А.А.Фейр ДОМАШНЯЯ ЗАГОТОВКА
ПОИМЕННЫЙ СПИСОК ПЕРСОНАЖЕЙ
Берта Кул — женщина мощной стати и необъятной плоти, величественная, как снеговая горная вершина, и неудержимо целеустремленная, как набравший ход локомотив.
Дональд Лэм — ее даровитый помощник, не слишком крепкий физически, зато очень развитый интеллектуально.
Элзи Брэнд — машинистка миссис Кул, исключительно искусная в умении скрытничать и притворяться.
Морган Биркс — неверный муж, разыскиваемый судебными властями за то, за что обычно разыскиваются все неверные мужья.
Сандра Биркс — жена Моргана Биркса, непоколебимо верящая в то, что способна очаровать и пленить любого мужчину.
Б. Л. Томе — иначе именуемый «Блити», развязный, циничный брат Сандры Биркс, стремящийся во всяком человеке выискать что-нибудь гаденькое.
Альма Хантер — необыкновенно красивая подруга Сандры Биркс, считающая, что женщина должна знать свое место и твердо за него держаться.
Арчи Холомэн — молодой человек, готовящий себя к карьере врача; предположительно, — очередной обожатель Сандры.
Салли Дирк — любовница Моргана Биркса, знойная блондинка, умеющая порадеть о собственном материальном интересе.
Шеф — иначе именуемый «мистер Кануэтер», главарь преступной шайки, проворачивающий темные аферы и вроде бы ведающий о причинах и следствиях всех происходящих событий.
Мадж — жена шефа, иначе именуемая «любовь моя», величественная и неприступная крепость, как внешне, так и внутренне.
Фред — славный подручный шефа, здоровый молодец со сломанным носом, убойными кулаками и реакцией кобры.
Рэймонд К. Олифант — пожилой опытный судья, свято соблюдающий букву Закона и открывший для себя кое-что новое в нем благодаря неординарному выступлению одного из заявителей.
Глава 1
Толкнув дверь плечом, я переступил порог приемной в конторе и, пройдя вперед два-три шага, снял с головы шляпу и остановился.
В очереди я оказался седьмым. Объявление гласило: возраст в пределах двадцати пяти-тридцати лет. Если наружность хоть что-то значит, подумал я, то некоторые из тех, кто сидел в приемной, явно уповали только на везение. А вообще мы являли собой в целом весьма жалкую компанию.
Сидевшая за письменным столом белокурая секретарша быстро-быстро стучала на пишущей машинке. Когда я вошел, она подняла глаза. Лицо ее было непроницаемо-холодным.
— Чего вы хотите? — спросила она.
— Я к мистеру Кулу.
— По какому вопросу?
Я энергично мотнул головой в сторону мужчин, которые вроде бы равнодушно, но вместе с тем оценивающе оглядывали меня со своих стульев.
— Я по объявлению.
— Я так и подумала. Садитесь, — сказала она.
— Я бы сел, да, похоже, не на что, — обведя глазами комнату, заметил я.
— Через минуту будет на что. А пока стойте и ждите, а не хотите, идите на улицу.
— Я постою.
Секретарша повернулась к своей машинке. Зазвенел сигнальный звонок. Она подняла трубку, послушала несколько секунд, сказала: «Хорошо» и выжидающе стала смотреть на дверь с табличкой «Б. Л. Кул. Без вызова не входить». Дверь резко распахнулась. В проеме возник мужчина, по лицу которого ручьями тек пот; я не успел и глазом моргнуть, как он уже выскочил на улицу: человек, очевидно, срочно нуждался в глотке свежего воздуха.
— Прошу вас, мистер Смит, — торжественно возвестила секретарша.
Молодой парень, с сутулыми плечами и узкими бедрами, молниеносно вскочил со стула, одернул пиджак, поправил галстук, натянул на лицо улыбку, торопливой походкой прошел к двери, распахнул ее и исчез в кабинете.
Блондинка обратилась ко мне:
— Ваши имя и фамилия?
— Дональд Лэм.
— Лэм?
— Лэм.
Она стремительным росчерком зафиксировала мои имя и фамилию в лежавшей перед нею тетради, а потом, не отрывая от меня своего взгляда, стала делать под ними какие-то стенографические пометки. Мне удалось разглядеть, что она подробно описывает мою внешность.
— Это все? — спросил я, подождав, когда она закончит свой внешний досмотр и дорисует свои загогулины и крючки.
— Да. Садитесь на освободившийся стул и ждите.
Я сел и стал ждать. Смита хватило ненадолго: от силы на две минуты. Второй претендент обернулся еще быстрей, он выскочил из кабинета, точно его кипятком ошпарили. Следующий продержался целых десять минут и вышел бледный, как мел, в полуобморочном состоянии. Блондинка запустила с улицы следующих трех претендентов. Спросила у них фамилии, внимательно оглядела их и внесла соответствующие записи в тетрадь. После того как новички сели на стулья, она подняла телефонную трубку, лаконично сообщила: «Еще четверо», а потом, выслушав, что ей говорят из кабинета, аккуратно опустила трубку на рычажок.
Как только очередной неудачник покинул кабинет, блондинка сама шагнула в его недра и пробыла там примерно пять минут. Выйдя из кабинета, она кивнула мне.
— Следующим будете вы, мистер Лэм, — сказала она.
Мужчины, которые согласно очереди должны были идти раньше, хмуро покосились сначала на нее, потом на меня. Но промолчали.
Ее, вероятно, эти хмурые взгляды давно уже нимало не беспокоили, меня, впрочем, тоже.
Я открыл дверь и оказался в просторной комнате, вся скудная меблировка которой состояла из низенького столика, двух хотя и стареньких, но симпатичных с виду кресел, массивного письменного стола и нескольких картотечных шкафов, стоявших вдоль стен.
Поднатужившись, я изобразил на своем лице лучезарную улыбку, произнес: «Мистер Кул, я…», но тут же осекся и замолк, ибо тот, кто сидел за письменным столом, не был мистером.
Седовласая, с искрящейся живинкой в глазах, с умиротворенно покровительственной ласковостью в лице, присущей много изведавшим на своем веку старушкам, эта женщина, выглядевшая лет на шестьдесят, была умопомрачительно объемна телом и весила, пожалуй, фунтов больше двухсот. Она сказала:
— Присаживайтесь, мистер Лэм. Нет, не туда, проходите поближе, чтобы можно было получше вас разглядеть. Вот так, совсем другое дело. А теперь, пожалуйста, отвечайте на мои вопросы. Только искренне. Как на духу.
Она крутанулась в своем винтовом кресле и пристально посмотрела на меня через стол, взглядом бабушки, к которой на праздничный пирог пришел ее любимый внучек.
— Где вы сейчас живете? — спросила она.
— Постоянного адреса у меня пока нет, — ответил я. — Сейчас снимаю комнату в меблированном доме на Вест Пико.
— Образование?
— Нулевое, — сказал я, — точней, непригодное для извлечения материальной выгоды. То образование, которое я получил, было нацелено на то, чтобы я научился как можно тоньше разбираться в искусстве, литературе и жизни. Но у меня сложилось убеждение, что, не располагая деньгами, оценивать и воспринимать искусство, литературу и жизнь просто невозможно.
— Сколько вам лет?
— Двадцать восемь.
— Родители живы?
— Нет.
— Не женаты?
— Нет.
Она сказала:
— Вы просто дурень. Вы такой тщедушный, наверно, и ста двадцати фунтов нет, я угадала?
— Сто двадцать семь.
— Драться умеете?
— Нет… Иногда дерусь, конечно, но без особого успеха.
— Учтите, работа сугубо мужская, жесткая.
— Разве я похож на женщину? — пылко возразил я.
— Но вы такой хлипкий. Смотрите, туго придется. Будут вас по носу щелкать!
— Когда я учился в колледже, — сказал я, — кое-кто из ребят пробовал. Но очень скоро раскаивался в этом. Я не люблю, чтобы меня щелкали. Драться можно по-разному. Способов много. У меня есть свой, фирменный, и я хорошо им владею.
— Вы внимательно прочли объявление?
— Думаю, что да.
— И считаете, что обладаете всеми необходимыми качествами?
— Семьи у меня нет. Отваги, думаю, достаточно. Я работоспособен, предприимчив и вроде бы умен. Если это не так, значит, куча денег, потраченная на мое образование, выпущена на ветер.
— Кем именно?
— Моим отцом.
— Когда он умер?
— Два года назад.
— Чем вы с тех пор занимались?
— Разным.
Лицо ее ничуть не изменилось в своем характерном выражении. Она милостиво улыбнулась мне и вдруг как ушатом холодной воды обдала:
— Ну и мастак вы врать, однако.
Я резко поднялся с кресла.
— Вы женщина, — сказал я, — и вправе решать, что можете себе позволить. Я мужчина, и вправе решать, чего не могу позволить себе выслушивать.
Я направился к выходу.
— Не торопитесь, Лэм, — окликнула она. — Вы можете получить работу.
— Уже не нуждаюсь.
— Не будьте глупцом. Повернитесь и посмотрите мне в глаза. Вы ведь врали мне?
Все, черт возьми! Место плакало. Я обернулся и посмотрел ей прямо в лицо.
— Да, — сказал я, — я говорил неправду. У меня такая привычка. Довольно странная, конечно, и тем не менее: я бы хотел, чтобы во лжи меня уличали все-таки в более тактичной манере.
— В тюрьме не сидели?
— Не доводилось.
— Вернитесь сюда и присядьте.
Стремление хоть как-то удержаться на плаву в жизни, конечно, сказывается на поведении человека. Я вернулся и сел в кресло. А что было делать? В кармане у меня — ровно десять центов, во рту со вчерашнего дня ни росинки. Биржи труда одни не желали, другие не могли ничем помочь. Тогда я решил прибегнуть к крайней мере — откликнуться на объявления, сулящие хоть какую-то перспективу. Воистину: утопающий хватается и за соломинку.
— А теперь расскажите мне правду, — сказала она.
— Мне двадцать девять, — начал я. — Родители умерли. Образование среднее — колледж закончил. Умен. В разумных пределах. Готов выполнять едва ли не любую работу. Крайне нуждаюсь в деньгах. Если дадите место, выкажу максимум усилий, прилежания и послушания.
— Это все? — спросила она.
— Все.
— Как вас зовут?
Я улыбнулся.
— Значит, Лэм — не настоящая ваша фамилия?
Я ответил:
— Я сказал правду. Если вы пожелаете, я мог бы продолжать говорить… Я очень хорошо умею это делать.