— Вы полагаете, она решится выручить Альму Хантер? — спросил я.
— Конечно, иначе зачем бы ей привлекать нас к этому делу?
— Что ж, может быть, — с известной долей сомнения произнес я, — хотя она уже слишком много рассказала полиции. Ведь ее наверняка расспрашивали о брате.
— Будем надеяться, что она не сказала ничего такого, от чего не могла бы потом отречься с помощью лжи, — сказала Берта Кул. — Она не похожа на человека с настежь распахнутой душой. Сандра натура скрытная, осторожная. Спроси у нее, какая стоит погода, она в мгновение ока найдет какой-нибудь красивый ход, чтобы избежать необходимости сказать что-нибудь конкретное: холодно на улице или жарко, солнечно или там идет дождь… Итак, это комната Блити. Что ж, поглядим, поглядим.
Берта принялась осматривать ящики бюро, быстро фиксируя в памяти их содержимое. Вдруг она подалась вперед, в одном из ящиков ее явно что-то заинтересовало. Она просунула руку поглубже и извлекла наружу какой-то довольно объемистый предмет.
— Что это, черт подери, такое? — спросила она.
— Похоже на спасательный жилет, — сказал я.
— Сзади лямки, — раздумчивым голосом произнесла она. — Ага, соображаю. Все ясно, Дональд. Помнишь, в его фигуре было что-то несуразное. Пузо выпирало так, будто за пазухой он держал арбуз, точней, не арбуз, а большую дыню.
— Да, за Морганом Бирксом такого не замечалось. Он был парень стройный, и животика у него не было. Похоже, эту штуковину Морган Биркс надевал на себя, когда хотел, чтобы его принимали за Блити.
Я внимательно оглядел эту вещь. Да, миссис Кул не ошибается.
Берта Кул спокойно скатала эту штуку в рулон и сказала:
— Дональд, любовь моя, поищи-ка тут какую-нибудь газетку. Мы заберем эту штуковину с собой. Нет никакой нужды, чтобы она фигурировала в деле.
Газеты в комнате на нашлось. Я вышел в гостиную и чуть не натолкнулся там на Сандру, которая как раз выходила из другой спальни.
— Где миссис Кул? — спросила она.
Я жестом указал ей на спальню Блити. Сандра молча прошла мимо меня в указанном направлении. На столе, поверх кипы журналов, лежала газета. Я взял ее, развернул, разгладил, помедлил еще минуту-другую и только потом вернулся в спальню. И, обращаясь к Берте Кул, сказал:
— Давайте я заверну.
Берта Кул и Сандра стояли друг против друга. Я услышал, как миссис Кул говорит:
— Не раскрывайте рта, дорогуша, пока не взвесите все «за» и «против». Вы расстроены и очень нервничаете. Так что молчите, пока не продумаете все самым тщательным образом, а вот когда продумаете, поговорим прежде всего об оплате наших услуг.
— Я уже все продумала, — ответила ей Сандра.
Миссис Кул протянула мне матерчатую накладку и сказала:
— Заверни-ка ее, Дональд. Да потуже завяжи. Потом отдашь обратно.
Упаковка свертка заняла у меня достаточно много времени. Потрудился я на славу: в ящике кухонного стола нашел бечевку и весьма, как мне показалось, профессионально перевязал ею сверток, соорудив при этом уйму узлов. Только я закончил эту работу, как кто-то настойчиво постучал в дверь костяшками пальцев, и спустя мгновение чей-то голос произнес:
— Откройте.
Положив сверток на стол, я прикрыл его шляпой и крикнул Сандре:
— Кто-то стучится в дверь.
Она вышла из спальни и через гостиную прошла ко входной двери. Человек за дверью снова стал стучать по стеклу, стучал он до того самого мгновения, когда Сандра наконец открыла ему.
В комнату ввалились двое мужчин-в штатском. Один из них сказал:
— Все, сестричка, игра кончена.
— Что вы хотите этим сказать?
— Из той пушки, из которой убили Моргана Биркса, был застрелен и Джонни Мейер, а Джонни Мейер, к вашему сведению, вел расследование по делу одной преступной шайки, занимавшейся рэкетом. Фактов у него имелось уже достаточно, чтобы вывести этих жучков на чистую воду. Но его убили. Убили буквально накануне его выступления перед Большим жюри. Последний раз его видели живым в обществе одной хорошенькой девицы. А на следующее утро его нашли с тремя кусками свинца в груди. Полиция Канзас-Сити разослала микрофотографии этих пуль во все концы страны и предупредила о необходимости розыска этой пушки. Ну, что скажешь на это, сестричка?
Сандра вся выпрямилась так, будто проглотила горячий шомпол. Лицо у нее побледнело, глаза округлились.
Из спальни вышла Берта Кул. Напарник того, кто так напугал Сандру, спросил:
— А это еще кто?
— Мы сыщики, — ответила ему Берта Кул.
— Кто-кто?
— Сыщики.
Мужчина в штатском рассмеялся.
Миссис Кул уточнила:
— Сыщики из частного сыскного агентства. Расследуем это дело по поручению миссис Биркс.
— Валяйте отсюда подобру-поздорову, — приказал полицейский.
Берта Кул с самодовольным видом плюхнулась в кресло.
— А вы попробуйте выставить меня отсюда, — предложила она.
Я выразительно посмотрел на свою шляпу, под которой лежал сверток, и сказал:
— Я, пожалуй, пойду.
Не отрывая глаз от Берты Кул, я взял со стола свою шляпу и упакованный в газету сверток. Берта Кул перехватила мой взгляд.
— Свои права я знаю, — сказала она. — Если вы хотите арестовать миссис Биркс, валяйте, не помешаю. Если хотите переговорить с ней, ради Бога, тоже не помешаю. Но я сижу в этом кресле и вставать с него не намерена.
— Ну, это вам только кажется, что не намерены, — взревел полицейский, воинственно надвигаясь на нее.
Сандра Биркс молча открыла мне дверь. Пока полицейские подступали к Берте Кул, я выскользнул в коридор. Не рискнув ждать лифта, я рванул к лестнице и начал стремительно, в один скок преодолевая по две-три ступеньки, спускаться вниз. На середине последнего лестничного пролета я замедлил свой бег и через холл шел уже самой будничной непринужденной походкой, словно нес в прачечную белье. Выйдя на улицу, я увидел стоящую у подъезда полицейскую машину.
Служащий гаража, расположенного под домом, уже начал выгонять автомобили и припарковывать их у обочины тротуара. Выбрав на глаз автомобиль пореспектабельней из того соображения, что его хозяин вряд ли встает в такую рань, я забрался в него, устроился в водительское кресло, а сверток положил рядом, на соседнее сиденье.
В проеме парадной двери показалась Берта Кул. Она с величавым видом решительно ступила на мостовую и маршевым шагом двинулась вдоль по улице к перекрестку. Я сидел в автомобиле, но она прошла мимо, не заметив меня. Останавливать ее я не стал. Когда она прошла еще метров пятнадцать, я увидел ее отражение в зеркале заднего вида. Очевидно, она была озадачена моим исчезновением, раза два-три останавливалась и оглядывалась по сторонам, как человек, пытающийся сориентироваться. Дойдя до угла квартала, она повернула налево. Мне было непонятно, то ли она хочет выйти на более оживленную улицу, чтобы поймать такси, то ли ищет меня. Обернуться я не решался. Скрючившись в кресле, я продолжал время от времени поглядывать в зеркало заднего вида, но при этом ни на мгновение не переставал следить за входной дверью дома.
Через некоторое время из дома вышли оба полицейских в штатском. Сандры Биркс с ними не было. Переговариваясь между собой, они минуты две стояли на тротуаре. Потом сели в свою машину и укатили.
Я подхватил свой запакованный в газету сверток, выскользнул из автомобиля и чуть ли не бегом кинулся к дому. У обочины тротуара стоял огромный контейнер с мусором, только что выволоченный туда дворником. Открыв крышку контейнера, я бросил туда свой сверток, опустил крышку и теперь уже действительно кинулся ко входной двери. Через две-три минуты я уже стучался в квартиру Сандры Биркс. Открыла она не сразу. Плакать она, вероятно, не плакала, но под глазами у нее обозначились темные круги, щеки ввалились, рот был перекошен от напряжения. Сандра воскликнула:
— Ты?!
Я проскользнул в комнату, притворил за собой дверь и закрыл ее на задвижку.
— Сверток, что с ним? — захлебываясь от волнения, спросила она. — Ты от него избавился?
Я утвердительно кивнул головой.
Она сказала:
— Тебе не следовало возвращаться сюда.
— Мне надо с тобой поговорить, — сказал я.
Она положила мне на плечо руку и сказала:
— Я так перепугалась. Я не понимаю, что все это значит. Ты не думаешь, что Морган… что Альма…
Моя рука скользнула ей на талию.
— Не волнуйся, Сандра.
Движение моей руки она восприняла как сигнал, которого как будто давно ждала. Она придвинулась ко мне и смотрела мне прямо в глаза.
— Дональд, — сказала она, — ты должен мне помочь.
И тут она поцеловала меня.
Руководил ею, верно, не любовный порыв, но соображения иного рода. Ее уму было чем заняться в ту минуту, было чем тревожиться. Истины ради следует, однако, заметить, что на качестве поцелуя это нимало не отразилось: он был отнюдь не платоническим.
Спустя несколько мгновений она, откинув голову назад и заглядывая мне в глаза, сказала:
— Дональд, я очень рассчитываю на тебя.
И не успел я вымолвить и слово, как она прибавила:
— Дональд, ты такой милый. И я так рада, что могу на тебя положиться.
— Не лучше ли нам сделать так, чтобы я занялся делом? — предложил я.
— О, Дональд, ты ведь поможешь мне, правда?
— А для чего же я, думаешь, сюда вернулся? — спросил я.
Она поглаживала мои волосы, кончиками пальцев зачесывая их назад.
— Мне уже намного лучше, — сказала она. — Я чувствую, что могу довериться тебе, Дональд. Я чувствовала это с самого начала. Ради тебя я готова на все, Дональд. В тебе есть что-то такое…
— Мне нужны деньги, — бросил я пробный шар.
Она замерла.
— Что тебе нужно?
— Деньги.
— Что значит деньги?
— Валюта, — сказал я, — и в большом количестве.
— Но зачем, Дональд? Ведь я уже отдала деньги миссис Кул.
— К сожалению, миссис Кул пока не вступила ни в одну из тех общественных организаций, что выступают под девизом «Поделись собственностью с ближним твоим». Во всяком случае, этого не произошло, пока номер нашей газеты готовился к печати.