ицей государственного департамента, вначале уволенной, а потом восстановленной на службе, и уже протянул руку за справочником по Вашингтону, чтобы узнать ее телефон, как позвонили в дверь.
Направляясь в вестибюль, чтобы взглянуть через стекло (через него можно было видеть только в одну сторону), я ожидал, что к нам пожаловал какой-нибудь «незнакомец», а возможно, и двое. Мог прийти и Моррисон. Работа в лоб, так сказать. Однако на крыльце я увидел хорошо знакомое лицо и фигуру доктора Волмера, приемная которого находится по соседству с нашим домом. Закрыв дверь и повернувшись, чтобы помочь доктору снять пальто, я сказал, что, если он ищет пациентов, ему придется обратиться по другому адресу.
Однако доктор даже не снял шляпы.
— Работы у меня и без того хватает, Арчи. Словно все сговорились болеть одновременно. Но я только что получил по телефону сообщение для вас. Звонил мужчина, не назвавший себя. Он попросил передать вам лично, чтобы в одиннадцать тридцать вы пришли в номер двести четырнадцать гостиницы «Вестсайд-отель» на Двадцать третьей улице, причем пришли бы без «хвоста».
От удивления я широко раскрыл глаза.
— Нечего сказать, сообщение!
— Вот и я так же подумал. А еще он сказал, что вы предложите мне никому не рассказывать об этом.
— Да, правильно, это самое я вам и говорю.
Я взглянул на часы: 10.47.
— Что он еще сказал?
— Ничего. Он передал это сообщение после того, как предварительно спросил, смогу ли я сам зайти и повторить его вам лично.
— «Вестсайд-отель», номер двести четырнадцать.
— Правильно.
— Какой у него был голос?
— Ничего особенного, обычный мужской голос.
— Большое спасибо, доктор. Если можно, окажите нам еще одну милость. Мы ведем сейчас довольно деликатное дело, и вас, вероятно, видели входящим к нам. Возможно, кто-нибудь пожелает узнать, зачем вы к нам приходили. Если кто-нибудь спросит…
— Я скажу, что вы звонили и просили зайти, так как вас беспокоит горло.
— Ни в косм случае. Известно, что горло меня не беспокоит и что я вам не звонил. Наш телефон прослушивается. Если они узнают, что мы получаем через вас сообщения, ваш телефон тоже возьмут на учет.
— Боже мой! Это же незаконно!
— Тем это забавнее для некоторых. Так вот, если кто-нибудь спросит вас, можете возмутиться и заявить, что это никого не касается, или можете сказать, что заходили измерить кровяное давление у Фрица… хотя, позвольте, у вас же нет с собой прибора для этого. Вы приходили…
— Я приходил к Фрицу взять у него рецепт приготовления escargots bourguignonne. Так будет лучше, и к моей профессии отношения не имеет. — Он направился к двери. — По-видимому, Арчи, вы действительно ведете деликатное дело.
Я не стал спорить и снова поблагодарил его, а он попросил передать привет Вульфу. Захлопнув за ним дверь, я не наложил цепочку, так как собрался уходить. Вначале я зашел на кухню и сообщил Фрицу, что он только что дал доктору Вольмеру свой рецепт для приготовления улиток по-бургундски, а затем вернулся в кабинет и по внутреннему телефону соединился с оранжереей. Я не верю, что ФБР может подслушивать разговоры по внутренним телефонам. Вульф взял трубку, и я рассказал ему о визите доктора. Он что-то промычал, а затем спросил:
— Ты имеешь какое-нибудь представление, в чем тут дело?
— Ни малейшего. Это не ФБР. ФБР это ни к чему. Возможно, что наши действия уже подстегнули кого-то… Эверса, или мисс Фенстер, или даже Мюллера. Ваши указания?
Он лишь фыркнул и повесил трубку, и я должен признать, что сам напросился на это.
Опаздывать я не хотел, передо мною стояла проблема обнаружить за собою «хвост» и отделаться от него, а для этого требовалось время. Кроме того, приходилось считаться и с такой, хотя и маловероятной, возможностью, что Эрнест Мюллер решил вдруг обидеться за свою поврежденную руку и расплатиться со мною, поэтому я достал из ящика стола кобуру с пистолетом «морли» и пристегнул под пиджак. Но мне могло понадобиться и иное снаряжение. Я открыл сейф и взял из резервного фонда тысячу долларов в потрепанных десятках и двадцатках. Конечно, можно было ожидать всего, могли даже сфабриковать мою фотографию в обществе обнаженной дамочки или возле трупа, но придумывать, как выйти из такого положения, мне следовало тогда, когда это случится.
Без одной минуты одиннадцать я вышел из дому. Не оглядываясь, направился в аптеку на углу Девятой авеню и из будки телефона-автомата позвонил в гараж, в котором стоял принадлежащий Вульфу «герон». Работающий в этом гараже уже лет десять Том Халлоран, когда я объяснил ему свой план, сказал, что будет готов через пять минут. Полагая, что лучше дать ему десять, я на некоторое время задержался в аптеке у прилавка с дешевыми книгами. Потом возвратился на Тридцать пятую улицу, прошел мимо нашего дома, повернул на Десятую авеню, вошел в гараж и направился к «герону», стоявшему с работающим мотором. За рулем уже сидел Том. Я забрался на заднее сиденье, снял шляпу и скорчился на полу, после чего машина тронулась.
Возможно, что в «героне» этой модели достаточно просторно для ног, но уж никак не для человека шести футов ростом, не являющегося к тому же опытным акробатом. Мне пришлось основательно помучиться. Минут через пять у меня возникли серьезные подозрения, что Том резко тормозит и крутит машину на поворотах с единственной целью: проверить мою выносливость. Я уже начал задыхаться и ноги у меня затекли, когда он в шестой раз затормозил и сказал:
— Все в порядке, дружище.
— Поднимай теперь меня домкратом, черт тебя, возьми!
Том рассмеялся. Я с трудом расправил плечи, ухватился за спинку сиденья, кое-как поднялся и надел шляпу. Мы стояли на углу Двадцать третьей улицы и Девятой авеню.
— Ты уверен?
— Полностью. Слежки нет.
— Чудесно. Однако в следующий раз держи наготове санитарную машину. Тут в углу найдешь кусок моего уха. Сохрани на память обо мне.
Я выбрался из машины. Том спросил, понадобится ли он еще. Я сказал «нет» и что поблагодарю его позднее. Он уехал.
«Вестсайд-отсль», третьеразрядное заведение, находился в середине квартала. Очевидно, дела у отеля шли еще неплохо, ибо фасад и вестибюль были отремонтированы всего два года назад. Войдя в гостиницу и ни на что и ни на кого не обращая внимания, включая лысого коридорного, я вошел в лифт и нажал кнопку. Выйдя на нужном этаже и взглянув на номер ближайшей комнаты, я обнаружил, что рука у меня непроизвольно скользнула под пиджак и прикоснулась к пистолету. Я усмехнулся. Если меня ожидает сам Дж. Эдгар Гувер, ему придется вести себя как следует или поймать пулю. Дверь номера 214 оказалась закрытой. Мои часы показывали 11.33. Я постучал, услышал шаги, дверь открылась, и, вытаращив от изумления глаза, я замер на месте. Передо мной было круглое красное лицо инспектора полиции Кремера из бригады по расследованию убийств в южной части города.
— Вы пунктуальны. Входите, — проворчал он, отступил в сторону, и я перешагнул через порог.
Я так долго тренировал себя в умении мгновенно замечать все окружающее, что, еще только приходя в себя от изумления, уже механически запомнил всю обстановку в комнате: двуспальную кровать, комод с зеркалом, два кресла, небольшой стол с бюваром, который давно следовало поменять, открытую дверь в ванную. Но тут же, швырнув пальто и шляпу на кровать, я получил новый удар: на столе, перед которым стояло кресло без подлокотников, красовался пакет молока. Рядом стоял стакан. Боже мой, мелькнула у меня мысль, ведь он купил молоко для своего гостя! Я не обижусь, если вы не поверите мне. Я тоже не верил своим глазам, но дело обстояло именно так.
Кремер подошел к одному из кресел, сел и спросил:
— Вы пришли без «хвоста»?
— А как же иначе! Я всегда выполняю указания.
— Садитесь.
Я сел. Кремер не спускал с меня серых глаз.
— Телефон Вульфа прослушивается?
Я взглянул на него.
— Вы же прекрасно осведомлены об этом. Послушайте, если бы я перечислил сотню людей, которые могли ждать меня здесь, вас бы среди них не оказалось. Этот пакет молока для меня?
— Да.
— В таком случае вы свихнулись. Вы вовсе не инспектор Кремер, так хорошо нам известный, и теперь я даже не представляю, что ожидает меня. Почему вас интересует, прослушивается ли наш телефон?
— Потому что я не люблю усложнять что-либо без крайней необходимости. Я предпочитаю простоту во всем. Я хочу знать, мог ли я позвонить непосредственно вам.
— Конечно, но в таком случае я бы посоветовал нам обоим молчать.
Кремер кивнул:
— Хорошо. Мне нужна информация, Гудвин. Мне известно, что Вульф сцепился с ФБР, и я хочу знать, в чем дело. Полностью и абсолютно все, даже если вам потребуются целые сутки на рассказ.
Я отрицательно покачал головой:
— Запретная территория, и вам это хорошо известно.
Кремер взорвался:
— Запретная территория, черт побери! А разве я не нарушаю запрет, появляясь здесь и вызывая вас сюда? А я-то думал, что у вас есть хоть немного здравого смысла! Вы что, не отдаете себе отчета в том, чем я рискую?
— Нет. Не имею ни малейшего представления.
— В таком случае я вам сейчас скажу. Я знаю вас довольно хорошо, Гудвин. Знаю и обязан знать, что вы с Вульфом иногда предпринимаете скользкие с точки зрения закона шаги, но мне также известно, что вы придерживаетесь определенных границ. Так вот, сейчас мы наедине, и я вам кое-что скажу. Два часа назад меня вызывал к себе начальник полиции Нью-Йорка. Ему позвонил Джим Перуццо. Знаете, кто это такой?
— Да, директор лицензионной службы штата Нью-Йорк. Дом номер двести семьдесят, Бродвей.
— Конечно, вы его знаете. Так вот, не буду тянуть: ФБР требует, чтобы лицензии, выданные Вульфу и вам, как частным детективам, были аннулированы. Перуццо предложил представить все данные, которые имеются на вас в полиции. Начальнику полиции известно, что в течение ряда лет я поддерживаю… гм-гм… контакт с вами, и он приказал мне представить письменный доклад. Вам известно, как пишутся доклады: их направленность зависит от того, кто их составляет. Прежде чем приняться за доклад, я хочу знать, что сделал или делает сейчас Вульф и почему он так восстановил против себя ФБР. Я хочу знать положение вещей самым подробным образом.