— Два соображения. Ни одно из них не убеждает в отдельности, но, взятые вместе, они весьма весомы. Несколько недель тому назад в тамошних местах появился крутой парень, выглядевший и действовавший в стиле Дегармо. Он показывал фотографию Милдред Хэвиленд, довольно похожую на Мьюриэл Чесс. Другая прическа, выщипанные брови и так далее, но сходство большое. Никто не захотел помочь ему. Он назвался Де Сото и представился как полицейский из Лос-Анджелеса. В Лос-Анджелесе нет полицейского по фамилии Де Сото. Когда Мьюриэл Чесс узнала об этом, она испугалась. Если это был Дегармо, доказать это нетрудно. Второе соображение. В домике Чессов был найден золотой ножной браслет с цепочкой, спрятанный в коробке с сахарной пудрой. Он нашелся после ее смерти и ареста ее мужа. На тыльной стороне сердечка выгравировано: «Милдред от Ала. 28 июня 1938 г. Со всей моей любовью».
— Это могли быть какие-нибудь другие Милдред и Ал, — сказал Уэббер.
— Вы же сами в это не верите, капитан.
Он наклонился вперед и своим указательным пальцем просверлил дырку в воздухе:
— Что именно вы хотите из этого вывести?
— Из этого я хочу вывести, что жена Кингсли не убивала Лейвери. Что его смерть как-то взаимосвязана с делом Элмора. И с Милдред Хэвиленд. А возможно, и с доктором Элмором. Из этого я хочу вывести, что жена Кингсли скрылась, так как случилось что-то, здорово напугавшее ее; что у нее, возможно (хотя и не обязательно), рыльце тоже в каком-то пушку, но что она никого не убивала. Если я сумею доказать это, меня ждут пятьсот долларов. Я имею законное право попытаться.
Он кивнул.
— Разумеется. И я охотно помогу вам, если усмотрю для этого какие-то основания. Мы еще не нашли эту женщину, но прошло ведь совсем немного времени. Однако я не могу помогать вам топить одного из моих парней.
— Я слышал, вы говорили Дегармо «Ал». Но я думал об Элморе. Его зовут Альберт.
Уэббер стал разглядывать свой большой палец.
— Но он никогда не был женат на этой женщине, — спокойно сказал он. — А Дегармо был. И, уверяю вас, уж она заставила его поплясать под свою дудку. Многое из того, что вы в нем видите, — результат ее дурного влияния.
Я сидел очень тихо, потом, помолчав, сказал:
— Теперь я начинаю видеть вещи, о существовании которых не подозревал. Что за человек она была?
— Смышленая, привлекательная и бессовестная. С мужчинами она умела обращаться, они ходили перед ней на задних лапках. Этот большой олух и сейчас оторвет вам голову, попробуйте только сказать о ней худое слово. Она развелась с ним, но он так и не смог порвать с ней.
— Он знает, что ее нет в живых?
Уэббер долго сидел молча.
— Не знает, если судить по его поведению, — сказал он наконец.
— Но как он мог действовать ей во вред, если это одна и та же женщина?
— Насколько нам известно, он так и не нашел ее в горах.
Я встал, перегнулся через стол:
— Послушайте, капитан, а вы меня не разыгрываете?
— Нет. Ни капельки. Таковы уж некоторые мужчины, а некоторые женщины способны сделать их такими. Если вы думаете, что Дегармо ездил в горы, замышляя что-то против нее, то вы попали пальцем в небо. Мягко говоря.
— Я не думал об этом всерьез, — сказал я. — Это было бы возможно при условии, что Дегармо хорошо знал тамошнюю местность. Тот, кто убил женщину, знал местность отлично.
— Пусть все это останется между нами, — сказал Уэббер. — Меня это больше устраивает.
Я кивнул, но ничего не пообещал ему. Пожелал спокойной ночи и ушел. Уэббер глядел мне вслед, когда я шел к двери. Вид у него был обиженный и печальный.
«Крайслер» ждал меня на полицейской стоянке рядом со зданием, с ключами в зажигании и неповрежденными крыльями. Куни не выполнил свою угрозу. Я вернулся в Голливуд и поднялся в свою квартиру в «Бристоле». Час был поздний, почти полночь.
Зеленый со слоновой костью коридор был тих, только в одном из номеров названивал телефон. Звонил настойчиво, становясь все громче по мере того, как я приближался к своей двери. Я отпер дверь. Это был мой телефон.
В темноте я прошел через комнату в угол, где на краю дубового стола стоял аппарат. Пока я дошел до него, он прозвенел не меньше десяти раз.
Я поднял трубку — это был Дерек Кингсли.
Голос его звучал напряженно и ломко.
— Господи Боже, куда это вы провалились ко всем чертям? — набросился он на меня. — Вот уже несколько часов я пытаюсь до вас дозвониться.
— Ну вот я и здесь, — сказал я. — Что случилось?
— Она позвонила.
Я стиснул трубку из всех сил, медленно вдохнул, медленно выдохнул.
— Продолжайте, — сказал я.
— Я недалеко отсюда. Буду у вас минут через пять-шесть. Будьте готовы выехать.
Раздались гудки.
Я стоял, держа телефонную трубку на полпути между ухом и рычагом аппарата. Потом очень медленно положил и посмотрел на только что державшую ее руку. Ладонь была полуоткрыта и судорожно напряжена, словно все еще сжимала трубку.
28
Раздался осторожный полуночный стук в дверь, я подошел и открыл ее. Кингсли выглядел огромным как лошадь в кремовом спортивном пиджаке из шотландской шерсти с желто-зеленым шарфом, обмотанным вокруг шеи под небрежно поднятым воротником. Красновато-коричневая шляпа с узкими полями была низко надвинута на лоб, из-под нее выглядывали его глаза, глаза больного животного.
С ним была мисс Фромсетт, в широких брюках, сандалиях, темно-зеленом жакете, без шляпы — волосы ее отливали колдовским глянцем. В ушах сережки в виде миниатюрных цветков гардении, в каждом ухе по два цветка, висящих один над другим. Вместе с ней в дверь вошел «Королевский Гиллерлейн» — шампанское среди духов».
Я запер дверь, показал на места для сидения:
— Для начала присядьте и выпейте.
Мисс Фромсетт села в кресло, скрестила ноги и оглянулась в поисках сигареты. Нашла ее, прикурила небрежным размашистым жестом и хмуро улыбнулась, глядя куда-то в угол потолка.
Кингсли стоял посредине комнаты, пытаясь укусить свой подбородок. Я вышел в кухоньку, смешал три виски с содовой, принес в комнату и раздал бокалы. Со своим бокалом в руке я прошел к стулу у шахматного столика.
— Чем вы занимались и что у вас с ногой? — спросил Кингсли.
— Полицейский меня огрел. Подарок от стражей порядка в Бэй-Сити. У них это входит в фирменное обслуживание клиентов. Если вас интересует, где я пропадал так долго, — я сидел в тюрьме, за вождение в пьяном виде. И, судя по выражению вашего лица, я вскоре опять попаду туда.
— Не знаю, о чем вы говорите, — бросил он. — Не имею ни малейшего представления. Нам сейчас не до шуток.
— Ладно, значит, шутки отменяются, — согласился я. — Итак, она вам позвонила. Где она?
Он уселся со своим бокалом, сжал и разжал пальцы правой руки и сунул ее во внутренний карман пиджака. Рука появилась на поверхность с длинным конвертом.
— Вот это вы должны передать ей, — сказал он. — Пятьсот долларов. Она хотела больше, но это все, что я сумел раздобыть. Я получил деньги по чеку в ночном клубе. Это было непросто. Она хочет срочно выбраться из города.
— Из какого города? — спросил я.
— Она где-то в Бэй-Сити. Где точно, не знаю. Она встретится с вами в баре под названием «Павлин», на бульваре Аргуэлло, угол Восьмой улицы, или поблизости от этого заведения.
Я посмотрел на мисс Фромсетт. Она все еще глядела в угол потолка, словно приехала сюда просто так, чтобы прокатиться за компанию.
Кингсли бросил конверт, и он упал на шахматный столик. Я заглянул в него. Там действительно были деньги. Значит, не весь его рассказ был бредом сумасшедшего. Я оставил конверт лежать на маленьком полированном столике с инкрустированными квадратами коричневого и золотистого цветов.
— А почему бы ей не снять деньги с собственного счета? Любая гостиница примет ее чек. Большинство из них выдадут ей наличные по чеку. Разве ее банковский счет блокирован?
— К чему этот разговор? — тяжело сказал Кингсли. — Она влипла. Не знаю, как она узнала, что влипла. Разве что по радио на нее был объявлен розыск. Может, уже передавали, не знаете?
Я сказал, что не знаю. У меня не было времени выслушивать объявления полиции. Я был слишком занят общением с живыми полицейскими.
— В общем, теперь она не рискует получать деньги по своей чековой книжке, — сказал Кингсли. — Раньше это было очень просто. Но не сейчас.
Он медленно поднял глаза и посмотрел на меня одним из самых пустых, отсутствующих взглядов, какие я когда-либо видел.
— Ладно, все равно нам не понять смысла там, где его нет, — сказал я. — Значит, она в Бэй-Сити. Это вы с ней разговаривали?
— Нет. С ней говорила мисс Фромсетт. Она позвонила в офис. Рабочее время уже истекло, но у меня был этот полицейский с побережья, капитан Уэббер. Поэтому мисс Фромсетт вообще не хотела разговаривать и попросила позвонить позже, но она не захотела давать свой номер, чтобы мы сами ей позвонили.
Я посмотрел на мисс Фромсетт. Она отвела взгляд от потолка и направила его на мою макушку. Глаза ее абсолютно ничего не выражали. Наглухо занавешенные окна.
— Я не хотел говорить с ней. Она не хотела говорить со мной. Я не хочу ее видеть. Я думаю, теперь можно не сомневаться, что это она застрелила Лейвери. Уэббер, по-моему, совершенно в этом уверен.
— Это еще ничего не значит, — сказал я. — Его слова и его мысли могут вообще лежать в разных ящиках стола. Мне не нравится, что она знает, что ее разыскивает полиция. Давно уже никто от нечего делать не слушает на короткой волне полицию. Итак, она позвонила вам позже. Что было дальше?
— Она позвонила примерно в полседьмого, — сказал Кингсли. — Нам пришлось сидеть в офисе и ждать ее звонка. Дальше рассказывай ты. — Он повернул голову к мисс Фромсетт.
— Я ответила на звонок в офисе мистера Кингсли. Он сидел рядом, но не разговаривал с ней. Она сказала, чтобы ей прислали деньги в этот самый «Павлин», и спросила, кто их принесет.
— Она не выказывала испуга?