—Это Центральный парк, Том,— напомнил Эд.
—О-о,— вздохнул я.
К богатым людям мы выезжаем без промедления. Мы спустились вниз, к зеленому «форду» без всяких опознавательных знаков. Эд вызвался вести машину. Я не возражал.
По дороге я думал о том, что сказал мне Джо. Это же чистое безумие! Но мои губы невольно растягивались в улыбке, когда я представлял Джо, вытаскивающего пистолет перед остолбеневшим продавцом.
Я уже хотел было рассказать обо всем Эду, но вовремя сдержался. В общем-то и Джо следовало держать язык за зубами, хотя я и не собирался выдавать его. Но чем меньше людей знало об этом деле, тем лучше. Джо, конечно, не мог удержаться, чтобы нс рассказать о своих подвигах хотя бы одному человеку. И мне льстило, что он выбрал именно меня. Мы живем рядом, служим в одном полицейском участке, и если Джо доверил мне тайну, разглашение которой сулило ему двадцать лет тюрьмы, значит, он считал меня своим другом.
Пока я размышлял о Великом Ограблении винной лавки, мы подъехали к нужному дому. Эд не включал сирену. Преступление уже совершилось, грабители смылись, так что не было смысла мчаться посреди улицы, пугая прохожих. Потерпевшие обратились в полицию лишь потому, что этого требовала страховая компания, а мы ехали к ним домой из-за их толстой чековой книжки.
Дверь открыл швейцар и проводил нас к лифту. Мы поднялись на предпоследний этаж. Элегантно одетая дама лет сорока пяти встретила нас, пригласила в гостиную, но сесть не предложила. Широкие окна выходили на сочную зелень парка.
Вопросы задавал Эд, а я ходил по прекрасной комнате, полной дорогих безделушек из оникса, мрамора, дерева, стекла и нефрита, и думал о том, как хорошо жить в такой роскоши. Иногда до меня доносились обрывки разговора, но_я не вникал в подробности. Казалось, я нахожусь в музее, и плевать я хотел на двух вломившихся сюда ниггеров.
—Они вошли через дверь для слуг?— услышал я вопрос Эда.
—Да,— ответила женщина оскорбленным голосом.— Они избили мою горничную, и я послала ее к врачу. Если требуются ее показания, я сейчас позвоню…
—Пока не надо,— сказал Эд.
—Не могу понять, почему они избили ее. В конце концов, она негритянка.
—Потом они зашли сюда?— спросил Эд.
—К счастью, нет. Тут есть довольно дорогие вещи. Из кухни они проникли в спальню.
—А где находились вы?
На стеклянном кофейном столике стояла лакированная японская шкатулка. Я поднял ее и откинул крышку. Внутри лежало полдюжины сигарет. Дерево отливало приятным золотистым цветом.
—Я была в кабинете. Услышав шум, я заглянула в спальню. Увидела их и сразу поняла, что они там делают.
—Вы можете сообщить их приметы?
—Честно говоря…
—Сколько это стоит?— спросил я.
Женщина удивленно взглянула на меня.
—Простите?
Я показал ей японскую шкатулку.
—Вот это. Какова стоимость этой вещи?
—Кажется, я заплатила за нее три тысячи семьсот долларов. Да, где-то около четырех тысяч.
Вот это да! Четыре тысячи долларов за такую маленькую коробочку.
—Чтобы держать в ней сигареты,— сказал я главным образом самому себе и поставил шкатулку на кофейный столик.
—Так на чем мы остановились?— обратилась женщина к Эду.
Я разглядывал кофейный столик. Мне нравились красивые вещи. Я улыбался.
Не знаю почему, но в тот день я встал с левой ноги. Если бы Грейс не держалась от меня подальше, мы бы наверняка поссорились.
А тут еще транспортная пробка. И удушливая жара. Хорошо, что я рассказал Тому о винной лавке. Мне сразу стало легче, но вскоре настроение вновь ухудшилось. Все во мне кипело, и я уже жалел, что не оштрафовал того мерзавца в кондиционированной кабине «кадиллака». Я ненавидел саму мысль о том, что кто-то живет лучше меня.
Быстрее всего я успокаиваюсь, сидя за рулем. Разумеется, если машин гораздо меньше, чем утром на лонгайлендской автостраде. Мой напарник Пауль Голдберг согласно кивнул, когда я вызвался вести машину. Он предпочитал сидеть рядом и жевать резинку.
Пауль на два года моложе меня, холостяк и, как я предполагаю, умеет ладить с женщинами. Я не знаю об этом наверняка, так как он не делится со мной подробностями личной жизни. Как, впрочем, и я с ним. И вообще, о какой личной жизни можно вести речь, имея жену и детей?
Но и быстрая езда не помогала. Теперь я начал сомневаться, следовало ли говорить Тому о винной лавке. Можно ли доверять ему? Что, если он скажет кому-то еще? В конце концов об этом узнает капитан, и тогда я погиб.
Раньше капитаны пятнадцатого участка не брезговали ничем, и не составляло труда откупиться бутылкой виски от дела по изнасилованию несовершеннолетней, но наш теперешний начальник изображал из себя ангела и мог наказать за плевок на тротуар. Трудно представить, что бы он сделал, узнав, что полицейский ограбил винную лавку, находясь при исполнении служебных обязанностей.
В конце концов я решил, что все сомнения напрасны. Что бы Том ни думал обо мне, ему не придет в голову рассказать кому-либо о моих «подвигах».
А вскоре я заметил впереди белый «кадиллак эльдорадо», точно такой же, что стоял рядом с нами на лонгайлендской автостраде, только другого цвета. Пристроившись за ним, я взглянул на спидометр. Пятьдесят четыре мили в час. Вполне достаточно для личной беседы.
—Я остановлю этот «кэдди»?
Пауль, вероятно, задремал, так как испуганно вздрогнул при звуке моего голоса:
—Что?
—Этот белый «кэдди»…
Пауль присмотрелся к идущей впереди машине, затем повернулся ко мне.
—Зачем?..
—Просто хочется… К тому же его скорость пятьдесят четыре мили.
Я включил только маячок. Он видел меня, поэтому я мог не нарушать покой граждан воем сирены. Он тут же притормозил, и я впритирку вырулил в его ряд.
—Ты подрезал его,— заметил Пауль.
—Он мог бы посильнее нажать на тормоз.
Пауль пожал плечами. Я вышел из машины и направился к «кэдди».
Водитель, брюнет в темном костюме и галстуке, с выпученными, как при тириотоксикозе, глазами, коснулся кнопки, и стекло ушло униз. Я попросил у него права и техпаспорт, долго рассматривал их, ожидая, пока он начнет разговор. Даниэль Моссман… «Кадиллак» взят напрокат в какой-то компании Тарритауна. Но водитель молчал.
—Вы знаете, с какой максимальной скоростью разрешается ехать на этом участке, Дан?— спросил я.
—Пятьдесят миль,— ответил он.
—Ас какой скоростью ехали вы?
—Кажется, около пятидесяти пяти,— выпученными глазами он напоминал мне рыбу.
—Кем вы работаете, Дан?
—Я юрист.
Юрист. Он даже не сказал «адвокат». Во мне все кипело. Я вернулся к патрульной машине и сел за руль, держа в руке права и техпаспорт Моссмана.
Пауль улыбнулся и потер большим пальцем по указательному.
—С добычей?
Я покачал головой.
—Нет. Он получит повестку о вызове в управление.
Глава 2
Они пригласили соседей на шашлык. За день до этого прошел дождь, и, хотя к утру лужок уже полностью высох, жара спала. Пришли четыре супружеские пары с детьми. Никто из мужчин не служил в полиции, и только один из них работал в Нью-Йорке. Около мангала они устроили импровизированный бар с джином, водкой, виски и лимонадом для детей.
Когда пиршество было в самом разгаре, Том, перекладывавший прозрачные кубики льда в стеклянное ведерко, неожиданно обратился к Джо:
—Послушай, помнишь, ты говорил мне как-то о винной лавке?
Джо усмехнулся.
—Конечно.
Том посмотрел на гостей, столпившихся на другом конце дворика.
—Больше ты не повторял эту операцию?
Джо нахмурился и внутренне напрягся.
—Нет. А что?
—Но думал об этом?
Джо отвел взгляд.
—Пару раз. Не хотелось искушать судьбу.
—Понимаю, понимаю…— кивнул Том.
Подошедший Джордж Хендрикс, управляющий местным универсамом, по обыкновению уже крепко выпивший, прервал начатый разговор.
—Пора наполнить бокалы,— воскликнул он с пьяной улыбкой.
Раньше Хендрике заведовал магазином в Бруклине, а теперь стал местным патриотом. Пьяницы всегда раздражали Джо, даже в свободное от службы время.
Том протянул Джорджу полный стакан.
—Держи.
Джордж взял стакан, но пить не стал, а продолжал говорить:
—Не понимаю, парни, как вам удастся выносить Нью-Йорк. Это же типичный город проходимцев. Каждый гонится за лишним долларом. И все нищие!
Джо пожал плечами.
—Так уж устроен мир, Джордж,— ответил за него Том.
—И полицейские там почти все из проходимцев,— продолжал Хендрикс.
—Ты уверен?— холодно спросил Джо.
—На все сто! Знаю я нью-йоркских полицейских.
—Другие города ничуть не лучше,— возразил Том. За долгие годы работы в полиции он к подобным высказываниям привык и не обижался.— Ты думаешь, местные полицейские симпатичнее?
Джордж рассмеялся.
—Именно об этом я и говорю. Нью-Йорк разлагает вас. Вы боретесь с преступностью, рискуете жизнью, а у самих порой ничего нет!
Джо надоело выслушивать нравоучения пьяницы.
—Ты не прав, Джордж,— заметил он.— На нашей работе мы можем получить все, чего ни пожелаем. Но дело в том, что мы сдерживаем себя.
Джордж снова рассмеялся, а Том удивленно взглянул на Джо, который не сводил глаз с Хендрикса,— вот уж кого, наверное, он с удовольствием бы оштрафовал!
Если хочешь вытащить кого-то из компании друзей, делать это надо очень быстро. На Макдугэл-стрит в Грин-Виллидж есть кафетерий, где собираются студенты, туристы, хиппи. В час ночи с субботы на воскресенье там всегда полно народу, причем мало кто из присутствующих благоволит к полиции.
Эд остался на тротуаре, чтобы Ламберт, выскочив на улицу, угодил прямо в его объятия.
Он сидел за столиком посреди зала вместе с двумя мужчинами и двумя женщинами и держал в руке клетчатый платок, то и дело вытирая им нос. Или он простудился, или чего-то нанюхался. Рано или поздно большинство из них пробует свой товар, благо что он достается им даром.