Комарова Галина в 1988 году попадет на конкурс парикмахерского мастерства в Москву, познакомится с итальянцем, выйдет за него замуж и уедет жить в Рим.
Приятель Лаптева по общежитию Шамиль завербуется контрактником в Российскую армию. Погибнет во время первой чеченской войны.
Селезнева Марина выйдет замуж, родит двух детей, будет образцовой женой и матерью. Свои похождения в общежитии будет тщательно скрывать.
Филиппова Татьяна выйдет замуж и переедет жить в Москву. 3 октября 1993 года погибнет от шальной пули у телецентра Останкино.
Инспектор уголовного розыска областного УВД Эдуард Мелкумян в 1992 году переведется работать в родную Армению, в милицию города Спитак. Как ценный кадр, он будет назначен заместителем начальника РОВД. Через полгода, устав от беспросветной нищеты, сбежит из свободной Армении назад в Сибирь, с большим трудом восстановится в милиции, до пенсии будет работать в дежурной части Кировского РОВД.
Бывшая узница сталинских лагерей Полина Александровна осенью в 1993 года пойдет в райсобес требовать надбавки к пенсии. Уставшая за день инспектор соцобеспечения будет разговаривать с ней грубо, потребует принести еще кучу справок и копий документов. Полина Александровна в ответ на ее хамство воскликнет: «Ах, так!» — схватится за сердце и рухнет замертво. До позднего вечера ее тело, накрытое куском брезента, пролежит в фойе райсобеса. Машина из морга согласится забрать труп одинокой старушки только после долгих уговоров и угроз. Похоронят Полину Александровну за счет государства. В ее квартиру начальник ЖКО поселит свою родственницу.
Одноклассник Лаптева Петр Пехтерев умрет, отравившись суррогатом алкоголя. Та же участь постигнет бывшего участкового Ножина и слесаря хлебокомбината Осипова. В начале 1990-х годов паленая водка будет выкашивать российских мужиков целыми улицами.
Сотрудник КГБ, скрывающийся под безликой фамилией «Иванов», в августе 1991 года будет арестован по делу ГКЧП. Освободится по амнистии, займется политической деятельностью, будет избран депутатом Государственной думы первого созыва. В 1998 году издаст книгу воспоминаний «Становление демократии в Сибири».
Инспектор Андреев будет уволен из милиции за пьянку, устроится работать сторожем в детский сад. В канун дефолта 1998 года он, тихо и незаметно для окружающих, скончается у себя дома от цирроза печени.
Вячеслав Сергиец закончит службу в милиции в должности начальника отдела в управлении уголовного розыска областного УВД. Выйдя на пенсию, откроет охранное агентство «Юпитер-М».
Иван Елькин на пенсии устроится работать в «Юпитер-М», через год разругается с работодателем и уедет в деревню выращивать кур редкой голландской породы.
Маленький Мук так и останется подкаблучником своей жены, но при каждом удобном случае будет изменять ей. Его бывшая любовница Ирина разведется с мужем, уволится из милиции и откроет свой фитнес-центр. Многие молодые мужчины, посещавшие этот фитнес-центр, будут с удовольствием вспоминать индивидуальные занятия под руководством энергичной спортсменки Ирины.
Татьяна Соколова благополучно родит. В начале 1990-х годов отец и дочь Соколовы квартиру пропьют и сгинут в безвестности.
О дальнейшей судьбе Антоновой Марины, Калмыковой Ларисы, Геннадия Клементьева и Сергея Матвеева, о семье доцента Моисеенко, сбежавшей от гнева Журбиной Инге и о судьбе самой Журбиной читайте в наших следующих произведениях, посвященных приключениям Андрея Лаптева.
Геннадий СорокинЛагерь обреченных
© Сорокин Г. Г., 2019
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019
Ностальгия по старым добрым временам. Автор, бывший сотрудник милиции, настолько реально описывает атмосферу тех лет – одежду, музыку, отдых, нравы, что веришь ему сразу и безоговорочно.
1
В пять утра в мою дверь забарабанили пудовые кулачищи.
– Андрюха, вставай! – кричал незнакомый мужик. – У нас ЧП, тебя срочно требуют на выезд.
Я распахнул створки окна, высунулся наружу:
– Чего орешь, весь поселок разбудишь!
Незнакомец в форме сержанта милиции перешагнул через низенький заборчик, отделяющий мой импровизированный палисадник от крыльца.
– Привет! – протянул он руку.
– Здорово! – Свесившись через подоконник, я пожал его крепкую мозолистую ладонь. – Чего случилось?
– Железнодорожный мост через Иланку взорвали. Начальник РОВД велел поднять весь личный состав по тревоге, так что ноги в руки – и в райотдел!
– Ты меня не подвезешь? – спросил я, кивая на «уазик», на котором приехал сержант.
– Ножками добежишь, не барин. Мне еще остальных поднимать надо.
Я закрыл окно и стал собираться на работу. На календаре было восемнадцатое июня 1983 года, второй день моей службы в Верх-Иланском РОВД.
К шести утра в актовом зале районной милиции собрался почти весь личный состав РОВД. Перед нами выступил мой непосредственный шеф, начальник уголовного розыска Казачков.
– Все знают железнодорожный мост через Иланку? – спросил он.
В зале согласно загудели. Один я ничего не знал. Немудрено. Я еще не освоился в районе, не поездил по деревням, я даже на берег реки еще ни разу не сходил. Иланка протекала через улицу от моего барака, но у меня пока не возникало желания посмотреть, в какую сторону она течет.
– В половине четвертого утра через мост прошел тепловоз, – продолжил Казачков. – Мост все помнят? Там два пролета. Как только тепловоз пересек опору между пролетами, она взорвалась. Тот пролет, что со стороны деревни Силино, упал в реку. Больше я ничего не знаю.
– Вадим Алексеевич, – раздался голос из зала, – какому дебилу понадобилось наш мост взрывать? По нему последний состав прошел лет двадцать назад. Я еще пацаном был…
– Я вижу, – повысил голос Казачков, – с тех давних пор ты нисколько не поумнел! Я русским языком сказал, что больше ничего не знаю! Мост взорвали, наше дело – установить виновных. Сейчас разделимся на группы и на автобусах выдвинемся на место происшествия. Всем взять дежурные папки: будем опрашивать всех поголовно, кто под руку подвернется. И еще! Сейчас на место происшествия слетится начальство всех мастей. Если увидите хорошо одетого незнакомого человека, постарайтесь держаться от него подальше. С начальниками общаться буду я. Ваше дело – выполнять мои указания.
К мосту я ехал в одном автомобиле с Казачковым. По дороге он рассказывал:
– Когда-то, еще перед войной, за деревней Силино стали добывать щебень. На грузовиках много щебенки не вывезешь, вот и проложили от города до карьера одноколейную железнодорожную ветку. Лет пятнадцать или двадцать назад карьер закрыли, железную дорогу законсервировали. Зачем кому-то понадобилось взрывать мост, я ума не приложу.
– Его точно взорвали? – недоверчиво спросил я. – Может быть, он сам от старости рухнул?
– Машинист по рации сообщил, что взорвали.
– Если карьер не работает, то зачем ночью в его сторону тепловоз гонять?
– Приедем на место – узнаем.
– Андрюха! – повернулся ко мне оперативник, фамилию которого я еще не запомнил. – Ты нам покажешь класс, как надо работать! Давно хотел посмотреть, как городские опера преступления раскрывают.
Все в салоне издевательски захохотали. Для местных ментов я был еще чужаком, темной лошадкой, неизвестно за что сосланной из областного центра в отдаленный поселок.
У самого моста дорогу нам преградили солдаты с автоматами наперевес.
– Кто такие? – нарочито грубо спросил старший наряда, невыспавшийся прыщавый ефрейтор-срочник.
– Я сейчас выйду из машины, дам тебе в рыло, и ты научишься звездочки на погонах считать, – прорычал через опущенное стекло Казачков.
– Выходи! – охотно согласился ефрейтор. – Поговорим.
Стоявшие рядом с ефрейтором солдаты направили на нас стволы автоматов.
«Кто его знает, что у них на уме? – подумал я. – Откроют огонь на поражение, от нашего «уазика» только дырявое решето останется. А вдруг это не солдаты, а переодетые диверсанты? Тогда нам хана. Свидетелей они не оставят».
– Что там у вас? – раздался строгий голос со стороны припаркованного у дороги армейского грузовика. – Кого вы остановили?
– Товарищ лейтенант! – обернулся к грузовику ефрейтор. – Здесь какие-то подозрительные личности в милицейской форме. Документы показывать отказываются. Вдруг это те самые диверсанты, что мост взорвали?
– Какие еще диверсанты, что ты мелешь! – К нам подошел лейтенант с артиллерийскими эмблемами в петлицах. – Здравия желаю, товарищи! Предъявите документы.
– С этого бы и начинали, – недовольно пробурчал Казачков.
Лейтенант мельком глянул на его удостоверение и разрешил проехать к объекту.
– Серьезные дела творятся в нашем ауле, – заметил высмеявший меня опер. – Если солдаты успели все дороги перекрыть, то мост и вправду взорвали. Вадим Алексеевич, – обратился он к Казачкову, – мы без оружия выехали, а тут дело пахнет керосином!
– Глаза разуй! – огрызнулся начальник уголовного розыска. – Направо посмотри. Там солдат не меньше роты стоит, все с автоматами. Или ты от них отстреливаться собрался?
Словоохотливый опер обиженно замолчал.
У обрывистого берега реки мы остановились, вышли из автомобиля. Метрах в тридцати от нас, рядом с железнодорожным полотном, в группе штатских мужчин стоял начальник верх-иланской милиции майор Гордеев. Заметив нас, он показал на тропинку, ведущую к реке. Мы, повинуясь его безмолвному указанию, спустились вниз.
– Вот как его взорвали! – воскликнул Казачков, рассматривая разрушенный мост. – Теперь не скоро пролет на место вернут. Мощный кран надо подгонять, лебедки устанавливать.
Я с любопытством неместного жителя крутил головой налево и направо, осматривая и мост, и крутые берега реки. Пейзаж был красивым, рухнувший пролет моста впечатлял.
Водная артерия Иланка называлась рекой, но на деле была неширокой мелководной речушкой. В том месте, где мы стояли, ширина речушки была не больше тридцати метров. Судя по тому, как ее уверенно переехал армейский грузовик, глубина Иланки не превышала метра. Оба берега реки были обрывистыми, что и потребовало возведения моста. Сам мост был трехопорным: две невысокие опоры сливались с берегами, одна посередине русла. Пролет моста с нашей стороны слетел с опоры и одним концом лежал в реке.