Фистфут плачет, руки его дрожат, все маленькое тело его трясется.
— Хора, Хора, — стонет Фистфут. — Прости меня... Прости.
Дрорег хватает Фистфута за шкирку и вздергивает на ноги.
— Потом поворкуешь с ней, — рычит Дрорег. — Гони оплату.
В его руках Фистфут плачет. Взгляд человечка прикован к танцующей кукле.
Но Дрорегу плевать. Маньяк Сью. Сара, мстящая монстрам из своих кошмаров. Орки-насильники, которые изуродовали Сару. Если жителям этого города нравится сходить с ума, Дрорег будет единственным, кого интересуют только деньги. Грязные, чистые — неважно.
Дрорег бросает Фистфута на пол и идет вглубь квартиры. Орк шарит по полкам, переворачивает шкаф, вскрывает ножом обшивку дивана. Все это время Фистфут плачет у ног дергающейся Хоры.
За батареей Дрорег находит банку из-под огурцов с сорока аконитами. Больше денег в квартире Фистфута нет.
Дрорег сует деньги в карман пальто. Перешагивает через Фистфута. Взгляд орка скользит по обрубку шеи фарфоровой куклы.
— Всего хорошего, — говорит Дрорег и хлопает дверью.
Фонари вдоль дороги затухают. Небо светлеет на востоке. Орк смотрит на запад. 14-я улица наверняка уже опустела. Всех «фей» разобрали, сделки с клиентами состоялись.
Дрорег сжимает деньги в кармане, на ощупь пересчитывает число банкнот. Снова и снова. Наконец орк спешит на запад — небеса там еще черные. Железные сапоги громыхают по асфальту, как машины для починки дорог.
Может, кто-нибудь все же остался на 14-й улице. Троллиха Мишель была не против за двадцать аконитов по-быстрому.
Железные сапоги
После бессонной гулящей ночи частный детектив Дрорег отпирает дверь своего кабинета-квартиры. Еще на входе чуткие ноздри детектива улавливают свежий запах мускуса, диких злаков и выделанной кожи. Запах орка.
Дрорег делает шаг обратно в коридор. Правая рука, скользнув между пуговиц плаща, ныряет во внутренний карман с пистолетом. Вынув оружие, орк ждет. В кабинете тишина. Дрорег заглядывает внутрь.
Возле окна в его кресле развалилась орчанка. В ее руках нет оружия, только письма. Не обращая внимания на Дрорега, взломщица листает его почту. На орчанке надет мужской брючной костюм. Поля шляпы закрывают лицо. Пиджак расстегнут, под черной водолазкой словно выпирают две торпеды. У взломщицы высокие пышные груди. Гордый стяг будущей матери. Молока в них на большой выводок и еще столько, чтобы побаловать мужа. Ноги орчанка закинула на стол. Крупные бедра плотно обтягивают брюки, стрелки почти сгладились. Каждый клановый орк ждет в своей жизни зрелища таких сногсшибательных бедер, чтобы сразу сделать предложение. Если заполучишь жену с широким тазом, как у орчанки, будешь уверен, что у твоих детей не будет родовых травм, что головка новорожденного пройдет легко.
Окинув быстрым взглядом привлекательную фигуру, Дрорег останавливает его на сапогах орчанки. На сверкающих железных сапогах.
Орчанка же смотрит на его искалеченный нижний клык – в тени под шляпой сверкают желтые глаза.
- Я несколько удивлена, - произносит давным-давно забытый низкий грудной голос. – Думала, наш говеный мир так устроен, что продажные шкуры вроде тебя гуляют с бриллиантовыми клыками. А твои дела, похоже, настолько плохи, что ты и свой собственный заложил в ломбард.
От хриплого тембра в голосе кружится голова. Всплывают стертые временем картины. Снова скачут по черной воде лунные блики, сотрясается на песке обнаженная орчанка. Выгибается всем телом, стонет, но выдерживает. Улыбка расцветает на ее усталом потном лице. Шеула всегда любила грубые ласки.
Сдержавшись, чтобы не коснуться языком обломка левого клыка, Дрорег вешает шляпу и плащ на вешалку. Пистолет орк засовывает за ремень брюк.
- На самом деле я открутил его, чтобы уменьшить свой шик. Сама видишь: от дамочек нет отбоя, даже вламываются ко мне ночью.
Письма сыплются из рук Шеулы на пол. Она снимает шляпу и бросает ее на стол. Короткие каштановые волосы взметаются, когда Шеула вертит головой, оглядывая узкую койку, блеклую ширму, торчащий за ней косой умывальник. Желтые глаза орчанки презрительно щурятся.
- Дешевкой ты был, Дрорег, - дешевкой остался. Предал клан за полицейский жетон, а сейчас даже его отобрали.
Грохоча сапогами, Дрорег подходит к орчанке и поднимает письма с пола. Почти все конверты – цветной рекламный мусор.
- Ты ошиблась дверью. Я не ищу секретаршу, чтобы перебирать почту.
- Рассмешил, - хмыкает орчанка. – Конечно, не ищешь: откуда у дешевки деньги на секретаршу?
Дрорег посмотрел сверху-вниз на грудь под чехлом водолазки.
- Жена мне тоже не нужна.
Шеула оскаливается и шипит.
- Ты зарываешься, ищейка.
Детектив наклоняется к ящику стола – и к лицу орчанки. Она не отшатывается, наоборот, клыки ее словно чешутся вцепиться ему в глотку. Нащупывая в ящике сигареты, Дрорег придвигается еще ближе. Ноздри Шеулы раздуваются, орчанка жарко дышит детективу прямо на губы. Дрорег изучает темные мешки под желтыми глазами. Два-три дня недосыпа, не меньше. Взгляд детектива скользит ниже и упирается в пятнышко крови на воротнике пиджака у самой шеи.
- И любовница тоже, - бросает орк и выпрямляется. Сигарету Шеуле не предлагает. Сам закуривает, отвернувшись к окну. Над Старым городом светлеют небеса – насколько позволяют нефтяные топки старого отеля.
Шеула со всей силы бьет сапогом по столу.
- Грязный скот! - орет она. – Ищейка бездарная! Я пришла нанять тебя.
Дерево с хрустом крошится под железным сапогом. Орк смотрит на разбитую столешницу.
- Попробуй еще проломить стену – может, соглашусь работать бесплатно, - Дрорег тушит сигарету в пепельницу на подоконнике. – Шеула, мы носим железные сапоги не для того, чтобы крушить столы.
- Без понятия, зачем предатель их носит.
- Чтобы помнить, когда нужно остановиться. Но ты, похоже, все равно забыла.
- И с чего такие выводы, шпик дешевый?
- С пятна у тебя на воротнике.
Она выгибает шею, разглядывая пиджак.
– На другом плече. Повезло, что не нарвалась на патруль. Под раковиной мусорное ведро, выбрось пиджак и выметайся.
Шеула вдруг хватает сигареты и зажигалку из ящика, закуривает.
- Сто аконитов аванс, - она вытягивает из кармана мятую банкноту и тянет Дрорегу. – Еще сто – после того, как выполнишь дело.
Немаленькие деньги для бедного клана с кучей детских ртов. Детектив не спешит брать банкноту.
- Преступления – не мой профиль.
- Не волнуйся, шпик,– прошипела орчанка. – Никто в клане не станет иметь серьезных дел с предателем. От тебя требуется немного – съездить в Брегстон и найти нашего.
- Кого?
- Хлорока.
- Как давно он мертв?
- С чего ты взял, что он мертв? – желтые глаза Шеулы сверкнули.
- И, правда, с чего? Может, Хлорок сидит второй день на пристани в Брегстоне и качает сапогами над волнами, пока его шестеро детей голодают?
- Второй день? Почему?
- Или третий. Тебе виднее, сколько ты не спишь.
Тяжелый кулак орчанки сжимает банкноту.
- Вот три условия, чтобы я взялся, - Дрорег ковыряет окурком в пепельнице. – Первое, рассказываешь все, как есть. Второе, рамки закона я не переступаю. И самое важное, мое кресло – только мое кресло.
Шеула секунду не шевелится, затем ее ноги с грохотом опускаются на пол. Орчанка встает резко, кресло чуть не падает. Дрорег тут же опускается в него, здоровые ладони орка соединяются на раскромсанной столешнице.
- Я вас слушаю.
Шеула кривит лицо, но рассказывает:
- Два дня назад я и Хлорок грабанули контрабандистов на заброшенном складе в Брегстоне. До их встречи с покупателями у нас был час. Все должно было выйти по-тихому. Только… только контрабандистов оказалось больше, чем нам донесла крыса из береговой охраны.
- Но вы все равно их грабанули, - подытожил Дрорег.
- Заткнись, ищейка! – рычит Шеула. Ненадолго ее хватило. – Все ты знаешь! Знаешь, насколько твой клан беден, потому и бросил нас. Конечно, грабанули! Лиловый жемчуг стоит баснословных денег. И рек крови. Три или два десятка трупов - неважно, это всего лишь бандиты.
- Всего лишь бандиты, как и вы с Хлороком, - соглашается Дрорег. – И скольких убила тем вечером именно ты?
- Семерых, - с вызовом смотрит Шеула. На лице Дрорега ни один мускул не шевелится, и она продолжает. – Их все равно было слишком много. Нам пришлось бежать. Я рванула с жемчугом к окраине города, Хлорок же взял погоню на себя и увел ее к докам.
- Жемчуг сейчас в клане?
- Да, тебя это не касается, - Шеула вдруг сникает плечами. – Хлорока точно убили…
- Точно, - Дрорег смахивает щепки со стола. – Вам нужно его тело и сапоги?
- Имущество мертвых переходит семье погибшего. Сапоги Хлорока нужно перековать на новые – для его старшего сына.
Дрорег молчит. Шеула бросает смятую банкноту на стол.
- Твои условия соблюдены. Ты не замараешься, просто найдешь труп Хлорока и свяжешься со мной.
- Пятьсот аконитов, - поднимает глаза от банкноты орк.
- Что?
- Моя оплата – пятьсот аконитов. Я нынче на мели, а клан теперь богат, как Безбожье.
- Какая же ты скотина, - шипит Шеула. Дрорег поднимает брови.
- Или все же нет?
Шеула накидывает шляпу и отворачивается. Железные сапоги громыхают прочь. На пороге орчанка вдруг замирает и снимает пиджак.
- Найди Хлорока, Дрорег, - тихо произносит она. – И будут тебе пятьсот аконитов.
Шеула бросает пиджак прямо на пол и уходит.
Дрорег поднимает пиджак с грязного пола. Отодвинув занавеску перед умывальником и мусорным ведром, орк зависает на секунду. За окном резко разбушевался ветер, деревянные створки трещат от яростных порывов. Дрорег швыряет пиджак в мусорное ведро и отходит к столу. Но тут же возвращается, вытаскивает пиджак из ведра, отряхивает. Ветер пригоняет тучи, солнце прячется от кабинета-коморки, от всего Старого города, может, от всего Джастисвилла. В полутьме орк берет щетку с полки, поворачивает кран воды и начинает чистить пятно.