— Нельзя много есть сахара? — спросила Галя.
— От сахара следует совсем отказаться.
— А рыбу можно есть? Она постная.
— Нет, так бесполезно что-либо объяснять. Дело не в диете, не в перечне каких-то продуктов. Все гораздо глубже и интереснее. Одно могу сказать: официальная медицина и диетология с их подсчетом килокалорий на неверном пути. Ко мне доставляют очень тяжело больных, иногда в прямом смысле умирающих, и вот они стали полностью здоровыми людьми, поднявшись и сейчас продолжая жить — и работать полноценно — на рационе, не превышающем пятьсот килокалорий в день!
Внезапно Валерий произнес в замедленном, расслабленном тоне:
— У них открылась связь с Космосом… И вообще энергия поступает к человеку не только через пищу…
Я заметил уже некоторое время назад, что он как будто присматривается ко мне и к Ане. Хотя трудно бывает определить, на что направлен взгляд полностью отрешенного человека.
— Звонили твои родители, — подошел к нам дядя Свет, — они тебя разыскивают.
— Что-нибудь случилось? — спросила Аня.
— Потом поговорим, пусть все разойдутся. Ты остаешься на ночь у меня.
— У тебя-я? — протянула Аня. — Что все-таки случилось?
— Не сейчас.
— Я не согласна у тебя остаться. Мы поедем к бабушке. Я позвоню ей.
— Нет, не подходи к телефону, — поспешно возразил дядя Свет.
— Места у меня еще для дюжины хватит. Пашка уедет к себе.
— Нет.
— Почему?
— Так.
— Анька, не дури.
— Папа жив? Мама жива? Позвонить нельзя?
— Ну, потерпи немного. Все не так страшно… «Так», — передразнил он ее интонацию и рассмеялся.
Когда спел Данила несколько своих песен, кажется неплохих,
— Аня нервничала, и мне передалось ее волнение — и когда гости потянулись на выход, Галина театральный художник вместе с мужем Виктором, поэтом, взялись подвезти Галину Сергеевну Шувалову, в квартире, кроме нас, остался Валерий, не покидающий своего стула, — дядя Свет сказал Ане:
— У Люды убили сегодня днем хозяина фирмы. Вместе с его телохранителем. Обоих насмерть в центре Москвы. Люда и Борис переходят на режим повышенной безопасности.
— А мама при чем?
— Не знаю. По телефону нельзя было говорить. Думаю, скорее не мама, а Боря при чем.
— Ну, вот, опять папа из-за своей газеты попал под удар. А почему нельзя бабушке позвонить?
— Сама сообрази. Мой телефон в ту же минуту, как только они позвонили и заговорили о тебе, возможно, взят на прослушивание… Правда, я ни словом, ни намеком не показал, что ты здесь… А если Борис наступает им на мозоль, — ты становишься самой заманчивой фигурой в игре. С него чего возьмешь? Только убить — и на этом конец…
— Типун тебе!
— А благодаря тебе, не дай Бог, конечно, из него можно веревки вить. Так что ты остаешься на ночь у меня. Я тебя никуда не отпущу.
— Нет…
— Значит, на моих глазах этих людей сегодня убили. — Я себя стукнул по лбу с возмущением: — Не успел легковушку запомнить! В две секунды все произошло, и умчались. Вот жалость! Если б я знал, что тебя касается… Наверное, это они и есть — тоже двое.
— Не жалей, — сказал дядя Свет. — Без сомнения, машина краденая. Они ее где-нибудь бросили и пересели в другую.
Валерий, о ком постоянно забывали, настолько он умел быть словно бы несуществующим, вдруг произнес:
— Свет, твой друг детства…
— Леонид?
— Леонид причастен, кажется, к этому убийству. От него идет опасность на…
— На кого?..
— На девушку, приходящуюся тебе племянницей. Но — опосредованно, через ее родителей. Хорошо видно… Ее отец и Леонид… так предначертано, они должны встретиться в нынешнем воплощении… и отработать что-то из предыдущего, незавершенные столкновения… Впереди невдалеке угроза от него им всем: от них зависит — куда пойти, о чем думать… Ее можно исправить…
— Так исправьте! — воскликнула Аня.
— Я вас возьму под мою защиту. Вы — любовь, целеустремленная, чистая. Любите и благословляйте всех и всё. Не отклоняйтесь в раздражение или в малейшее неудовольствие. И да поможет вам Бог.
Мы глядели на него как зачарованные — Аня, Катерина и я.
Провожая нас, дядя Свет повторил:
— Прощайте всех, благословляйте. И сами просите прощения. Постоянно — за любой неправильный поступок или мысль… Жаль, что не остались. Поезжайте с предельной осторожностью.
— Светозар Павлович, то, чем вы… занимаетесь… и Валерий… Простить убийцам, злодеям?.. Я могу понять, если это, так сказать, абстрактная метафора. Или как у нас в каратэ — прежде чем напрячь, расслабь мышцу. Да? Без злости все делаешь, расслабленно и в отстранении — на автомате…
— Если интересно, постепенно приобщу тебя. Надеюсь, будем видеться. Валерий несколько слов сказал. Всего лишь. Здесь ничего не сказано напрасно.
— Понравилось? — спросила Аня, когда мы ушли.
— Очень. Но насчет простить — не понимаю.
— Да, трудно сразу привыкнуть.
— Как это поганого убийцу простить?.. Уничтожить его надо!
— Может быть. Но в чувствах и в мыслях — ни-ни — нельзя судить. Вот фокус!.. Если кто злится, ненавидит — его ненависть идет вверх, во Вселенную, и Вселенная, чтобы защититься от него, отвечает ему той же ненавистью. Все взаимосвязано. Не мы создали другого человека, не нам его судить… Понимаешь? Надо простить, благословить — и тогда даже преступник может легче исправиться. Даже в самом отъявленном негодяе остается зерно человеческое, наше прощение поможет ему прорасти. Не понимаешь? Мне проще: я всю жизнь от дяди Света слышу. Мама тоже с насмешливым ужасом глядит на всю их философию. Но папа у меня голодает, занимается йогой, он — герой.
— Что значит голодает?
— О, это долго рассказывать. Ты не слышал ничего про лечебное голодание? Две недели, двадцать один день, полный голод на воде.
— Ничего нельзя есть?
— Ничего. Только чистая вода.
— Нет. Не слышал.
Аня позвонила бабушке из телефонного автомата в метро, и мы поехали.
— Я правильно не согласилась, чтобы нам поселиться у дяди Света с Катериной?.. Квартира громадная, и ехать никуда не надо… Но я подумала, зайчик… ты бы чувствовал себя неловко у них… У бабушки можно совсем не стесняться.
Мне осталось только обнять ее и крепко поцеловать в губы.
Все увиденное и услышанное я воспринял с большим недоверием, хотя почувствовал и проникся людьми настолько, что не сомневался в том, что шарлатанством тут не пахнет. Я спросил:
— Кроме голодания, чем они еще лечат? Валерий и дядя Свет…
— Тем самым и лечат — молитвой и покаянием.
— Всего только? — У меня был личный интерес, так как состояние здоровья моего отца внушало нам за последний год неустроенности и неудач серьезное беспокойство. — Помогает?
— Ого, еще как!.. От пациентов отбоя нет. Ну, они, конечно, работают вместе с человеком, помогают запастись энергией, не совсем так, но неважно. Недаром дядя Свет не считает, что он экстрасенс… А я знаешь, о чем думаю и жалею, что упустила? Галина театральный художник — ведь это мой потенциальный клиент!
Я посмеялся и снова обнял и поцеловал ее.
ГЛАВА 3. ПРИКОСНОВЕНИЕ ЗЛА
«Московская газета», возникшая сравнительно недавно, своей независимостью, остротой и задиристостью, не переходящей в крикливость, очень быстро сумела потеснить именитые традиционные издания, с каждой неделей приобретая новых читателей, расширяя регионы подписки/ При этом многим импонировали глубина и талантливое исполнение подаваемых на ее страницах материалов, а также, при всей остроте, весьма достойный тон.
У Бориса Лагутина, одного из ведущих обозревателей и аналитиков газеты, была назначена встреча поздно вечером. За ним должны были заехать. Он ждал телефонного звонка.
— Тебе налить еще? — спросил он у жены.
— Чуть-чуть. Капельку.
— Достаточно?
— Хорошо… Может, я выйду с тобой, запомню номер машины?
— Не беспокойся, все будет нормально. Я уеду, и часа через три вернусь. Здесь никаких не может быть осложнений. Иначе я бы не поехал — ты ведь меня знаешь.
— О, я тебя знаю. Хорошо знаю.
— Я предельно осторожный человек. И умный, разве нет?.. Запри дверь и спокойно ложись спать. — Он поднял рюмку. — За удачу. Пусть будет удача. Чтобы ты у меня была целая и невредимая…
— И ты.
— Хороший коньяк — завтра еще куплю. Бутылки две-три куплю. Не верх совершенства, но по крайней мере настоящий греческий, без воровства.
— Что вообще будет дальше? Повсюду убийства и грабежи. Крылова застрелили прямо на улице… Через месяц после того как в подъезде дома застрелили его заместителя Ларина. У нас говорят, что им нужен был не Ларин, а его сын, который живет постоянно в Голландии. Думали, он приедет на похороны отца. А он не приехал. Они либо расчищают путь для кого-то своего, либо запугивают преемников, чтобы были сговорчивее. Крылов им не угодил.
— Кому им! Кто — они!
— Никто не знает… Кто-нибудь, может, знает…
— Вот я это все скоро буду знать. И не потому, что так уж сильно интересен мне ваш Ларин или Крылов. Если милиция и прокуратура не ищут преступников, значит…
— Значит?
— Диапазон довольно широкий: от подкупа до соучастия. Вот моя цель! Мы хотим разобраться с коррумпированностью высших должностных лиц в государстве — чем выше, тем объемнее и масштабнее. И ниточка тянется туда от твоих покойных начальников, которые сами по себе мало значимы.
— Страшно, Боря.
— Ну, ништо — как говорил мой дед, охотник таежный. Волков бояться — себя презирать.
— От одной только сдачи громадных площадей внаем получаются чудовищные миллионы денег; личные неучтенные деньги…
Борис рассмеялся:
— Ох, Людонька, это такая мелочевка в сравнении с оборотом финансов громаднейшей страны мира: ископаемые, золото, алмазы, земли, города, заводы! Причем, схвачено всё — МВД, прокуратура, таможня, транспорт, связь… Твой Крылов — невинный младенец. Не говоря о том, что он не держал банду. И никого не убил; его убили. Он был мелкий махинатор, ну, все равно как маленький комар в сравнении с фантастическим вампиром, с десятком водородных бомб, способных сокрушить страну.