Василий был не из тех, кто сдается. Помогло знание компьютеров — устроился в фирму на тысячедолларовую ставку. Но подвело то, что любил хвалиться своим прошлым.
В один день всё перевернулось. Шеф пригласил Василия к себе в кабинет «на беседу».
— Правда, что ты из дерьма вакуумную бомбу сделаешь? — спросил фиксатый нувориш.
— Ну не из дерьма, но из того, что продаётся в хозмаге, — пожалуйста.
— Сколько ты в год получаешь? Двенадцать тысяч зелёных? За «изделие», как ваши говорят, пятьдесят сразу отхватишь. Ты не дёргайся — скажи, что надо и сколько, ребята всё купят, ты сварганишь — и всё тут, чистеньким останешься, не тебе же на кнопку нажимать!
— Что? — Василий привстал.
— Не дёргайся, говорю, патриот ты наш — чечены насели, так что — и Родине поможешь, а мы покажем черноте, как с нами связываться! — шеф усмехнулся.
— Я руки марать не буду! — выкрикнул Василий. — И больше на вас не работаю. Нет и ещё раз — нет!
— Ну, ты и придурок! Раз в жизни шанс выпадает таким лохам, как ты! Забирай свою штуку баксов — можешь считать, что расчёт — и проваливай, пока цел, крысёныш очкастый!
С этого дня спокойная жизнь для Василия кончилась. «И почему ты не согласился — такие деньги, до тебя никогда бы не добрались, сыну на образование, весь мир объездили бы, а ты!» «Не могу я так! И всё!» «И чёрт меня дёрнул за такого замуж выйти!» — проговорилась Нина. Но Василий вскоре забыл о её «откровении». Тем более, что времена изменились, не совсем, чтобы к лучшему, но оборонка стала подниматься, и Василий снова устроился на высокооплачиваемую работу, уже по специальности.
Однако Нине было мало. Она, ничуть не стесняясь, говорила, что 15 тысяч рублей завлаба АМОТЕКСА вдвое меньше, чем тысяча баксов простого программиста у «Вована». Тратила кучу денег на кремы, была помешана на «экологически чистых продуктах», для чая и кофе использовала только заменители сахара, всячески заботясь о своей внешности. И мать Василия понимала, что после её смерти невестка бросит сына, а тот, хоть и не тюфяк, но любит её и будет страдать, к тому же «ради сына» позволит этой стерве оттяпать у него и «академическую квартиру» и дачу, оставив себе только «двухкомнатку».
Впрочем, «старушка» все никак не сдавалась «Той, с кем все рано или поздно встретятся»…
Мария Сергеевна вспоминала… Года четыре назад, прочитав очередную «жёлтую» статью в «АиФ», невестка навестила её на даче и затараторила о том, как «смертельно опасны» елочные «свечи» из белого фосфора, которым исполнилось уже более пятидесяти лет. Мария улыбнулась и ответила со знанием дела, что опасны они, только если их измельчить и принять внутрь… и подписала себе смертный приговор. Тогда она не обратила внимания на странный блеск в глазах невестки, которая всё-таки настояла на том, чтобы выбросить украшения, не придала значения и тому, что из двадцати свечей в мусорном ведре оказалось только девятнадцать.
«Профессорша» любила выпить. Нина добавляла малые дозы измельчённого фосфора в вишнёвую наливку собственного изготовления, которую вдруг стала постоянно приносить Марии Сергеевне примерно год назад. А спустя девять месяцев та почувствовала характерные боли в левом боку и сильное недомогание. Знакомый профессор-онколог после изучения рентгеновского снимка вышел с серым лицом, пряча глаза… «Не надо, дорогой, не надо… Или вы думаете, я не знаю, что значит "cancer"?» — «Увы, да. Неоперабельный рак селезёнки. Множественные метастазы. Полгода — максимум…» Сыну Мария Сергеевна ничего не сказала.
Фтор!.. Всего лишь маленький атом с одним активным внешним электроном. Но он всесилен! Её месть будет изощрённой и справедливой. Замещая кислород, фтор нарушает метаболизм углеводов. Неотвратимо. И противоядия нет! Деточка, ты так любишь заменители сахара! Нажимаешь на кнопочку контейнера, и таблетка «Сладекса» падает в чашечку чая. Следишь за своей фигурой…» Мария Сергеевна наслаждалась идеальной идеей праведного возмездия. Когда у нее обнаружили рак, она сразу же вспомнила про белый фосфор. Взяла у себя кровь из вены, определить его присутствие в организме опытному биохимику не составило труда. Так же, как и в наливке. «Дилетантка! Терпеть не могу дилетантов! Надо же, она продолжает меня подтравливать, хотя накормила уже как минимум парой необходимых доз!»
Оружием мести должна была послужить фторглюкоза. Изготовить яд и сформовать таблетку, идентичную по размеру таблетке «Сладекса», не составило труда. Как и подбросить её в контейнер заменителя сахара. «Сын и внук — в безопасности. Они кладут в чай и кофе сахар, отказываясь пользоваться " химией". Пусть же её смерть будет сладкой!»
Через месяц Марии Сергеевне позвонил сын. Его голос был тревожным и взволнованным. Он почти плакал. «Нина умирает, мамочка! Угасает на глазах. Врачи не знают, в чём причина, явно не рак, но похудела за неделю на 10 килограмм!» Назавтра она пошла к другу-онкологу. Попросила выписать морфин. Он прекрасно понял, зачем. Но выписал, уважая ее желание уйти достойно.
На обратном пути Мария нашла почтовый ящик — бросить конверт. Все строки были заполнены каллиграфическим почерком, только последние слова: «Нубису Александру Ивановичу» дважды выделены. С обратной стороны конверт перечёркивали её слова: «Ты сам поймёшь, когда вскрыть». Мария Сергеевна решила и рассчитала всё. Опустив конверт, она степенным шагом направилась к электричке, едущей в сторону их дачи. Куда ей было спешить?
«Отравить биохимика! — может ли на свете быть большая наглость? Хм. С её-то интеллектом!» — повторила, сидя за письменным столом, благообразная пожилая женщина. Она писала письмо сыну. Прощальное. Мария Сергеевна уже ввела внутривенно две летальных дозы морфина и почувствовала эйфорию, которая скоро и плавно перейдёт в небытие. Она позвонила в скорую, оставив письмо на столе. Стало клонить в сон. Последний…
Она легла на «антикварную» дубовую кровать и подумала: «Простят… И сын и внук. Может, не сразу, но рано или поздно поймут и простят». Не для нее — стать родным обузой, опозорить свой древний род, её долг — уйти достойно… Она медленно закрыла глаза.
Когда приехала неотложка, её лицо, подобное прекрасному полевому цветку, высушенному для гербария и потерявшему краски, всё ещё хранило улыбку. Смерть примиряет всех…
НОЧНАЯ БАБОЧКА
Прозрачные освещённые аквариумы энтомологического института с искусственными (корм выращивался отдельно) растениями были украшены разноцветием громадных и прекрасных бабочек. Но не везде. Во многих аквариумах сидели разноцветные, часто тоже очень красивые гусеницы, вечно жующие сочную листву, где-то висели куколки. Бабочкой становятся не сразу. И век бабочки прекрасен и недолог.
Это был открытый зал. Сюда по билетам за символическую плату приходили посетители, в основном с детьми. И многих удивляло, зачем на закрытых стеклянных аквариумах висели таблички: «Руками не трогать!»
«Век, короткий как у мотылька»… Уже полгода прошло после трагической гибели его дочери, но профессор так и не опомнился от горя. И все знали, кто виноват. Подставной конкурс красоты и… сказки про Золушку в жизни заканчиваются богатыми клиентами и шприцем с героином. «Недосмотрел, дал увлечь дочь обещаниями красивой жизни… Но кто же знал, что ей просто подмешают в вино какую-то дрянь и подсунут братка-продюсера, первый шаг сделан, потом «продюсерам» был потерян счёт. Старая отставная шлюха, директор «дома моделей» и «фирмы эскортных представительских услуг» — элитарная проституция сегодня называется так. У неё в кармане всё — депутаты, бизнесмены, прокуроры — нужным людям «эскорт» предоставляется бесплатно. А где же Бог? Где? Где Он был, когда девушке подсунули шприц с летальной дозой — в свои семнадцать лет она слишком много знала, хотела вернуться к нормальной жизни, пригрозила компроматом — и… Где был Он, когда суд отказал в возбуждении уголовного дела, списав передозировку на несчастный случай? Где?» — доктор наук Василий Петрович нечаянно произнёс свой последний вопрос вслух. И Бог отозвался…
— Александр Иванович — к вам клиентка!
— У меня невежливые клиенты, никогда не стучатся, Миша, но им это простительно. — Доктор Нубис улыбнулся, санитар Миша на пару с милиционером привёз тело и переложил его на стол. — Автокатастрофа — позавчера.
— Извините, но это не по моей части! — ответил патологоанатом довольно жёстко.
— Есть подозрение, что случай криминальный!
— Я не автослесарь, а токсиколог, молодой человек! — возразил доктор.
— Подозреваем, что она ваша — ожоги языка и губ явно химические. И ещё — тут написано — не… — сержант замялся, выговаривая трудный термин, — нетравматическая асфиксия. Хотя, все уже готовы списать смерть на автокатастрофу — мразью была приличной, да и давят шишки, причём о-го-го какие.
— Это уже поинтереснее! Ладно, оставьте меня с женщиной наедине! — пошутил эксперт, надевая маску и очки. Даже привыкшему ко многому санитару Мише шутка показалась неприятной.
— Оставим, только клиентка непростая, контролировала всю элитарную проституцию столицы. Смотрите, чтоб и вас не соблазнила!
— Тише, тише! Оставьте нас наедине, сейчас она раскроет мне свою тайну!
Сержант и санитар переглянулись и вышли. Доктор лёгким движением руки сдёрнул с тела простыню.
— Автокатастрофа. Мерзость — не люблю изуродованных тел. Даже специфические яды, как кураре, не уродуют, а надевают свою характерную маску. Где же ты — незаметный убийца, неощутимый, как дыхание Смерти и неотвратимый, как Её взгляд? Губы… Язык — самый кончик… Так… Так держат… Так держат сигарету! А ведь Минздрав предупреждал, дамочка! Нет — язык не опух. Дорогой (доктор обращался к яду), ты был не в сигарете, а на ней! Для этого мне хватило поверхностного осмотра, а следственная бригада, криминалист и дежурный судебный медик не могли выяснить способ убийства. Дилетанты! — презрительно выдохнул Нубис.
— Стоп! — Александр Иванович имел привычку мыслить вслух, тихо бормоча. — На фильтр просто так не нанесёшь токсин. Судя по микроожогам слизистых, доза была лошадиной. Обычно курильщик не расстаётся с пачкой — это сужает круг подозреваемых до очень близких жертве людей. А если… Если — наоборот? Тогда ты должен быть на её пальчиках! Отвратительный маникюр! Покраснения и волдыри! Вот где ты спрятался! — Нубис произнёс эту фразу с хитрой ухмылкой и удовлетворённой интонацией. — Обжигает даже кожу! Надо бы сделать соскоб…