По местному обычаю, входная дверь у Седовых была не заперта. На замок двери в поселке закрывают только на ночь.
– Добрый вечер, – поприветствовал я хозяев, сидящих на кухне за накрытым столом.
– Присаживайтесь, поужинаем вместе, – предложил учитель.
– Спасибо. Я ненадолго, некогда рассиживаться…
«Сыщик на месте происшествия должен оценить обстановку с первого взгляда, – учили меня преподаватели Омской высшей школы милиции. – Первый взгляд на незнакомом месте – он самый важный, самый цепкий и самый контрастный.
Что я вижу? С кухни внутрь дома ведут две двери. В одну комнату дверь прикрыта, в другую распахнута настежь. Виден диван со смятой накидкой, пуховая подушка. Кто-то перед моим приходом спал на диване.
У матери учителя красные глаза, обвисшие щеки, цвет лица нездоровый, сероватый. В ушах и на шее грязь. Руки мелко подрагивают. Она виновато посматривает на меня. Все понятно: копала картошку, выпила в обед и проспала до вечера. Ей самой перед собой неловко, что так некрасиво получилось.
У учителя пьяненький блеск в глазах. Одет он в домашнюю одежду. От виска, вдоль лица к шее, тянется грязная полоса. Он, как и я, после полевых работ только умылся. Странно, обычно селяне моются в бане после работы на огороде и только потом садятся к столу. Если баню затопить не удалось, то любой мужик шею-то уж точно помоет.
На столе стоит сковородка с жаренной на сале картошкой, баночная килька в тарелочке, нарезанный хлеб, лук, початая бутылка водки, две стопки, стакан с морсом, кувшин. За столом, у посудного шкафа, пустая бутылка из-под сухого вина. В магазине оно годами пылится на полках, местные мужики его не пьют, считают за безградусную кислятину».
– В поселке опять ЧП, опять убийство, – усталым голосом сказал я.
Они должны видеть, что я уже вымотался за день, мне уже ничего не интересно. Розыск преступника не дал никаких результатов, а к ним пришел исключительно по формальному поводу, так, кое-что уточнить.
– Кого убили? – хором спросили Седовы.
– Паксеева Юрия Иосифовича.
Мать учителя вздрогнула, а он только ухмыльнулся.
– Слава тебе господи! – Анатолий Седов взял со стола стакан, перелил морс в кувшин, наполнил стакан до половины водкой, большими глотками выпил, с присвистом выдохнул.
– Толя, да что же ты такое говоришь-то! – запричитала старуха. – Не по-людски же это!
– Да плевать, по-людски, не по-людски! – Учитель вытер рукавом рот, передернулся от большой дозы провалившегося в желудок спиртного. – Нашелся наконец-то человек, который раздавил эту гадину. Поделом ему! Давно пора.
– Где же это несчастье приключилось? – не глядя на меня, спросила старуха.
– Я к Нельке, – встал из-за стола учитель.
– Толя, да неужто ты думаешь, ей сейчас до разговоров с тобой? У них такое горе! Что о тебе люди-то подумают…
– Вы про меня забыли, – властно вмешался я в их разговор.
– Ах да, прошу прощения. – Учитель сел на место, вилкой поддел кильку, целиком отправил в рот.
– Вот такой знак что означает? – Я пальцем на столе нарисовал вытянутую букву «И» с вертикальной черточкой.
– Ничего не понял, сейчас бумагу принесу. – Учитель сходил в соседнюю комнату, вернулся с тетрадкой и ручкой.
Я вновь нарисовал знак с бюста Ленина.
– Это скандинавская или древнегерманская руна, – уверенно сказал Седов, – но как она называется и что означает, не знаю. У них есть еще такая же руна, только без палочки посередине. Вроде бы это какой-то крюк. «Ведьмы крюк» или «Крюк вервольфа», что-то такое.
– Вервольф – это кто?
– Волк-оборотень, персонаж многих древнегерманских легенд. А где вы нашли такую руну?
Я строго посмотрел на учителя. Он замялся:
– Ах да, не то спросил, извините.
– Вы картошку успели выкопать? – смягчился я. – Завтра, говорят, дожди пойдут.
– Успели, – охотно ответили они.
Я сухо кивнул на прощание, вышел во двор, не обращая внимания на рвущуюся с цепи собаку, обогнул жилой дом, заглянул в баню. За спиной раздался скрип двери: или учитель, или его мать вышли на крыльцо посмотреть, куда же я делся, если на улицу не вышел? А я, спотыкаясь в темноте о кочки и лунки от выкопанной картошки, ушел через огороды в соседний проулок.
К моему возвращению народу в ДК заметно прибавилось. Приехали представители КГБ и бригада судебных медиков из городского морга. Стараясь лишний раз не светиться перед большим начальством, я отыскал Казачкова.
– Вадим Алексеевич, мне сегодня тут делать нечего. Отпустите меня домой, пойду у тестя в баньке помоюсь, перекушу.
– Со своей подружкой пообщаться не хочешь?
– С какой, с Ингой, что ли? Пусть из нее кагэбэшники соки пьют, она все равно ничего не знает. Кстати, учитель говорит, что наша руна может означать знак волка-оборотня, вервольфа.
– Тьфу ты, мать его! – Казачков с досады сплюнул под ноги. – Только этой дребедени нам не хватало.
– Что случилось, Вадим Алексеевич, знакомое слово услышали? – подколол я.
– «Вервольф» – это тайная фашистская организация по сопротивлению Советской армии, оккупировавшей Германию. Грубо говоря, это городские партизаны, набранные из подростков. Девиз «Вервольфа»: «Наша месть будет смертельной».
– Так я пойду? Специалистов по врагам народа целая орава приехала, разберутся, кто у нас в поселке волк, кто – оборотень, а кто – немецкий партизан.
– Хрен они в чем разберутся! Сейчас умных вещей наговорят, туману напустят и укатят обратно в город. Ты вот что: иди помойся, перекуси, отдохни пару часиков. В четыре часа утра я тебя здесь жду, в ДК. Как только солнце взойдет, начнем штурм крыши.
У Антоновых, несмотря на поздний час, меня ждали. В большой комнате был накрыт стол, расставлены тарелки и рюмки, на плите что-то подогревалось в кастрюльках, шипела сковорода.
Хозяйственная Марина принесла для меня чистую одежду и обувь. Вот был бы номер, если бы я не к ним пошел, а к себе в барак! В чем бы я завтра штурмовал цитадель волка-оборотня?
– Иди в баню, она еще горячая, – с порога распорядилась жена Антонова. – Марина тебе чистое белье принесет.
– Михаил Ильич, пускай пока у тебя побудет. – Я протянул Антонову пистолет.
– Ух ты, настоящий! – потянулся к оружию Петр.
– Не лезь, куда не просят! – прикрикнула на него мать. – Пальнешь еще, греха потом не оберемся.
– Иди, Андрей, никто твой ствол не тронет. – Антонов положил пистолет в сервант, прикрыл сверху вышитой салфеткой.
Я помылся, переоделся, сел к столу. Михаил Ильич разлил водку по стограммовым стопкам.
– Ну что, – я поднял стопку, посмотрел на всех поочередно, – продолжим наше знакомство. Смотрины, часть вторая: «Как жених умеет вести себя за столом».
Жена Антонова засмеялась:
– Больно остер ты на язык. Посмотрим, как дальше будет.
Ужин прошел быстро. Из спиртного ограничились только одной бутылкой водки. Спать отец и мать Антоновы пошли в большую комнату, Петр – в отапливаемую пристройку, а я и сестры – в комнату, которая была когда-то детской. Крошечная комнатка с двумя узкими кроватями.
По старинному русскому обычаю спать меня положили отдельно от невесты. Маринка с сестрой легли на соседнюю кровать.
– Девчонки, – прошептал я, – мне скучно станет, я к вам ночью переберусь.
– Приходи, – захихикали они.
Я прикрыл глаза и провалился в сон.
Всю ночь мне снились волки, превращающиеся в эсэсовских солдат. Оборотни гонялись за мной по лесу, я отстреливался из пистолета. Волки смеялись: «Ты ведь окно не проверил, балбес!»
Разбудили меня затемно. Жена Антонова быстро поджарила яичницу, налила кофе.
– У вас нет подходящей на меня куртки? – спросил я. – Мне сегодня по крыше лазать придется. Перепачкаюсь весь.
– Сейчас посмотрим, – вполголоса ответил Михаил Ильич и вышел в сени.
Жена его прикрыла поплотнее дверь в детскую.
– Ты там не геройствуй, – сказала она. – У меня еще обе девки не замужем.
Вошел Антонов, принес относительно новую штормовку.
– На, примерь, должна подойти. Петя в ней в школе на картошку ездил.
Куртка оказалась мне в самый раз.
– Скажите Марине, чтобы она все мои вещи в барак отнесла.
– Иди, с Богом, – отмахнулась от меня жена Антонова. – Без тебя разберемся, что делать.
Я сунул пистолет за пояс брюк и пошел в ДК.
15
На улицах поселка было тихо-тихо, только кое-где, в частном секторе, лениво брехали собаки, да петухи прочищали горло перед утренней перекличкой.
У ДК с каждой стороны стояло по патрульному «уазику». Постовые милиционеры бдили, чтобы злодей не мог спуститься с крыши по веревке. В фойе Дома культуры меня встречал Казачков. От него за версту несло спиртным. Есть такой проверенный ментовский метод: для поддержания в ночное время физической и психической активности надо периодически взбадривать себя умеренными дозами водки. Не коньяка, не вина, а именно водки. Жизненной энергии с таким допингом хватает примерно на сутки, потом вырубает так, что, проснувшись, не можешь понять, где находишься и какое время суток за окном.
– Твой учитель тупой как сибирский валенок! – поприветствовал меня не спавший всю ночь начальник угро. – Кагэбэшники говорят, что руна на лбу у Ленина – это «волчий крюк», языческий символ, спасающий от оборотней. А ты вервольф, вервольф! Партизаны, ахтунг!
Откуда-то со стороны буфета появился мужчина, показавшийся мне знакомым. Так и есть! Это чекист, допрашивавший меня весной. Помнится, он интересовался положением дел в Заводском РОВД, где я тогда работал.
– Ба, знакомые все лица! – Он протянул мне руку. – Как живется вдали от цивилизации?
– Вашими молитвами. Не подскажете, где можно почитать литературу о рунах?
– В открытой печати нигде не прочитаешь. Но я для вас набросал короткую справку о руническом символизме в Третьем рейхе. Держи. – Он протянул лист с машинописным текстом и выполненными от руки иллюстрациями.