Полицейский явно что-то заметил. То ли этот ее жест, то ли то, что взгляд ее направлен мимо него.
— А это еще кто? — спросил он, повернувшись ко мне.
— Что здесь произошло? — спросил я, старательно вытянув шею и уставившись на лежащего посередине комнаты недвижимого мужчину.
Сандра Биркс бесстрастным голосом произнесла:
— Это, наверно, жилец с нашего этажа.
Полицейский резко шагнул ко мне.
— Выйдите отсюда, — сказал он. — Произошло убийство. Зрители нам тут не нужны. Кто вы такой? Что…
— Так повесьте табличку на дверь, — перебил я. — Мне показалось, тут у вас что-то неладно. Дверь у вас настежь, вот я и…
— Ладно, ладно, — сказал он. — Идите своей дорогой, а дверь мы сейчас запрем.
— Полегче, сержант. Я имею полное право зайти внутрь, раз дверь открыта настежь, и вы не можете запретить мне…
— Это я-то не могу? — взъерепенился он, и с размаху опустил свою огромную ручищу мне на шею чуть пониже затылка, потом прихватил могучей пятерней полворотника и с силой пихнул меня в коридор.
Он придал мне такое ускорение, что я чуть не врезался в противоположную стену коридора. Я услышал, как за спиной у меня сильно хлопнула дверь и раздался щелчок замка.
Таковы уж полицейские. Попытайся я по собственной инициативе уйти из квартиры, он бы затащил меня в комнату и постарался бы сделать из меня свидетеля или еще чего похуже. А моя дерзость и настойчивые попытки остаться привели к тому, что меня без лишних слов выставили за дверь, как шелудивого щенка. Он доказал, что закон на его стороне, и лишний раз подтвердил ту непреложную истину, что прав всегда будет сержант полиции, а не скромный и безгласный гражданин, регулярно выплачивающий казне подоходные налоги.
Что же там между ними произошло, я так и не выяснил, но жест Сандры Биркс был достаточно красноречивым. Биться лбом о стену не имело смысла. Я вошел в лифт и поехал вниз. При каждом вдохе в груди у меня отдавало тянущей болью, и теперь было совершенно очевидно, что и полицейская «терапия» не принесла мне облегчения.
Патрульная машина по-прежнему стояла у обочины тротуара. В ней сидел второй полицейский и слушал, что передают по рации. Когда я вышел на улицу, он делал какие-то пометки в блокноте. Завидев меня, он поднял голову повыше и, щуря глаза, стал было присматриваться, но в это время по рации начали передавать приметы человека, который по какой-то причине находился в розыске, и полицейскому, слава Богу, в эту минуту было не до меня, так что он позволил мне беспрепятственно пройти мимо.
Благополучно миновав самую опасную зону, я отнюдь не ускорил шага, напротив, пока не достиг перекрестка, старался держаться как можно более непринужденно; раза два или три подходил к самому краю тротуара, желая показать, что ловлю свободное такси. За спиной раздавалось шипение полицейской рации, невнятный голос монотонно бубнил: «тридцать семь — тридцать восемь лет, рост пять футов десять дюймов, вес приблизительно сто восемьдесят фунтов, серая фетровая шляпа с широкими полями, черная окантовка… рубашка… галстук красный в горошек… последний раз видели… бежал… обстоятельства… преступление…».
Наконец, я дошел до конца улицы и повернул за угол. Навстречу мне на медленной скорости двигалось такси с зеленым огоньком. Я поднял руку.
— Куда вам? — спросил таксист.
— Прямо. Я потом скажу, где остановиться, — ответил я.
Мы уже успели проехать несколько кварталов, когда я вдруг совершенно внезапно вспомнил, что у меня нет денег. Прикинул в уме, сколько примерно может набить счетчик до дома Берты Кул. Выходило центов шестьдесят с лишком. Я назвал шоферу адрес и откинулся на спинку сиденья.
Когда мы остановились у ее дома, я попросил шофера подождать, вылез из машины, пересек тротуар и, найдя по списку жильцов номер квартиры Берты Кул, решительно надавил на кнопку звонка.
Не окажись сейчас Берты Кул дома, меня ожидала бы малоприятная перспектива объяснения с таксистом.
К моему удивлению почти незамедлительно последовал ответный звонок, возвестивший о том, что путь свободен. Я толкнул дверь, и она распахнулась. Потом ступил в темный коридор, поводил рукой по стене, нащупал выключатель, зажег свет и направился к лифту. Берта Кул жила на пятом этаже. Ее квартиру я нашел без труда. Постучал в стекло входной двери, через которое было видно, что внутри горит свет. Она тут же открыла. Видно, я разбудил ее; голова походила на птичье гнездо, свалявшиеся волосы скрученными прядями свисали на сильно отекшее и казавшееся крупней обычного лицо, но глаза ее смотрели холодно и твердо, поблескивая алмазными озерцами в осаде одутловатой морщинистой плоти. На ней был купальный шелковый халат, перехваченный поясом в том месте, которое можно назвать талией. Запахнутый небрежно, он открывал массивную шею и углом устремленный вниз двойной подбородок.
— Ну и видок! Кто это тебя так отделал? — спросила она. — Входи, входи, дорогуша.
Я ступил в прихожую, и она закрыла за мной дверь.
Квартира была двухкомнатной, с проходной кухней, соединенной с гостиной. Наполовину открытая дверь вправо позволяла видеть почти всю спальню: кровать с откинутым одеялом, телефон на полочке прямо у изголовья, стул, на спинке которого висели две пары чулок, другой стул, на сиденье которого возвышалась беспорядочная горка скомканных предметов дамского туалета. Окна в гостиной были зашторены, она, видимо, давно не проветривалась, воздух был насыщен стойким запахом табачного дыма. Берта подошла к окну, отдернула штору, открыла форточку, кинула на меня резкий взгляд и сказала:
— Ну, в чем дело? Тебя случайно не грузовик переехал?
— Да нет. Сначала шпана отметелила, а потом по-свойски обласкала полиция.
— Даже так?
— Именно так.
— Ну ладно, погоди рассказывать, сначала сигареты найду. Вот только куда я их, черт подери, задевала? Помню, когда ложилась спать, еще целая пачка оставалась…
— А вон она, на топчане, у изголовья кровати, — подсказал я.
Она бросила на меня одобрительный взгляд.
— А ты очень наблюдательный парень!
Плюхнувшись сразу же после этих слов в пухлое вместительное кресло, она почти без паузы, спокойным прозаическим тоном прибавила:
— Подай-ка мне их сюда, Дональд. Чтобы внимательно и с пользой для нас обоих выслушать тебя, мне необходимо сделать несколько хороших затяжек.
Я принес сигареты, зажег спичку, подвинул хозяйке под ноги оттоманку, потребность в которой та обозначила мне легким жестом руки, и дал Берте прикурить. Она скинула с ног домашние туфли, поставила пятки на оттоманку, поерзала в кресле, устраиваясь поудобней, наконец, видимо удовлетворившись своим положением, сказала:
— Ну давай!
Тогда я рассказал ей все, что мне было известно.
Она упрекнула:
— Прежде чем спать ложиться, надо было мне позвонить. Нужно было сразу поставить меня в известность.
— Но тогда он был еще живой, — возразил я. — Позвонила-то она мне…
— А, ты про убийство, — прервала она. — К черту это убийство. Пусть о нем у полиции голова болит, а вот что касается той шайки, которая умыкнула тебя и хотела повидать Моргана, то с нее, мне кажется, можно кое-что содрать. Задел для этого ты уже сделал, и недурной задел. Ты… — Договорить ей не дал телефонный звонок.
Она горестно вздохнула.
— Дональд, принеси-ка мне аппарат. Подсоедини его к вот той розетке, шнура хватит. И поторопись, дорогой, а то там положат трубку.
Я помчался в спальню, по телефонному шнуру нашел розетку, выдернул из нее штепсель, бегом вернулся обратно, подал аппарат миссис Кул и подсоединил его.
Она сняла трубку, сказала: «Берта Кул слушает», и погрузилась в ожидание. Лицо ее выражало крайнюю степень сосредоточенности. Я слышал, как вибрирует мембрана в трубке, наполняя чьей-то речью ухо Берты Кул. По тому, как радостно заблестели ее глаза, было видно, что новости доставляют ей удовольствие.
— Что я должна буду сделать? — произнесла она с расстановкой.
Шума в трубке стало больше, и Берта Кул сказала:
— Для начала пятьсот долларов. Наличными. Позже, возможно, понадобится подливка. Разумеется, никаких гарантий… Да, банковские сейфы, конечно, обеспечивают сохранность, но вам, дорогуша, все-таки придется пойти, взять их оттуда и принести мне. Тем более, что их все равно опечатают… Хорошо, дорогуша. До завтра пятидесяти долларов хватит… Я спрячу его. Да, сейчас мне там лучше не появляться. Подождите, пока не уедет полиция. Не надо обострять с ними отношения. Сколько настучало на ваших дорогих?.. Хорошо, скажем, через час или полтора. Ждите меня там, если, конечно, они не увезут вас с собой, хотя, впрочем, вряд ли… даже точно не увезут. — Она повесила трубку, и ее губы вытянулись в довольной улыбке.
— Сандра Биркс, — коротко сообщила она мне.
— Хочет, чтобы вы провели расследование убийства ее мужа?
— Хочет, чтобы я взяла на себя заботу о безопасности Альмы Хантер. Полиция берет ее под арест.
— Да что они, спятили? — возмутился я. — Он же пытался ее задушить…
— Откуда такая уверенность? — спросила она. — Морган Биркс был застрелен в затылок.
— Как в затылок? — вскинулся я.
— А вот так, в затылок. Когда в него выстрелили, он, вероятно, как раз открывал дверь. Пуля прошла навылет и застряла в двери. Полиция установила однозначно: пуля настигла Моргана Биркса в то мгновение, когда он уже держался за ручку и тянул дверь на себя. Стреляли ему в спину.
— Но что же он, черт подери, забыл в ее комнате? Что ему там было нужно?
— Может, воды хотел попить? — предположила она и тут же добавила: — Одно ясно: полиция не любит, когда девицы сначала стреляют мужчине в спину, а потом пытаются уверить, что делали это в целях самозащиты.
— В комнате было темно, — сказал я.
— Он пытался выбежать оттуда.
— Прошлой ночью он пытался задушить ее.
— Он ли?
— Он, он.
— Расскажи-ка подробней.
Я рассказал. Внимательно выслушав меня, она спросила: