Когда мы причалили, Александр сказал:
– Я провожу тебя.
– Сделай милость, – хихикнула я. – Боюсь, без твоей помощи я не дойду…
На пороге моего бунгало мы остановились.
– Спасибо за прекрасный вечер! – рассмеялась я. – Все было чудесно!..
– Да?
Я не могла ответить, потому что мои губы были уже заняты его губами, а руки – руками… Я не могла понять, где кончается его тело и начинается мое. Мы буквально влетели в бунгало и захлопнули за собой дверь. Смех душил нас, мы лихорадочно срывали друг с друга одежду, путаясь в застежках и молниях.
Александр рванул мое платье – послышался звук рвущейся материи.
– Осторожней! – шепнула я и рассмеялась. Я была пьяна от этой ночи, от мужчины, который крепко сжимал меня в своих объятиях, от пряно-сладких ароматов, от собственного тела, которое словно находилось в спячке, а теперь проснулось и ожило, вспенилось, забурлило…
Александр ловким движением сдернул платье, и теперь я стояла перед ним обнаженной. Его руки легли на мои бедра, и я, запрокинув голову, задыхалась от переполнявших меня ощущений. Звуки, запахи, прикосновения – все волновало и будоражило. Как будто все было впервые.
И последнее, что я запомнила перед тем, как провалиться в полное и окончательное забытье, – как я потянулась к его лицу и коснулась губами шрама…
Он ушел посреди ночи, ничего не сказав, только крепко поцеловал меня. Я находилась в полуобморочном состоянии – ленивая блаженная кошка – и поэтому лишь пробормотала, переворачиваясь на другой бок:
– До завтра…
И только легкий звук закрывшейся двери подтвердил, что все случившееся не сон, а сладкая реальность.
Утром я вскочила с кровати, едва не проспав завтрак. Когда я влетела в ресторан, за столиком сидел один Павел Николаевич и ковырялся в тарелке.
– Доброе утро! – прозвенела я.
– Доброе, – откликнулся он кислым голосом.
– Вы не… в настроении? – спросила я и тут же пожалела о своей бестактности.
У меня был сияющий вид, а чужое счастье всегда действует нытикам на нервы. Вообще, я обратила внимание, что свою радость нужно тщательно скрывать. Вид счастливого человека вызывает желание это счастье ему подпортить. И окружающие незамедлительно начинают прилагать к этому все усилия, пока в конце концов не добьются своего. Счастливый человек напоминает купца на мешке золота в окружении оборванцев, которым нечего есть и они ждут момента, чтобы разворовать его золото.
Я вспомнила психологические тренинги, на которых учила, как строить свои взаимоотношения с людьми, и спросила хорошо поставленным озабоченным голосом:
– Я могу вам помочь?
– Чем же? – желчно отозвался профессор.
– Ну… не знаю. В зависимости от того, какая у вас проблема.
– Жена ушла – вот и вся проблема. И чего ей не хватало! Как подумаю, так бы и придушил ее вместе с хахалем.
– Все образуется, – сказала я, окидывая взглядом ресторан: может быть, Александр стоит у стола и набирает в тарелку еду? Нет, его нигде не было видно.
– А… соседа нашего не видели?
– Он в парке. По-моему, собирается вместе с друзьями на рыбалку.
– Какими друзьями?
– Он приехал первым, а потом подтянулась его компания. Во всяком случае, он мне так сказал, – услышала я от Павла Николаевича.
– Понятно.
Я выпила кофе, съела парочку фруктов и рванула на улицу.
Александра я увидела около экскурсовода. Он стоял в компании пяти или шести мужчин, и они все о чем-то увлеченно говорили. Я подошла ближе. Увидев меня, Александр замахал рукой.
– Привет! – сказала я, подходя почти вплотную.
– А… привет! Это Капитолина, я вам о ней рассказывал, – обратился он к своим знакомым. Те с любопытством посмотрели на меня.
У меня все оборвалось внутри. Неужели я стала героиней пошлых рассказов? Ну тех самых легендарных мужских откровений, где они, не стесняясь друг друга, хвастаются амурными подвигами, и непременно в подробностях и деталях? И чем они смачнее и живописней – тем лучше: тем больше котируется среди мужчин этот казанова – покоритель женских сердец и тел. Вот и мой новый любовник наверняка уже успел похвастаться перед приятелями своей добычей. Мол, как приехал, так и заарканил эту дамочку, жаждущую мужского тепла и внимания!
– Можно тебя на минутку? – вежливо попросила я.
– Хоть на две.
Мы отошли в сторону.
– И что ты обо мне говорил? – набросилась я на него. – Хвастался, что ли?
– Ты о чем?
На его лице отразилось недоумение, но я была слишком опытным человеком, чтобы купиться на это. Мужчины – великие актеры и зачастую играют намного лучше женщин – ярче, бессовестней, артистичней.
– Прекрасно знаешь о чем!
Я смотрела на него неотрывно, и воспоминания о прошедшей ночи нахлынули на меня шальной морской волной: мне захотелось снова прикоснуться губами к его шраму и ощутить тяжесть и силу его рук.
Я отвела взгляд в сторону, боясь, что он прочитает в моих глазах слишком много – то, что я хотела скрыть.
– Я все-таки не понял, за что ты на меня сердишься? Я просто сказал своим приятелям, что познакомился с прекрасной женщиной. Вот и все.
– Как же, как же! Может, ты им еще все подробности расписал?
Он посмотрел на меня так, что мне показалось – сейчас ударит, наотмашь, не раздумывая. Я невольно отшатнулась.
Александр посмотрел на меня сверху вниз – он был выше меня почти на голову, – а потом сказал сухим бесцветным тоном:
– А я-то был о тебе лучшего мнения, Капа!
– И что? – спросила я, чувствуя, как на глазах выступили слезы.
– Ничего.
Он развернулся и пошел к своей компании. А я стояла и глотала воздух, словно мне только что нанесли удар под дых, от которого я никак не могла прийти в себя. Впрочем, так оно и было.
Та эйфория, то ликование, которые я испытывала ночью и утром, испарились без следа. Улетучились как легчайшая эфирная субстанция. Я всегда знала, что счастье – хрупкая реальность: как будто сказочно красивая бабочка садится на ладонь всего лишь на миг и тут же улетает.
Я побрела по парку. Увидела Павла Николаевича, сидевшего на скамейке, и непонятно почему подошла к нему. Он такой же бедолага, как и я. Может, встреча двух горемык поможет каждому из нас хоть немного отвлечься от собственных проблем?
Профессор оказался интересным собеседником. Он рассказал мне о Вьетнаме: о его древней культуре, французских колонистах, войне с Америкой. Вот только эта информация была для меня журчащим фоном, а в голове вместо лица профессора появлялось другое лицо, другие глаза и другая улыбка.
«Влюбилась ты, что ли, Капа?» – подумала я и не сразу сообразила, что произнесла это вслух.
– Что? – Павел Николаевич посмотрел на меня с удивлением.
– Ничего, это я так…
Теперь я время от времени ловила на себе странные взгляды Павла Николаевича, словно он решал про себя какую-то задачу.
Наконец мне надоело сидеть на скамейке и слушать его бесконечные рассказы. Я поднялась и выдавила из себя улыбку:
– Спасибо за компанию. Было очень интересно.
– Я провожу вас, – встрепенулся профессор.
– Да не стоит.
– Нет-нет.
Он все-таки проводил меня до домика, и только я собиралась кивнуть на прощание и сказать «до завтра», как Павел Николаевич взял меня за руку повыше локтя.
– Капитолина Викторовна! Я… – он запнулся. – Я хотел бы познакомиться с вами поближе.
Я чуть не расхохоталась. Но обижать профессора – все равно что обижать ребенка.
– Не думаю, что это хорошая идея.
Но тут мой собеседник сделал то, что я от него никак не ожидала: он обхватил меня руками и втянул внутрь. Как только дверь закрылась, он крепко вцепился в меня и стал целовать как помешанный.
– Капа! – задыхался он. – Какая ты женщина! Я следил за тобой в тот вечер, когда ты танцевала с ним, этим идиотом-военным. О, как я ревновал! Я сразу влюбился в тебя, Капа!
– Павел Николаевич! Пустите! – просила я, ошалев от его напора, но вырваться из рук профессора оказалось не таким-то легким делом.
Он стал пытаться повалить меня на кровать, но я уже пришла в себя и, изловчившись, дала ему в пах. Он охнул и отлетел к стенке.
– Еще врезать или как? – спросила я самым нежным голоском. – Вот что, проваливай отсюда, чмо недоделанное. Если ты еще раз полезешь ко мне или станешь следить, я тебя так отметелю, что не поздоровится. У меня черный пояс по карате. Ясно? Я просто сейчас тебя, убогого, жалею. А то валялся бы у меня на больничной койке.
Насчет пояса я, конечно, загнула. Но психологические практики учили: лучше сразу запугать противника и парализовать его волю, чем тянуть с наказанием и тем самым демонстрировать свою слабость.
– Шлюха! – Очки Павла Николаевича валялись на полу, и он судорожно шарил руками, пытаясь их найти. – Все вы, сучки, такие. Вам лишь бы мужиков гнобить да задницей перед ними вертеть!
– Ваши очки у тумбочки, профессор. И вылетайте на счет «три». А то я за себя не ручаюсь.
Павел Николаевич ушел, а я бессильно прислонилась к стене. Эта стычка лишила меня сил, и я, закрыв лицо руками, заплакала. Неожиданно мне захотелось на свежий воздух, я открыла дверь и замерла: в двух метрах от моего бунгало стоял Александр и смотрел на меня та-аким взглядом…
Он плюнул на землю, и это сказало мне все лучше всяких слов.
– Это не то, что ты думаешь! – крикнула я, но, по-моему, он меня не слышал.
Нужно ли говорить, что остаток дня у меня было дрянное настроение. Я пришла к выводу, что все-таки зря ехала сюда. Как пошло наперекосяк с самого начала, так и продолжалось по нарастающей.
Я побродила по парку. Вид довольных отдыхающих порядком действовал мне на нервы. Мне-то было не так весело, как им! Напротив, хреново по самое не могу. А что делать со своим состоянием, не знала и, недолго думая, решила пойти в номер и пораньше лечь спать. Я была измучена событиями сегодняшнего дня, и мне требовался отдых.
Переступив порог своей комнаты, я увидела на аккуратно застеленной кровати какую-то бумажку. Я подошла ближе… Это был обычный листок, вырванный из школьной тетради в линейку. На нем размашистым почерком и крупными буквами было написано: ШЛЮХА! ТВАРЬ! СУКА!