Он опять остался один и ждал какой-то условленной, известной ему одному, минуты.
Зазвонил оранжевый аппарат.
Он снял трубку и заговорил неузнаваемым хриплым полушепотом:
— Да, я Прибой. Я слушаю, Шмель… Сразу говорю — через два дня по третьему номеру в седьмую минуту. Понял меня?.. Новое есть: вторая программа испытаний компьютерной кассы, начиная с сегодня. Как управишься… Нет, механики не хочу, не надо; одна психология… А потом два варианта, на твое усмотрение. Да, второй тоже, если испытания покажут. Жму руку.
Произнеся бессмысленную тарабарщину и положив трубку на место, Харетунов обеими ладонями прихлопнул по краю внушительного полированного стола.
— Да, так-то вот — касса компьютерная. Как в сказке: пожадничал — потерял все. За что боролся, на то напоролся.
Он вслух произнес последние слова и стал подниматься из кресла, встал в полный рост на коротких ногах и еще на минуту задумался, тыкая в стол вытянутым указательным пальцем.
ГЛАВА 6. ПОХИЩЕНИЕ БОССА
Лихоборская группировка контролировала сеть игорных автоматов, некоторые направления торговли, в том числе импортной, занималась рэкетом, отслеживала в отделениях банков поступления крупных сумм; в последнем случае ее звериная мохнатая лапа ложилась на плечи компетентных чиновников в каждом банковском управлении. Большой доход приносили несчетные пункты обмена валюты.
Состав банды, ее структура, внутренние взаимоотношения — все это было грубее, нежели в «хозяйстве» Харетунова, — без изысков. Но как это часто бывает, меньшие размеры не означали меньший доход для участников. Иномарки их не уступали ни качеством, ни количеством. Городские квартиры, подмосковные виллы и гектары садов и земель тоже не уступали по уровню шика и богатства. И за рубеж ездили с такою же роскошью и уж конечно не реже.
Когда пять-шесть лет назад всколыхнулась пена купли-продажи без правил, появилось множество людей, самостоятельно ведущих игру на обогащение. Вот тогда Митюков Василий — вскоре он стал широко известен под прозвищем Руль — сообразил сколотить бригаду надежных парней и доить преуспевающих дельцов, обложив их обязательным налогом.
Недовольство и непокорность быстро были пресечены одним- двумя примерами кровавой расправы.
Потом пена схлынула, уступив место деятельности, организованной власть имущими для себя, для своих интересов — на городском, на муниципальном уровне; к слову сказать, Руль сумел продвинуть пару своих людей в муниципальное управление. Бывшие дельцы превратились в жалкие обломки — с голодным взглядом, беспокойные, перекрученные, словно опаленные черным пламенем, мечущиеся в поисках заработка.
Кое-кто из них пополнил банду Руля, и он пришел в состояние нечеловеческой ярости, когда среди облагодетельствованных обнаружилось предательство в пользу конкурирующей банды.
Он своими руками пытал предателя в гараже под грохот двух моторов грузовых машин, заглушающих крики и мольбы того, кто сам назывался Мотором.
Раскрыли его случайно. И как нельзя вовремя — чтобы выйти из провала с минимальными потерями: правда, отставка министра была невосполнима.
В потоке записанных телефонных разговоров — у Руля тоже имелась своя разведка — рядом с его именем несколько раз прозвучало имя Удав.
Удав должен был сделать фотоснимки, ксерокопии, еще какие- то вещи.
Стали наблюдать.
И, вполне возможно, он бы не попался, прояви он выдержку и силу характера, только и всего.
Под подозрение подпали трое. Первым позвали его и сразу угодили в яблочко. Его просто взяли на пушку, и он дернулся.
В прямом смысле вздрогнул и дернулся. И побледнел. И забегали глаза, увлажняясь смущением.
— Будь здоров, Удав!.. — неожиданно, в спокойном разговоре прозвучало — и на этом решилась участь Мотора.
А дальше — необходимо было срочно брать журналиста за горло и требовать возврата всех имеющихся у него улик. Мертвый, Рулю он пока что был не нужен.
Другое дело — конкуренты.
— Видишь ты, — хриплым голосом, набычась, прожевывая кусок телятины, после рюмки водки, высказывался Руль за столом в кругу приближенных, печень у него не болела и вообще ничего у него не болело, — ему, Кассиру, видишь ты, не по нраву, что и мы свою долю имеем. Он желает быть монополистом закупок в Голландии, а мы ему, видишь, мешаем. Из-за нас отпускная цена на колбасу повысилась. Не нравится, что я фирму, которую в институте дураки несговорчивые держали, под себя пустил…
Да, он такой-сякой, ему не нравится, и он гадит нам, подтвердили соратники.
— Ничего — понравится!.. Убрать немедленно гада — чтобы не гадил никогда!.. Налоговая служба который раз на валютные пункты стебает. Убытки несем. Тоже его рук дело, Кассира. Хочет все себе заграбастать… Трамбуем его, баста!
Тут же было обговорено, когда и кто кончает дело.
Все объяснялось очень просто — зная о «хозяйстве» Харетунова, никто посторонний ничего не знал и не догадывался о самом хозяине. Его правая рука — Кассир — управляющий банком и вице-президент акционерного общества, торгующего недвижимостью, и прочее и так далее, Игорь Эдуардович — являлся для внешнего мира главой организации. В его обязанностях были кое- какие управленческие функции внутри и, главное, представительские вовне. Харетунов, будучи депутатом парламента, только в исключительных случаях — и при условии экстраординарных мер предосторожности — выдвигался вперед. И по большей части людям, сподобившимся лицезреть его в истинном качестве, ненадолго оставалось прогуливаться по белу свету. Разумеется, им предоставлялось время для отработки возложенной на них миссии.
В половине девятого темного дождливого вечера — дождь со снегом — Игорь Эдуардович подъехал к подъезду дома, в сопровождении двух телохранителей вышел из автомобиля. Личный шофер оставался за рулем.
Неожиданно от входной двери прогремели выстрелы. И откуда-то сбоку, из-за мерцающих черной мокротою машин, автоматные очереди перерезали пространство.
Телохранители бросились на землю, увлекая за собой Игоря Эдуардовича. Падая грудью и лицом в грязную жижу, он успел заметить, что автоматчики стреляют не по нем: на крыльце дома дергается, замирая, один из стрелявших, другой, пригнув голову, стремительно убегает вдоль стены, не выходя на тротуар.
Шофер выкатился из автомобиля и выстрелил — в убегающего и в сторону черных машин.
Но над ним встал человек с автоматом, вышиб из руки пистолет, а затем ударом по голове опрокинул на землю.
Еще двое с автоматами отобрали пистолеты у телохранителей, связали им руки.
Подняли на ноги Игоря Эдуардовича, запихнули в автомобиль и поехали, натянув ему на голову темный колпак, так что он с трудом мог дышать через плотную ткань, не смея пошевелить рукой. По бокам его сидели люди. Когда под руки бегом волокли к автомобилю, он почувствовал стальные, жесткие мышцы под одеждой. И сейчас плечами он словно не к живым прикасался плечам, а к железным тесным ограждениям.
Подъезд, окна родного дома, куда он через полминуты мог войти, — все осталось в прошлом, в другой жизни.
Его везли. Неизвестно, кто вез, куда и зачем.
Он напряженно ждал перемены в своем положении.
Ехали долго. По каким-то едва уловимым признакам он догадывался, что они далеко за городом. Но не было толчков и никакой тряски от езды, и он не мог сообразить, где же такой постоянно ровный асфальт.
Потом все-таки куда-то приехали. Открывание ворот, тишина
— значит, за городом. Где? Какая разница? — подумал он. Повели по ступенькам — четыре-пять ступенек вверх, задел о косяк, дверь, вперед, поворот, и ступеньки вниз, еще, еще ступеньки — подвал! Остановились. Чужая рука потянула с головы колпак, зацепив больно волосы; но — счастье: он вдохнул глубоко, плотно зажмурив глаза от яркого света, и ладони поднял к глазам.
Жесткий, сухой голос:
— Ты арестован омоном по борьбе с мафией. Один тебе час дается. И один шанс. Садись пиши. Все, что знаешь о «хозяйстве» и хозяине. Всё!.. Упустишь, схитришь — конец тебе! Подробно изложишь — твой шанс.
— Вы милиция?
— Да. — Эдакий ариец с голубыми, как льдинки холодными глазами, коренастый и энергичный.
— Вы не имеете права… — Он не успел закончить.
«Ариец» хватил его кулаком по носу — он свалился, оглушенный, заливаясь кровью.
— Вот — право!.. Один час, ни минутой больше! Хозяин, все ваши дела, отношения с другими бандами — все, что тебе о них известно. Упустишь — конец! я никогда не болтаю впустую. — Жестко, точно, не оставляя ни малейшего сомнения в том, что думает и сделает так, как сказано. Повернулся и вышел за дверь.
Игорь Эдуардович поднялся, робко оглядываясь. В помещении, кроме него, находились еще двое с автоматами.
Указали ему на стол, там лежала стопка бумаги и авторучка.
— Звереет, когда вашего брата встретит… У него жену и дочь убили в прошлом году. С тех пор поклялся искоренить мафию. Про вашу банду много чего знает. Но если помощь от тебя — помилует, он честный. — Автоматчик снисходительно усмехнулся, Игорю Эдуардовичу показалось — доброжелательно.
И цепляясь за эту усмешку, как утопающий за соломинку, он присел к столу, задумался на несколько минут, посмотрел на часы
— время уходит — и принялся торопливо писать.
На секунду кольнуло сожаление, что «ариец» — враг, такого бы к нам в «хозяйство», он был бы незаменимым приобретением. Сила и напор, исходящие от него, покоряли. Хотелось заслужить одобрение у подобного человека.
Игорь Эдуардович потрогал распухший нос; такое он не мог простить. Этот парень причинил ему острую, внезапную боль. А жаль, очень жаль: «ариец» был бы сверхценным сотрудником. Но — поморщился Игорь Эдуардович — он виновник пережитой мной боли. Добраться бы мне в нормальные кабинеты, к следователям, выбраться отсюда — я его из-под земли достану!..
Он спешил записать обо всем, что делал сам, что знал о других направлениях, о парламентских связях, различных видах давления на некоторых парламентариев, чиновников правительства, о крупных финансистах и промышленниках, о телевидении, об убийстве Влада Листьева, убийстве президентов двух банков, убийстве директора крупнейшего завода, хозяина английского отеля, двух боссов охранного бизнеса…