– Может, сначала посмотрим, что там? – предложила я, кивнув на упомянутый предмет. – Мало ли… Вдруг контрабанда.
– Алмазы, золото, никель, – поддакнул Эмма.
Кому, как не купцу сибирскому, узнать, чем недра родины-матушки богаты.
– А то и похуже, – нажала я. – Кто его знает, Макара того… Может, он террорист. И надо бы в полицию…
– Нет, посмотреть не получится, – сообщил Петрик, так и сяк поворочав баул и пропустив мимо ушей мое предложение привлечь к исследованию представителей правоохранительных органов. – Тут серьезно все: замочек кодовый, нужно правильные цифры знать, иначе не откроешь. А отверстия малюсенькие, в них не заглянешь.
Плотная лакированная кожа баула по бокам пестрела многочисленными микроскопическими дырочками, складывающимися в затейливый узор.
– Шикарный аксессуар, идеален будет с классическими полуботинками с декоративной перфорацией, – мечтательно сказал Петрик. – Бусинка, помнишь мои semi-brogues – туфли с узором-»медальоном», с отверстиями по линии носки и периметру?
– Они другого оттенка, ничего? – усомнилась я.
– Ах, пустяки, коричневая гамма с разными оттенками одного цвета придаст ансамблю изысканный шарм сложного перехода, – развеял мои сомнения дружище.
Стало понятно, что никакой полиции мы шикарный аксессуар не отдадим. Да и тому, кто придет за баулом в точке Б, еще придется за него побороться.
Мы попили чаю – без шанежек, но с кексами, которые принесла Галочка. Потом Эмма, наш главный, вышел из образа купца и стал играть администратора. Я наблюдала за этим с умилением: вырос, вырос мой младший братик! Совсем самостоятельным становится, а кто его на ноги-то поставил? И заодно на путь истинный? Я!
– Значит, так, труппа, – сказал братец, обложившись бумагами на освобожденной Макаром (да пребудет с ним сила линейного управления МВД России на транспорте!). – Сегодня отдыхаем, а завтра уже работаем. В десять утра у нас по плану «Почта Деда Мороза». Снегурочка и Зайчик собирают детские письма Дедушке.
– Я не хочу быть Зайчиком, – надулся Петрик. – Уже был им в детском саду! Хочу быть Снегурочкой!
– Хочешь – будешь, – сговорчиво согласилась я. – Кто сказал, что мальчика-зайчика не может играть девочка? Эмма, какой костюм – белые колготки, шорты, рубашечка под горло, галстук-бабочка и шапка с длинными ушами?
Я тоже ходила в детский сад и на карнавальных зайчиков насмотрелась.
– Обижаешь! – Эмма нырнул под полку, покопался там и достал матерчатый узелок. – Вот, тут все для нашего Косого: кигуруми Зайца, тапки из овчины и белая шерстяная балаклава с нарисованной мордочкой. Ты будешь неотразима. Теперь дальше: в семнадцать часов у нас малая анимационная программа «Помощники Деда Мороза». Олень и Зайчик идут в вагон-ресторан – там им столик дадут – и вместе с детьми делают украшения для елки. Снежинки из салфеток, цепи из цветной бумаги и все такое. Инструментами и расходным материалом я вас обеспечу. – И он неприцельно лягнул ногой прячущуюся под полкой коробку. Надо полагать, с инструментом и расходными материалами.
– А у сохатого какой наряд? – заинтересовался Петрик.
– Сохатый – это лось, – авторитетно поправил его Эмма, экс-сибиряк, – а у Оленя нашего картонная маска, головной обруч с рогами и замшевый брючный костюм в этническом стиле. – Он строго посмотрел на нашего общего друга. – Замша натуральная, по ней вышивка бисером – наряд Чингачгука из театральной постановки «Друг индейца».
Смотри, если хоть одна бусина с него отвалится – костюмерша меня живьем сожрет!
– Минуточку! – влезла я. – А почему это у нас Дед Мороз не задействован, только его помощники трудятся?
– А потому, Люся, что Дед Мороз – это главная роль! – Эмма построжал и воздел палец к условному небу. – Она со словами, а их надо учить – мне, по-твоему, когда это делать? Нарезая полосками цветную бумагу?
– В самом деле, Люся, нам что, трудно? – вступился за Эмму Петрик, явно соблазненный возможностью покрасоваться в натуральной замше с индейской вышивкой.
Сошлись на том, что завтра в люди пойдут Зайчик, Олень и Снегурка, а Наш Главный еще поработает над ролью. Мы поужинали бутербродами из мешка запасливого Деда Мороза и легли спать, чтобы набраться сил для своей премьеры.
За окном еще было темно, когда чья-то рука потрясла меня за плечо.
– Лю-у-уся! Люсь, Люсь, вставай! – зимним ветром просвистел писклявый голос.
– А? – Я открыла один глаз и тут же распахнула оба, отпрянув, насколько позволяла вместимость спальной полки. – Ты еще кто?!
Дверь купе была открыта, и свет из коридора бил в спину потревожившего меня создания. На первый взгляд это был черт с рогами. На второй – чертовка с косичками. Они болтались по сторонам скуластой физиономии, царапая капроновыми бантами мои поджатые коленки.
– Петрик, ты обалдел?! – Я наконец признала друга, вошедшего в роль с опережением графика. – У нас начало в десять утра. А теперь который час?
– Скоро семь, Люся, но надо же загримироваться!
– Так темно же, как гримироваться!
– Вот именно! Тут темно, а вы все спите, и я не могу включить свет, чтобы не разбудить вас!
– То есть, по твоей логике, разбудить нас в темноте – более гуманно? – Я досадливо отодвинула косы с бантами, потом все остальное в колючей шуршащей парче, спустила ноги на пол и пошарила в поисках тапок.
Вчера я уже распаковала узелок с барахлишком Зайчика и обновила его обувь из овчины. Считай, тоже начала вживаться в роль.
– Почему бы тебе не пойти на грим в туалет? – Я зевнула.
– Потому что там занято! – возмущенно ответил Петрик и дернул головой, забросив косы за спину. – И в начале вагона, и в конце!
– Это, наверное, проводница закрыла туалеты, она предупреждала, что будет санитарная зона, – заворочался на своей полке Эмма. – Но у меня на такой случай есть ключ, по блату Галочка дала. На, возьми. – Он свесил в проход руку с какой-то железячкой.
– Спасибо, дедушка, – пропищал опередивший меня Петрик, взял ключ и заспешил в конец вагона.
Почти сразу же он прилетел обратно, как гонимая бурей снежинка, весь трепеща и содрогаясь:
– Бусинка, а там кто-то лежит!
– Где? – не поняла я.
– Да в туалете же!
Я подняла брови. Тесный и сильно септический санузел в поезде не представлялся мне местом, где можно прилечь.
– Кто?
– А я знаю?! – психанул Петрик. – Мужик какой-то.
– Карлик? – свесил голову в проход Эмма.
Резонно, между прочим. Мужику нормальных габаритов в каморке клозета и стоя поместиться непросто, а уж лежа-то…
– Почему – карлик? – не понял Петрик.
– А я почем знаю, может, у нас тут конкуренты, какая-то цирковая труппа, – заволновался наш главный, слез с полки и хрустнул суставами, потянувшись. – Так! Пойдем-ка посмотрим.
Пошли все: Петрик в наряде Снегурочки, я в пижаме, овчинных ботах и маске Зайчика – в ней хорошо было спать, она глаза и уши закрывала, и только Эмма как нормальный человек и пассажир – в спортивных штанах и майке.
Сгрудившись у двери, размеренно покачивающейся в такт колебаниям вагона, мы заглянули в туалет. Там действительно кто-то лежал. Судя по ногам – они к нам были ближе всего – мужик.
Я отважно присела и пощупала голую волосатую щиколотку.
– Ну? Есть пульс? – поторопил меня Петрик.
– Не пойму. Может, это пульс, а может, ногу потряхивает, потому что поезд качается. – Я встала. – Давайте-ка все отсюда. Эмма, беги за своей подружкой Галочкой. Вагон – ее хозяйство, пусть она и разбирается, кто и почему у нее валяется где попало.
Мы с Петриком вернулись в наше купе и, выглядывая из него, наблюдали, как ведомая Эммой проводница проследовала сначала из головы вагона в хвост, потом обратно, и снова туда, но уже в сопровождении знакомого нам начальника поезда. В тамбуре началась какая-то возня, Эмму оттуда прогнали, и он вернулся к нам в купе. Народ в вагоне еще спал, но мы уже не ложились. Расселись по лавочкам и ждали, пока Галочка освободится и что-то нам расскажет.
Проводница пришла после того, как поезд постоял немного на очередной станции и снова тронулся. Вместе с ней явился и начальник поезда.
– Привет веселым и находчивым, – сказал он, обведя нашу маленькую компанию усталым взглядом и вздрогнув при виде Петрика с косами и в парче. – Мужчине, видно, плохо стало, он сомлел и неудачно головой ударился. Жить будет. Но кое-что придется объяснить, уважаемые.
Он посторонился, пропуская Галочку. Та держала знакомый шикарный баул. Его блестящий золотистый замочек был беспощадно сломан, кожаное нутро зияло пустотой.
– Это же ваш? – Проводница подняла баул.
– Это же наш! – всплеснул руками и косами Петрик. Он заозирался, вскочил, переворошил свою постель. – А почему он у вас?
– Ворюга то, стало быть, – не ответив Петрику, сказал начпоезда проводнице. – Я так и думал. Однако, удачно вышло. – Он немного повеселел. – Ну что, товарищи пассажиры: стали жертвой кражи на железной дороге? А закрывать надо двери, когда спать ложитесь! И за вещами своими следить, как положено! Что в чемоданчике-то было? Заявление писать будете?
Петрик хрустко укусил ноготь. Эмма талантливо изобразил приступ кашля, мешающего ему говорить. Я поняла, что отвечать придется мне.
– Видите ли, – осторожно начала я, – это не совсем наш чемоданчик. Это баул нашего попутчика, который скоропостижно нас покинул…
– Еще кого-то вынесли? – Начпоезда озадаченно взглянул на проводницу.
– Высадили, – мстительно напомнила я. – Вы сами это сделали, забыли? Парнишку, у которого еще на станции отправления мошенница билет выманила…
– А, зайчик поневоле! – Начальник поезда хлопнул ладонью по лбу. – А что же он свой багаж не забрал?
– Попросил, чтобы мы довезли его куда надо и передали там тому, кто за ним придет, – объяснил Петрик.
– А что внутри было? – Начпоезда снова оглядел нас и по лицам угадал ответ. – Не знаете? Ну, как же так, товарищи пассажиры! Принимать посылки неизвестного содержания от незнакомых лиц – это гражданская безответственность! Ладно, разберемся по ходу. Галя, чемоданчик бесхозный к себе прибери пока.