю жизнь не виделись… Это ведь летом случилось, да?
— А вам-то Валя когда про все это рассказала?
— Когда мы поступали. В июне. Мы так и познакомились…
— Понятно… Ну что же, Нонна, мне надо идти. Да и вам тоже.
И, не дождавшись завершения ритуала прощания, я спешно пошел к своей машине.
122
«Зачем я вообще сюда ездил? — думал я по дороге к дому Волнистого. — Чтобы мне еще кто-то подтвердил про сестер? Как будто подруг так трудно подговорить… Вот если бы кто-нибудь совсем посторонний мне это удостоверил… Но таких свидетелей, видно, все же нет».
Впрочем, сколько бы свидетелей мне ни предоставили, я все равно буду сомневаться. Я это давно уже понял. И уже сто раз об этом думал.
Осталась последняя надежда — на Валю. Я не отпущу ее, пока она не расскажет мне то, во что я поверю.
А смогу ли я теперь поверить хоть во что-то? Тем более актрисе. Пусть и начинающей.
В одном не сомневаюсь: то радикальное решение, которое я принял, было единственно правильным. Я же попросту никогда не успокоюсь, если не буду уверен, что сделал и предпринял абсолютно все, что мог.
То, что я проделал сегодня ночью, — это то самое «абсолютно все». И даже чуть больше. Дело за малым. Заставить Валю говорить. Вынудить ее вести себя так, чтобы я захотел ее отпустить. Заставлять и вынуждать, разумеется, надо без насилия. Не считая разве что психологического насилия.
Хотя то, что я ее связал, — уже насилие. Но все-таки сравнительно безобидное. Как связал, так и развяжу, вот и всего делов.
О том, что кто-то может наведаться в чужую квартиру, я почему-то совершенно перестал думать. Но назад дороги уже нет — теперь Валю так просто никуда не перевезешь без ее согласия. А как только я ее развяжу, она больше ни на что не согласится, это очевидно.
Если бы я знал заранее, что мне придет в голову, то, конечно, не повез бы ее в эту квартиру. Я импровизировал, и теперь уже поздно что-то менять…