ть махнул он рукой, но уже в другую сторону. — Я слышал оттуда звуки: вроде как бычок мычит, и лев рычит, и орел кричит. И еще громкий разговор. Но это, наверное, кино крутили.
— Почему кино? — спросил Аулис. У него чесались кулаки. Он не мог понять, чем Путешественник ему не понравился.
— Как почему? — хмыкнул Путешественник и, чтобы почесать глаз, просунул в пробку мизинец. — Звук такой, как в кино. И голос поставленный, с выражением. Вроде как главный герой размышляет: «А на хрен мне столько денег на киллера переводить? И вербовать исполнителя уже времени нет. Хлопну-ка я его сам, а деньги себе оставлю…» И дальше в том же духе. Я так и решил, что в местном кинотеатре боевик крутят.
— Я экономил! — вдруг истошно закричал Соотечественник, вырвав голову из песка, словно репу. — Я берег государственные деньги!.. Не кричите, пожалуйста! Дайте же мне сказать! Я все объясню… Искренние побуждения… Я за казенные денежки готов отчитаться… за каждую копеечку…
Аулис и Боксер переглянулись. Стюардесса, намотавшаяся на шею Путешественнику, сделала вывод:
— Если люди смотрят кино, значит, воды у них полно.
— Странный голос, — сказал Путешественник, почесывая синими ногтями горло и как бы невзначай ощупывая блузку. — Кто это все время говорит?
— Этого тебе лучше не знать, — посоветовал Аулис.
— Ну да, — согласился Путешественник. — А не кажется ли вам, что все здесь как-то необычно?
— Кончай по пустякам отвлекаться! — строго сказал Боксер. — Веди нас в город.
— Прямо к кинотеатру! Там людей должно быть много, и торговля хорошо пойдет! — подкорректировал Интеллигент, взваливая ящик на спину. Его позвоночник от шеи до копчика сточился и отполировался до такой степени, что стал гладким, словно перила. Из-за этого ящик все время соскальзывал, и Интеллигенту приходилось как удила закусывать железную ленту, которой ящик был обит по углам. Лента была острой, в заусенцах, и она потихоньку распиливала Интеллигенту рот, делая его большим, как у лягушки.
Боксер поручил Путешественнику вести под руку слепого и невменяемого Соотечественника. С началом движения Стюардесса отвязалась от шеи Путешественника и полетела рядом, иногда опережая или отставая. Наверное, она внимательно рассматривала его со всех сторон.
— Где же я тебя видела? — размышляла она вслух, чем очень пугала Путешественника.
— Кто здесь? — восклицал он, озираясь по сторонам.
— …я сперва думал о родине, а потом о себе, — бормотал Соотечественник, наступая на негнущиеся ноги Путешественника. — А казенные деньги я собирался вернуть… все до копеечки… Я ж ради экономии материальных средств…
Боксер волочил командира. Тот едва переставлял ноги, они закручивались в кренделя, и на песке оставался длинный след, похожий на спираль ДНК. Командир где-то раздобыл две расписные деревянные ложки и пытался с их помощью отбить на голове Боксера чечетку.
— И когда ты только успеваешь нажраться? — сердился Боксер.
На первый взгляд могло показаться, что Путешественник дурит своих новых товарищей, что он понятия не имеет, где находится город и существует ли он вообще. Путешественник ходил кругами вокруг одних и тех же барханов, потом вдруг останавливался, прислушивался и резко менял направление. Аулис, следовавший за ним, обратил внимание на то, что Путешественник проявлял необыкновенное внимание к Соотечественнику, но старался это скрыть и, едва поворачивая замотанную голову, тихо спрашивал:
— Ты что ж это, братец, совсем ничего не соображаешь? А меня слышишь? Ау! И не видишь ничего? Ну-ка, ответь на вопрос: фамилия, имя, отчество, год рождения и гражданство… Молчим? Что ж, состояние тяжелое, стабильное, с удовлетворительным прогнозом…
«Наверное, он врач», — думал Аулис, глядя на то, как Путешественник ощупывает спину Соотечественника и аккуратно простукивает ему почки и печень.
— Доо ихо? — задыхался под своим ящиком Интеллигент с удилами во рту. Наверное, он интересовался, долго ли еще идти.
— Сударь, на вас можно положиться и опуститься на ваше надежное плечо? — тихонько ворковала Стюардесса, облетая Путешественника.
— Вот еще! — злился Путешественник, отмахиваясь от блузки. — Кыш, седая ворона! На мусорной свалке твое место!
— Не на кого надеяться! — вздыхала Стюардесса. — Мужики какие-то хлипкие пошли. У одних слова — что песок. Другие ответственности боятся. Третьи скупые. Четвертые грубые…
Она плюнула последней перламутровой пуговичкой, которую берегла на черный день, и заняла место в самом конце печального каравана, и там полетела бесшумно и неприметно, так что о ней надолго забыли.
— Вы слышали? — в необычном волнении спросил Аулис, вскинув руку вверх.
Где-то совсем рядом мычал теленок. Все участили шаги. Барханы распластались, песок разбежался по сторонам, и под ноги путникам легла дорога, вымощенная полированным булыжником. По обе стороны поднимались белые стены домов с фасадами, украшенными лазуритовой мозаикой. Зубчатые стены едва сдерживали натиск буйной садовой зелени. Откуда-то из темноты на дорогу выпрыгнул лев с буйной взлохмаченной гривой. Остановившись посредине, он посмотрел сверкающим золотом глаз на пешеходов, зевнул и исчез.
— Наверное, ручной, — предположил Боксер.
— Или сытый, — добавил Аулис.
Оба очень не хотели ошибиться.
— А я львов не боюсь, — сказал Путешественник. — Меня в детстве собака покусала, и с тех пор я львов не боюсь… Ага, а вот и кинотеатр.
На площади, от которой лучами разбегались улицы, под открытым небом ослепительно ярко светился большой, как парус корабля, экран. Зрители восседали перед ним на гранитных кубах неподвижно и безмолвно. По периметру кинотеатра были расставлены факелы, штук семь, которые при полном безветрии горели кроваво и сонно.
— Не может быть! — воскликнула Стюардесса, взлетая над смоковницами, и так шумно зашелестела рукавами, что разбудила дремлющего на верхней кромке экрана орла. Орел вскинул гордую голову, клацнул изогнутым клювом, переступил с лапы на лапу, нахохлился и с печалью во взоре уставился на летающую блузку.
— Не может быть! — повторила Стюардесса. — Я знаю это место! Это деревня Пьетмоус! Когда я была маленькой, меня привозили сюда к бабушке на каникулы.
Зрители, потревоженные ее голосом, обернулись: и старые, и молодые, и дети.
— Вот и пришли, — негромко пробормотал Боксер и посадил командира под деревом, с которого нисходил сочный травяной аромат. Командир куснул край деревянной ложки, подумал о чем-то приятном, улыбнулся и задремал. Путешественник, увидев это, пристроил под тем же деревом Соотечественника. Израненного агента снова охватил приступ, но на этот раз он ничего не кричал, не просил выслушать его и не оправдывался, а лишь рвал руками остатки волос, раскачивался взад-вперед, плакал песком и негромко мычал, так что забредший сюда теленок встал напротив него, чуть склонил голову и показал молодые рожки.
— Индийское кино, — с некоторым пренебрежением шепнул Путешественник, вставая за спиной Аулиса и тяжело дыша ему в затылок.
— Почему индийское? — спросил Аулис, не сводя взгляда с экрана.
— Потому что все шумно, размашисто и смешно. Так в жизни не бывает…
На него зашипели зрители задних рядов. Фильм был скучный, с вялым сюжетом. Некий молодой человек, который в каждом кадре появлялся исключительно с бутылкой пива, работал грузчиком на аптечном складе, где ловко подменял настоящие лекарства на фальшивые, которые ему поставляли жулики, а настоящие продавал в другую аптеку. Когда, объевшись фальшивых лекарств, умерло несколько бабушек и дедушек, молодой человек перешел работать в салон компьютерной техники, где вместо новых чипов и слотов вставлял в компьютеры старые, купленные за копейки на барахолке. Он здорово зарабатывал на этом, пока не придумал продавать инвалидам праздничные продуктовые наборы по смешной цене за каждый набор. Он разносил пакеты с продуктами по квартирам, инвалиды покупали их с большой охотой, так как всего за одну небольшую купюру они получали несколько килограммов колбасы, рыбных консервов, шоколадных конфет и прочих праздничных угощений. Все эти продукты молодой бизнесмен вывозил прицепом с мусорной свалки, находящейся за оптовым рынком — у всех у них был просрочен срок годности. Потом удачливый бизнесмен по фальшивым рекомендациям устроился в альпклуб и взялся поставлять сотканные из африканской агавы веревки, выдавая их за сверхпрочные французские…
Насупившийся и скрестивший на груди руки Боксер угрюмо поглядывал на Аулиса. Путешественник тоже обратил внимание на интересную особенность фильма.
— А главный герой — ну просто вылитый ты! — шепнул он Аулису.
— И ничуть я на него не похож! — огрызнулся Аулис, ужасаясь тому, с какой документальной точностью были воспроизведены самые затаенные стороны его жизни. «Когда узнаю, кто за мной шпионил, — подумал он, — голову оторву!»
Между тем ручной лев бесцеремонно прошелся между зрительскими рядами и экраном, закрыв своей благообразной и могучей тенью еще один эпизод, но зрители, вопреки ожиданию Аулиса, не стали свистеть и топать ногами. Когда тень львиного хвоста, увенчанная пушистым шариком, соскользнула с экрана, в сюжетную фабулу уже ввязался другой герой. Это был злобный полицейский, регулярно избивающий свою вечно беременную жену и завидующий удачливому воришке, который жил по соседству и часто снабжал полицейского ворованным товаром. И эта сюжетная линия не отличалась особым накалом. Полицейский с утра до вечера терзал себя мыслями о том, где бы раздобыть денег. Он безудержно хапал взятки, давал ложные показания, шантажировал, запугивал, налево-направо раскидывал компромат, пачками загоняя в тюрьмы невинных людей. Потом додумался до того, чтобы продать в публичный дом собственную жену.
— Все негры очень похожи друг на друга, — шепнул Боксер Аулису и глупо хихикнул.
— Ага, — с пониманием ответил Аулис и пошлепал Боксера по щеке. — И вот этот шрам под ухом, и вот этот кривой нос, и этот узкий лоб с родинкой посредине обязательные приметы каждого негра?