– Че-то ты мутишь, орк, – маленькие глаза Жамамбы пристально смотрят на Дрорега. Орк затягивается и выдыхает побольше клубов густого непроглядного дыма между собой и дотошным огром.
В дверь стучат. Дрорег тушит сигарету в пепельнице и идет открывать дверь. Маленький тщедушный человечек в очках и с бинтом на голове ждет на пороге. Дрорег приглашает его пройти внутрь и сесть в кресло.
Оглядываясь на здорового огра на койке, человечек, заикаясь, говорит:
– Меня зовут Глер Фистфут. Я – персомузист.
Дрорег согласно кивает, ожидая продолжения. А Жамамба взвывает:
– Персо-че?
Мистер Фистфут пугается и трясется.
– Жамамба, захлопни хлебало, – рычит Дрорег. – Не видишь, я с клиентом общаюсь.
Огр хмыкает и поджимает губы.
Мистер Фистфут смотрит в гневные глаза Дрорега, на высунувшиеся орочьи клыки, и его бледное лицо бледнеет еще больше. Дрорег понял ошибку, и тут же спрятал клыки.
– Продолжайте, прошу вас, – говорит Дрорег. – Чем могу помочь?
Фистфут поглаживает бинт на голове.
– Мою Хору похитили, – говорит персомузист. – Мы были с ней неразлучны с самого Международного Юношеского Танцевального Конкурса в Жезове, на котором я победил и выиграл Хору двадцать пять лет назад.
– Хора – ваша персомуза? – уточняет Дрорег. Фистфут кивает.
Персомузу выливают из заколдованного костяного фарфора. Внешне это обычный серый манекен, правда, из дорогущего материала. Только этот манекен танцует – если персомузист сможет правильно нарисовать на его спине танцевальную руну.
Суть конкурсов персомузистов и заключаются в том, кто нарисует более сложную руну танца, которую затем исполнит его персомуза. Если персомузе не удается танец, значит, руна косячная и персомузист вылетает из конкурса.
Судя по тому, что этот кукловод-лауреат конкурсов пришел к Дрорегу, персомузисты нынче неважно зарабатывают.
Дрорег указывает на бинт на макушке Фистфута.
– Так вас обворовали или ограбили?
– О нет, – Фистфут погладил волосы, – это я сам. Упал в ванной.
Еще четверть часа Дрорег задает Фистфуту вопросы, ответы на которые не дают ему вообще никаких зацепок. Когда похитили куклу? Неизвестно. Куклой кто-нибудь заинтересовывался? Не уверен, возможно. Когда вы ее последний раз видели? Дома, когда ушел на сутки по делам. Каким делам? Неважно, это к делу не относится.
Спросив напоследок, где сейчас работает Фистфут, Дрорег берет аванс за дело и провожает персомузиста за дверь.
– Скользкий какой-то этот персо-чмо, – прорывает молчавшего столько времени огра. Дрорег накидывает пальто, хватает с вешалки шляпу.
– Поэтому заскочу к нему на работу, – говорит орк. – Выясню, что он за тип.
Жамамба согласно кивает. Наступает долгая пауза.
– Жамамба, – наконец рычит Дрорег, – выметайся живо из моего сарая.
Ворча, огр поднимается с койки.
Харчевня «Стопка» совсем не выделяется фешенебельностью и шиком. Мягко говоря. Запах кислого пива, грязные столы, рябые подавальщицы — явно не место для утонченных богатых аристократов. Похоже, нынче персомузисты сидят глубоко в заднем проходе мира знаменитостей.
Железные сапоги Дрорега простукивают по дешевому наливному полу в сторону барной стойки.
Гоблин-бармен расставляет в шкафу фруктовые сиропы для пива.
— Здесь работает мистер Фистфут? — спрашивает Дрорег.
Гоблин бросает на него косой взгляд и говорит: «Этот балахонник и тебе тоже должен денег?».
Дрорег оглядывается назад, смотрит на пустую узкую сцену, на пустые засаленные столы вокруг.
Дрорег почти видит, как на сцене танцует она — тонкая изящная кукла, видит, как ее гладкие белые руки вздымаются к потолку, к небесам за потолком. Длинные смольные волосы на голове «вживлены» в кожу, прядка за прядкой — эти искусственные локоны колышутся мягко, неторопливо. В такт музыки магнитофона стройные ноги подбрасывают фарфоровое тельце вверх, круглые коленки сгибаются, узкие бедра кружатся. Короткое сиреневое платьице развевается от танца.
Дрорег видит, как толпа за столами бузгает пиво, проливает пиво, рыгает пивом. Гудит.
Дрорег видит в тени за сценой жалкого скрюченного мистера Фистфута. Брошенного, никому не нужного лауреата какого–то там конкурса в Жезове.
— Мистер Фистфут давно здесь не появлялся, так ведь? — говорит Дрорег.
— Только пусть зайдет, целым ему не уйти, — ворчит гоблин. — Слишком многим здесь этот горе–артист задолжал.
— Ему неважно платили? — спрашивает Дрорег.
— Хозяин давал Фисфуту пол-аконита за вечер, — гоблин слизывает муху, прилипшую к горлу бутылки с сиропом. — Но балахонник и этого копья не стоил.
— Очкарика-балахонника ищите? — подходит грузный подавальщик.
— Да, долг хочу забрать, — говорит орк. Подавальщик кивает.
— Видел его на прошлой неделе после работы. Очкарик вместе с «ночными феями» стоял вдоль 14–й улицы. Махал проезжавшим машинам.
Гоблин присвистывает.
–Мистер Фисфут? С «феями»? — говорит Дрорег. — Зачем его туда занесло? Без денег. Не себя же…
— Куклу свою, кого еще, — гоблин переворачивает почти пустую бутылку и вытряхивает последние капли желтого сиропа в бутылку с красным. — Вместо грелки втирает клиентам.
Пустая бутылка летит в урну. Дрорег снова глядит на сцену и не видит ничего, кроме пыльных досок. Молча, орк поворачивается к выходу.
Подавальщик хватает орка за рукав пальто.
— Мистер, вы, когда очкарика будете колотить, и от меня добавьте, — улыбается парень. — За двенадцать аконитов, что он мне не вернул. Хорошенько пните его в промежность этим железным башмаком.
Дрорег резко наступает на носок ботинка парня. Кожа обуви под шнурками мнется. Подавальщик вскрикивает и валится на пол.
— Это сапог, — говорит орк, перешагивая воющего парня.
С вечера до самого утра тротуары 14-й улицы кишат «феями» в красных, зеленых, бежевых куртках и полушубках из искусственного меха. Ночь здесь сверкает голыми ногами сквозь рваные прозрачные колготки. Десятидюймовые каблуки, не прекращая, цокают по разбитому асфальту. Десятки, сотни машин брызжут светом из фар, тормозя у обочин. Юные бархатные голоса отовсюду зовут тебя так, как не всякая жена зовет своего мужа: «Милый, дорогой, красавчик, нежный». Пройдись вдоль ряда машин с распахнутыми дверями, и тебе покажется, что торговых сделок на 14-й улице совершают в разы больше, чем на базарной площади или фондовой бирже.
Днем Сара звонила Дрорегу и предложила сегодня поужинать вместе.
— Извини, у меня дело на 14-й улице, — ответил орк.
— На 14-й? — сухо переспросила пока еще миссис Гоффр. — Что же, без справки от венеролога на ужины со мной не приходи.
Звонок резко оборвался. А Дрорегу стало грустно, почему–то захотелось выпить пива Жамамбы. Но вместо этого орк взял шляпу и двинулся в ночной город.
Железный стук сапог Дрорега перекрывает цокот каблуков легких девушек. «Феи» почему-то шарахаются от орка. Не зазывают как обычно клиентов, не кличут милым или красавчиком.
На фонарных столбах вдоль дороги висят рекламные листовки с масками для Кутежа бадзул — ежегодного праздника нечести. Ряженые в виниловые маски модели смотрятся точь-в-точь как оскалившиеся демоны в лохмотьях. Как человекоподобные кровопийцы. Видны даже фиолетовые кровеносные сосуды. Скоро весь город будет так наряжаться и бегать по ночным улицам, напиваясь как свиньи.
Увидев Дрорега, парочка дриад в зеленых мини-юбках испуганно покрывается древесной коркой. Молодые тонкие деревца словно вырастают посреди тротуара. Орк осторожно обходит трясущиеся стволы и почти натыкается на толстую троллиху.
Дрорег задирает голову, чтобы увидеть клыкастую ухмылку «феи». Троллиха манит Дрорега огромной лапищей, поигрывает пальцами с длинными желтыми когтями, которые запросто проткнут капот автомобиля.
— Малыш, развлечь тебя? — гудит необъятная «фея».
Дрорег бросает взгляд на застывших дриад. Листва на тонких ветвях до сих пор трясется и шелестит.
— А поджилки выдержат? — говорит орк. Троллиха ржет, затем поворачивается задом. Огромным как алчность Безбожья. Зеленые телеса в целлюлите и бородавках едва прикрывает узкий пояс-юбка.
— Мои поджилки толще твоей шеи, малыш, — урчит троллиха. Ее зад придвигается ближе, орк невольно отступает на шаг. Маленькие желтые глаза «феи» смеются.
Гневный крик перекрывает цокот шпилек вокруг:
— Мишель, быстро отойди от него!
К ним ползет четырехрукая нага, выше торса — худая девушка в синтепоновой курточке, ниже — здоровенный змеиный хвост. Хвост шуршит чешуйками по тротуару, по плечам бьют тугие косы, заплетенные из смольных волос.
— Ослепла, Мишель?! — кричит нага. — Это же орк! А ты, зубастый, шагай отсюда.
Нага втискивается между Дрорегом и задом троллихи. Орк хмыкает, троллиха недовольно разворачивается лицом.
— Канья, да уймись, — отмахивается троллиха. — Симона говорила же, что тот маньячило тщедушный, мелкий, с каменной ладошкой на шее. А мой малыш в железных сапожках, и смотри, какой крепенький, здоровенький.
Как бы в подтверждение Дрорег во все клыки оскаливается прямо в широкие напуганные глаза наги. Хвост девушки вздрагивает. А троллиха умильно говорит:
— Так бы и слопала этот клыкастый огурчик.
Дрорег говорит:
— Чем вас так напугал орк с каменной ладошкой?
— Будто не знаешь, — шипит нага и поворачивается к троллихе. — Мишель, все орки повязаны. Готова поспорить, этот в сапогах уже завтра будет хвастаться тому маньяку, как засаживал тебе.
— Маньяку? — переспрашивает Дрорег.
— Убивает наших девочек, — грустно говорит Мишель.
— С чего вы взяли, что это орк?
— А кто ж еще? Рядом с тем местом, где потом находили мертвых девочек, подруги замечали этого крадущегося дохляка. Ух, попадись мне, гадина!
Огромные ладони троллихи сжимаются в кулаки, пальцы громко хрустят. Шею быка, наверное, ломали бы с меньшим треском.
Дрорег вспоминает о Фистфуте и его кукле. Орк говорит троллихе: