Конечно, Ева, будто бы я не знал, просто нужно сильно встряхнуть головой, чтобы всё вспомнить. Может быть, слишком сильно, но дело не в этом – она мне улыбается, быть того не может, кажется, у меня остановилось сердце – это от счастья…
– Детектив, Алиса о вас много писала.
Неужели и вправду писала обо мне? Алиса успела отвернуться, мне было достаточно того, что она вообще отвернулась… Я прокашлялся. Когда я успел отведать блюдо из песка, да еще такое большое? Я все-таки попробую произнести несколько слов:
– Здравствуйте, Ева… Алиса мне о вас ничего не рассказывала.
Если бы брови Алисы взметнулись с такой же скоростью и амплитудой еще десяток раз, она вполне могла бы присоединиться к чайкам кружившим за окном… Я еще раз прокашлялся и продолжил:
– Это очень нехорошо с её стороны…
Она смотрела на меня… Какой я идиот. Вместо того, чтобы городить здесь всякую чушь, я должен был бы немедленно схватить эту женщину и бежать, бежать отсюда в любое место, где можно оставаться достаточно долго, чтобы прожить жизнь вдвоем и умереть в один день – я всё так же стоял. Ева, прихватив с собой Алису, ушла в глубь квартиры, а я, знай себе – изображаю столб, слушая бред какого-то симпатичного парня. Что-то о приготовлениях к свадьбе. Парня звали Леонид, и он был лично мне благодарен за то, что Алиса приехала на его свадьбу с её сестрой. Надо же – вероятно, он лучший из живущих, разве могла она выбрать другого?
Горячий душ, горячий чай, теплая постель. Я попросил постелить мне в гостевой комнате, где кроме меня расположилось еще несколько гостей мужского пола, в том числе Данила, который на время моего выпадения из реальности взял на себя заботу о Голубом Драконе и Трыще. Трыщ-то хоть в порядке? Столько народу вокруг…
«Хозяин, я в порядке и сыт.»
Какая жалость, что меня интересует не только еда…
«Понравившаяся хозяину женщина находится недалеко, могу принести.»
Прости, Трыщ, но так нельзя… В повозке осталась моя трубка, придется выйти за ней, сегодня я твердо намерен выкурить весь запас табака. Все-таки хорошо, когда холодно. Это только людей посредственно счастливых холод мучает. Людей несчастных он только отвлекает. Я вышел в одной рубахе и сразу за дверью холод набросился на меня, будто сам был до смерти замерзшим существом, высасывающим тепло из каждого встречного – просто, чтобы еще немного пожить.
Мои курительные принадлежности упорно не хотели находиться. Наверное, я разбросал весь наш нехитрый скарб по всей повозке, пока нашел кисет. С пятого раза табак занялся – обычную процедуру разборки-чистки-сборки на этот раз я пропустил. Я оперся на парапет канала, моментально прилипнув к нему локтями. По черному льду мело снегом, и было непонятно, то ли ветер гонит снег куда-то в сторону Невы, то ли громада набережной отчалила и поплыла навстречу ветру. Наверное, это всё объясняет. На самом деле, это не город, а корабль, давно сбросивший паруса и доверившийся воле течения. Какая разница куда плыть, если корабль сам себе порт приписки?
Лучший из живущих на этой земле мужчин, а заодно и самый счастливый накинул мне на плечи пальто и просто стоял рядом, будто для нас с ним вот так вот стоять, глядя на воду, разом превратившуюся в камень, было обычным и любимым делом.
– Смотрите, обожаю наблюдать за ними, – Леонид указал на пролет мостика, зависшего нелепой триумфальной аркой над гладью канала. За ним угадывались точки, которые медленно росли, пока не стало понятно, что по льду несется целая ватага ребятишек. Скорость впечатляла. Такого не увидишь на обычном катке, который заставляет, толком не разогнавшись, поворачивать, поворачивать и снова поворачивать. Лед был тоненький, но их это не смущало, они скользили всё быстрее, почти не прикладывая усилий, чтобы разогнаться. Будто кто-то невидимый толкал их в спину
– Тяга форта…
– Тяга чего?
Леонид поманил меня за собой к лестничке, которая вела с набережной вниз к воде. Как только я спустился ниже уровня набережной, я почувствовал – гигантская ладонь мягко толкает в ту же сторону, куда только что укатили конькобежцы. Забавная вещь…
– Что это?
Леонид лишь пожал плечами:
– Никто не знает – как только каналы покрываются льдом, появляется… Мы называем это «тяга», она держится до тех пор, пока не появится первая трещина на льду… Или наоборот – когда появляется тяга – лед окончательно устанавливается и стоит пока она не исчезнет. Тяга, если ей не сопротивляться, принесет вас прямо к старому форту. Зимой Петербург – самый чистый город, всё что нужно – опустить мусор на лед, дальше все сделает тяга…
Пойдемте в дом?
Я не испытывал к нему ни ревности, ни даже зависти. Где-то в глубине моего горя я даже радовался за Еву и Леонида. В этой истории была только одна неправильная деталь – в ней не было меня. Почему Алиса так непохожа на свою сестру – ни в чем?
– Леонид, многие так катаются?
– Только мужчины. – Добродушие Леонида кончилось, как гаснет зажатый пальцами фитиль – только намек на ожог, и больше никаких следов света и тепла
– Но там катались дети…
– Не важно, я имел в виду, только представители мужского пола. Женщинам лучше на лед не выходить, да и вообще лучше в одиночку в городе не появляться. – Мы были уже в дверях, и, разумеется, он пропустил меня вперед.
– Что у вас тут творится, Леонид?
Ему было холодно, он стоял передо мной, высокий, хорошо сложенный мужик, но я видел только ненависть, сожравшую всю ту теплоту, которая буквально обволакивала его еще секунду назад. Он ненавидел меня за этот вопрос, за то, что я вообще явился в его город… Что ж, я запомню его ненависть, я запомню его кисть, которая легла на рукоять изящного кинжала, и если когда-нибудь он будет стоять у меня на дороге – я это вспомню. Между прочим, ему совершенно не обязательно стоять у меня на пути. Если Ева мне просто подмигнет, это может стать достаточно веской причиной для смерти этого любителя бега на коньках.
Глава десятаяДети тяги
Легенда – это вранье с правом на неприкосновенность.
Лучшее, что я смогу сделать на обратном пути, это всю дорогу провести на козлах, предоставив Алису заботам Данилы. Мой отказ разделить с ней выделенную для нас спальню, Алиса восприняла как личное оскорбление. Гаже всего было то, что я её прекрасно понимал и даже попытался смягчить удар серией многоэтажных комплиментов… Чем только ухудшил ситуацию. Ну не буду же я ей объяснять, что её сестра, которая в конце недели выходит замуж, произвела на меня такое впечатление, что я… Что – я? Что я предпочел бы спать один. Всегда. По крайней мере, пока мы здесь. Хотя бы для того, чтобы не опозориться, назвав её именем кого-нибудь другого в самый неподходящий момент…
В гостиной было жарко натоплено, и единственная женщина, нарушавшая монолит мужской компании, пожалуй, лишь способствовала её сплочению – она следила, чтобы перед каждым стояла кружка и она была полна.
Такие идеальные женщины живут только в чужих домах. Такие идеальные женщины получаются только из прислуги. Если кто-то совершит глупость и женится на ней – идеальность кончится в первое же утро после брачной ночи.
Разговор шел о банде троллей, оккупировавших городок на юге от Петербурга. Собравшиеся никак не могли сойтись в количестве троллей, называя цифры одну страшнее другой. Когда количество троллей дошло до тысячи, я не выдержал:
– Тролли селятся семьями, а в семье их обычно не больше десятка…Если когда-нибудь в одном месте окажется тысяча троллей, они просто умрут с голода… – Я заработал несколько секунд молчания, которые, вероятно, должны были означать уважение к словам нового участника беседы.
– Мужик, ты кто? – Насчет уважения я, кажется, ошибся. Задавший вопрос голубоглазый блондин задумчиво осматривал свою кружку, вероятно, расценивая её шансы остаться целой после столкновения с моей головы. Главное, правильно ответить – стать зачинщиком драки накануне свадьбы мне совсем не хотелось:
– Лейтенант гвардии киевского престола в отставке, Алекс Каховский. – По-моему, впечатляюще и в тоже время без пафоса.
Игорь Ганжин, брат Евы, я сам – китобой, приехал поздравить, так сказать…
– Так сказать?
– Да так, у нас в Мурманске.
Такие, как этот её Леонид, не выживают, слишком хитрый…
Надо же, нас уже двое
– Я думал, хитрость способствует выживанию…
– Только не в море. Когда кит-горбач звереет – нужна смекалка, а не хитрость. Да и какой-то он… ненадежный что ли? Если бы не его отец, этой свадьбе – не бывать.
– А кто у него отец? – Взгляд, которым меня удостоил Игорь, был… скажем так, удивленный – это если я не хочу себя обидеть.
– Его отец главный хранитель Эрмитажа. Ты знаешь. что такое Эрмитаж? Что такое Эрмитаж, я знал. Одним из сокровищ дедушкиной библиотеки был набор открыток с достопримечательностями города Ленинграда. Чего я не знал, так это того, что он до сих пор существует, да еще и, судя по наличию не просто хранителя, а главного – в себе что-то содержит… В Киеве от музеев сохранились стены, мраморные лестницы и замечательные лепные потолки. По слухам, в Печерском дворце да в особняках на Липках что-то сохранилось. Как только меня пригласят в гости в одно из этих мест – обязательно проверю!
– И многое сохранилось из коллекции?
– Всё… Ну, почти всё…
Даже если это «почти всё» подразумевает любую половину – это означало чудо из чудес. В смутные времена после Большого Баха силы, которая могла бы противостоять мародерам, просто не существовало. По-видимому, в Петербурге такая сила нашлась.
Как выяснилось, прадед Леонида, директор Эрмитажа, смог отстоять музей, создав маленькую армию хранителей. С тех пор титул главного хранителя передавался по наследству, а Эрмитаж стал одновременно и сокровищницей, и символом права и порядка. Насколько я понял, несмотря на то, что хранители формально занимались лишь охраной собственности Эрмитажа, на деле они частенько дублировали работу местной полиции. Ничего удивительного в этом не было, так как хранители старались наложить свою весомую лапу на всякий стоящий объект.