В коридоре раздались тяжелые шаги. Приглушенные голоса. Шаги остановились. В дверь решительно постучали кулаком.
Я стоял, косясь на дверь, стиснув плотно прижатые к зубам губы. Я ждал, что кто-то откроет дверь и войдет. Дверную ручку подергали, но никто не вошел. Опять постучали, пауза, опять загудели голоса. Шаги стали удаляться. Интересно, сколько времени им понадобится, чтобы найти управляющего с универсальным ключом. Не так уж много.
Совсем не так много, чтобы Марлоу успел вернуться с Французской Ривьеры.
Я подошел к зеленой портьере, отодвинул ее, заглянул в темный короткий коридорчик, ведущий в ванную. Вошел в ванную и включил свет. Две половых тряпки на полу, рогожка, перекинутая через край ванны, окно с пузырчатым стеклом в углу над ванной. Я закрыл дверь, встал на край ванны и открыл окно. Здесь, на шестом этаже, на окнах не было решеток. Я высунул голову, посмотрел в темноту, на узкий просвет улицы с деревьями. Посмотрел вбок и увидел, что такое же окно ванной комнаты соседней квартиры находится не более чем в трех футах от меня. В меру упитанный горный козел без труда одолел бы это расстояние.
Вопрос заключался в том, одолеет ли его изметеленный частный детектив, а если одолеет, то что он с этого будет иметь.
Где-то позади довольно отдаленный, приглушенный голос исполнял полицейскую литанию: «Откройте, иначе мы вышибем дверь!». В ответ я только ухмыльнулся. Они не станут ее вышибать, потому что дверь вышибают ногами, а для ног это малоприятное занятие. Полицейские же бережно относятся к своим ногам. Ноги — собственные ноги — чуть ли не единственное, к чему они относятся бережно.
Я сдернул с вешалки полотенце, открыл обе половинки окна и высунулся из окна. Держась за его раму, я дотянулся до соседнего подоконника. Дотянулся ровно настолько, чтобы открыть его, если оно не заперто. Оно было заперто. Я перебросил ногу и каблуком вышиб стекло над задвижкой. Шум был такой, что его должны были услышать даже в Рено. Обернув вокруг левой руки полотенце, я сунул ее внутрь и повернул задвижку. Внизу по улице проехала машина, но никто не закричал, не окликнул меня.
Я открыл разбитое окно и перебрался на этот подоконник. Полотенце выпало из моей руки, упорхнуло вниз, в темноту, на полоску газона между двумя крыльями здания далеко внизу.
Я влез в окно соседней ванной.
32
Я сполз в темноту, впотьмах на ощупь пробрался к двери, отворил ее и прислушался. В рассеянном лунном свете из северных окон я разглядел спальню с двумя аккуратно застеленными, пустыми односпальными кроватями. Эти не были встроены в стену. И квартира была побольше. Мимо постелей я прошел к двери, ведущей в гостиную. Обе комнаты были явно давно заперты и отдавали пылью. На ощупь я разыскал лампу, включил ее. Провел пальцем по кромке стола — на ней была тонкая пленка пыли, какая образуется даже в самом чистом помещении, если оставить его запертым.
В комнате стоял большой обеденный стол, кресло с радиоприемником, подставка для книг в виде лотка, большой книжный шкаф, набитый романами, с которых еще не были сняты суперобложки, высокий комод темного дерева с сифоном, резным графином для спиртного и четырьмя перевернутыми полосатыми бокалами на медном индийском подносе. Рядом стояла пара фотографий в двойной серебряной рамке: моложавый мужчина средних лет и женщина, оба с круглыми здоровыми лицами и жизнерадостными глазами. Они поглядывали на меня так, словно ничего не имели против моего пребывания здесь.
Я понюхал графин — это было шотландское виски, и я частично воспользовался им. Голове стало хуже, зато в целом мне стало лучше. Я включил свет в спальне, порылся в платяных шкафах. В одном из них нашелся большой выбор мужской одежды, сшитой на заказ. Ярлык в кармане одного из пиджаков сообщил, что его владельца зовут X. Г. Тэлбот. Порывшись в платяном комоде, я нашел мягкую синюю рубашку, которая оказалась маловатой для меня. Я отнес ее в ванную, стащил свою рубаху, вымылся по пояс, протер волосы мокрым полотенцем и надел синюю рубашку. После чего извел значительное количество тонизирующего бальзама мистера Тэлбота на обработку своих волос и воспользовался его щеткой и гребнем, чтобы привести их в порядок. К этому времени я благоухал джином совсем слабо, а, может, и не вонял вовсе.
Верхняя пуговица рубашки никак не хотела застегиваться, поэтому я порылся в комоде еще, нашел темно-синий креповый галстук и охомутал им шею. Опять надел свой пиджак, посмотрел на себя в зеркало и нашел, что для этого часа ночи выгляжу слишком аккуратно — даже для такого добропорядочного джентльмена, каким был мистер Тэлбот, судя по его гардеробу.
Я слегка растрепал волосы, подтянул галстук; подошел к графину и принял меры, чтобы не быть слишком трезвым. Закурил одну из сигарет мистера Тэлбота, искренне надеясь, что мистер и миссис Тэлбот, где бы они ни находились, проводят время куда приятнее, чем я. Я понадеялся также, что проживу еще достаточно долго, чтобы как-нибудь нанести им визит.
Я подошел к двери гостиной, единственной, выходившей в коридор, открыл ее, прислонился к косяку, попыхивая сигаретой. Я не рассчитывал, что этот фокус у меня пройдет, но ждать, пока они сообразят, что я выбрался через окно, было еще безрассуднее.
Кто-то кашлянул в коридоре, я высунул голову и встретился с ним взглядом. Он энергично приблизился — маленький бойкий полицейский в аккуратно выглаженной форме. У него были рыжеватые волосы и красновато-золотистые глаза.
Я зевнул и томно спросил:
— Что здесь происходит, сержант?
Он вдумчиво разглядывал меня.
— Небольшая неприятность в квартире рядом с вами. А вы ничего не слыхали?
— Мне показалось, что я слышал стук… Я пришел домой совсем недавно.
— Поздновато, — заметил он.
— Это с какой стороны посмотреть, — заметил я. — Так вы говорите, неприятности в соседней квартире?
— Да, с одной дамой, — сказал он. — Вы ее знаете?
— Видел ее как-то раз.
— Да уж, — сказал он. — Вы бы видели ее сейчас… — Он поднял руки к горлу, выпучил глаза и издал неприятный давящийся звук. — В этом роде, — сказал он. — Так, говорите, ничего не слыхали?
— Нет, ничего не заметил — кроме стука.
— Ага. А фамилия ваша как?
— Тэлбот.
— Одну минуту, мистер Тэлбот. Подождите-ка здесь одну минуточку.
Он прошел по коридору и сунулся в открытую дверь, из которой лился яркий свет.
— О, лейтенант, — сказал он. — Жилец из соседней квартиры появился.
Из двери вышел высокий человек и остановился в коридоре, глядя на меня в упор. Высокий человек с ржавыми волосами и синими-пресиними глазами. Дегармо. Лучше и придумать нельзя.
— Этот вот человек живет рядом, — услужливо сказал маленький аккуратненький полицейский. — Тэлбот его фамилия.
Дегармо смотрел на меня в упор своими пронзительно синими глазами, но ничего в его глазах не говорило, что он когда-нибудь видел меня. Он спокойно прошел по коридору, положил жесткую руку мне на грудь и задвинул меня в комнату. Отодвинув меня от двери на полдюжины футов, ок сказал через плечо:
— Войди и закрой дверь, Малыш.
Маленький полицейский вошел и закрыл дверь.
— Вот это номер, — лениво протянул Дегармо. — Возьми-ка его на прицел, Малыш.
Рука Малыша метнулась к кобуре и в момент извлекла револьвер тридцать восьмого калибра. Он облизнул губы.
— Ух ты, — тихо сказал он и присвистнул. — Ух ты-ы. Как это вы узнали, лейтенант?
— А что тут узнавать? — спросил Дегармо, не отводя своих глаз от моих. — А ты, парень, как думал? Думал спуститься вниз за газетой, чтобы узнать, кто ее убил?
— Ух ты-ы, — сказал Малыш. — Сексуальный маньяк. Сорвал с девчонки одежду и задушил. Как это вы узнали, лейтенант?
Дегармо не отвечал ему. Он просто стоял, слегка покачиваясь на каблуках, с пустым, каменным, как гранит, лицом.
— Ну да, это и есть убийца, точно, — сказал вдруг Малыш. — Вы только принюхайтесь, лейтенант. Квартиру сколько дней не проветривали. А гляньте-ка на пыль на книжных полках. И часы на камине стоят, лейтенант. Он забрался через… можно, я взгляну, а, лейтенант?
Он выбежал в спальню. Я слышал, как он там возился. Дегармо стоял истуканом.
Малыш вернулся.
— Он влез через окно в ванной. Там стекло разбитое. И что-то там джином воняет — прям ужас как воняет. Помните, как та квартира воняла джином, когда мы вошли? Тут вот рубашка, лейтенант. Несет от нее — будто ее в джине стирали.
Он поднял рубашку в руке. Она быстро наполнила воздух благоуханием. Дегармо рассеянно поглядел на нее, потом шагнул вперед, рывком распахнул мой пиджак и посмотрел на рубашку, бывшую на мне.
— Я знаю, что он сделал, — сказал Малыш, — украл рубашку у мужика, который здесь живет. Видали, что он сделал, лейтенант?
— Да. — Дегармо подержал руку у меня на груди и медленно уронил ее. Они разговаривали обо мне, словно я был неодушевленный предмет.
— Обыщи его, Малыш.
Малыш обежал вокруг меня, ощупал, нет ли у меня оружия.
— При нем ничего, — сказал он.
— Выведем его через черный ход, — сказал Дегармо. — Это наш улов, раз мы взяли его до прихода Уэббера. А этот пижон Рид, он же и пятак в пустом кармане не сумеет разыскать.
— Но вас ведь на это дело не назначали, — усомнился Малыш. — И я вроде бы слышал, что вас отстранили или что-то в этом роде?
— Что я могу потерять, — спросил Дегармо, — если меня уже отстранили?
— Я могу потерять эту вот мою униформу, — сказал Малыш.
Дегармо скучающе поглядел на него. Маленький полицейский покраснел и его живые золотистые глазки озаботились. /
— О’кей, Малыш. Иди и скажи Риду.
Маленький полицейский облизнул губы.
— Пусть будет, как вы сказали, лейтенант, я с вами. Я могу и не знать, что вас отстранили.
— Мы с ним сами разберемся, ты да я, — сказал Дегармо.
— Ну ясное дело.
Дегармо приставил палец к моему подбородку.
— Сексуальный маньяк, — спокойно сказал он. — Ах, черт меня подери.