чки вернуться было никак невозможно. Охранники проявляли бдительность, и приходилось затевать целую канитель — звонить на ресепшен, предъявлять паспорт!.. Вот он и отдал Олегу карточку, чтобы тот не метался туда-сюда, а просто пошел бы и купил то, что ему нужно.
Выходит, пока он в душе мылил свои драгоценные волосы — жена сказала, что они должны быть в порядке! — Олег зашел в его номер, оставил карточку, а телефон утащил?!
— Подождите, ребята, — сказал он растерянно и потер лоб, — подождите меня здесь! И выскочил за дверь. Дети — все трое — проводили его встревоженными взглядами.
Он решительно не помнил, в каком номере живет приятель, скатился с лестницы и в холле увидел Павлика, сына Олега, который, забравшись с ногами в кресло, играл на его мобильнике в какую-то игру.
Он вдохнул, выдохнул, подошел и вынул у Павлика из рук телефон, который сотрясался и визжал. На экране ехали какие-то машины и падали камни.
— Чужое брать нехорошо, — сказал он Павлику сердито. — Разве можно?
— Я ходу доигать, — сообщил мальчик и потянулся за телефоном, в котором все продолжало ехать и падать, но уже без Павликова участия.
— Зачем ты взял мой телефон?!
Павлик удивился. Вопрос, по его мнению, был глупым.
— Стобы поигать! Зацем зе есе?
— Тебя папа послал карточку мне отдать, а ты телефон утащил! Ты же взрослый мальчик!
Взрослый мальчик кивнул, соглашаясь.
— Папа сказал, сто надо быть само… сама… стоятельным! Стоятельным, вот каким!..
— Иди к папе и передай ему от меня привет, — сказал он сердито, — мы все из-за тебя перессорились!
Телефон взвыл, хрюкнул, все машины разлетелись в разные стороны. Павлик вытягивал шею, чтобы посмотреть.
Тут, словно раздумав играть дальше, мобильник перестал завывать и сотрясаться и зазвонил нормальным, привычным, цивилизованным звонком.
Он глянул на экранчик, вдохнул, выдохнул и нажал кнопку:
— Да.
— Привет.
— Привет.
Если она сейчас спросит: «Ну как вы там?», значит, конец всему, глупо загадал он. Больше ничего и никогда не будет. В конце концов, сколько можно мучиться?!
И в отпуск они первый раз в жизни решили не ехать вместе. И Новый год первый раз в жизни они будут встречать… не дома. И мысли, трусливые и дурацкие, о том, что, если просто тихо сидеть, не высовываться, не паниковать, может быть, все и обойдется, — тоже в первый раз в жизни.
Она сказала — нам нужно отдохнуть друг от друга, и он согласился. Куда же деваться, надо соглашаться, даже если весь мир, огромный и прекрасный, вот-вот рухнет тебе на голову и разлетится в разные стороны, как в игре, ради которой самостоятельный Павлик утянул его телефон!..
Мишка обо всем догадывался, тревожно спал и смотрел вопросительно, но не задавал никаких вопросов — боялся. И Саша, кажется, догадывалась тоже. Только Тим был по-прежнему бодр и весел, единственный из всех.
Если она сейчас спросит: «Ну как вы там?» — и засмеется незнакомым русалочьим смехом — они все так смеются, когда лгут! — или попросит позвать к телефону Мишу или Сашу, значит, больше никогда и ничего, это точно.
Когда они уезжали из дома и глупо стояли у дверей, не зная, как и для чего надо прощаться, она обещала позвонить.
«Я тебе позвоню, — сказала она и отвела глаза. — Ты телефон не выключай!»
Он его и не выключал. Он его почти потерял.
— Дим, — сказала в трубке жена, — я купила билет. Я завтра к вам прилечу. Можно?…
Он даже не сразу сообразил, о чем она спрашивает.
— Дим, ты меня слышишь?
— Да.
— Это какая-то глупость. Что вы уехали без меня.
— Ты сказала, что тебе нужно от нас отдохнуть.
— Ну, я уже отдохнула.
— Быстро.
— Что? Я плохо слышу! У тебя там какой-то шум!
— Прилетай скорей! — закричал он, и Павлик из кресла посмотрел на него с изумлением. — Мы тебя ждем! Мы закажем ужин с вином! Хочешь ужин с вином?
— Я хочу тебя! — крикнула она в ответ. — И отпуск! И чтобы все стало как всегда, Дима! У нас же все хорошо!
— У нас все хорошо, — согласился он и вытер мокрый лоб. — Самое главное, что ты позвонила.
— Я загадала, — призналась она. — Если ты не возьмешь трубку или выключишь телефон, значит, все пропало и ты меня совсем не ждешь.
— Я жду.
— Я знаю. До завтра.
Какое прекрасное, замечательное, упоительное слово — завтра! Так просто, так понятно, и еще так долго!..
Он нажал кнопку отбоя и посмотрел на Павлика, который все вытягивал шею.
— Ты чуть было мне всю жизнь не испортил, приятель, — сказал он и поцеловал Павлика в золотистую макушку. — Брать чужие телефоны нехорошо. Иногда опасно для жизни, понимаешь?
— Там иглушка холошая такая!..
— Хочешь, я тебе его подарю? — Он подкинул телефон, поймал и сунул в Павликовы ладошки, подставленные ковшиком. — Играй на здоровье!..
Марина КрамерПривилегия женщин
Между чертом и ангелом
Я балансирую на тонком лезвии — каждый раз, каждую секунду. Я хорошо держу баланс — много лет этому училась, мое тело тренировано настолько, что уже давно живет по собственным законам, не подчиняясь импульсам мозга. Я чувствую себя средневековой девочкой-канатоходкой, что пытается преодолеть расстояние над городской площадью по натянутому канату. А ветер безжалостно раскачивает этот канат, стремясь столкнуть, сбить хрупкую фигурку, медленными шажками продвигающуюся вперед. Я знаю имя моего ветра. Его зовут Алекс. Я не вполне уверена, что это человек, — но вполне уверена в том, что если вдруг мне понадобится помощь, он тут же возникнет, материализуется, подхватит на руки, предотвратив падение. Как будто не он секунду назад раскачал мой канат до предела…
Мой муж Костя — человек властный и жестокий. Правда, не в отношении меня. Со мной он нежен, внимателен и очень щедр. Любая другая была бы счастлива. Но я поняла, что совершила ошибку, выйдя за него замуж, уже через два месяца. Иногда так бывает — сгоряча сделаешь что-то, а потом расплачиваешься всю жизнь. Вот и я…
В определенный момент мне показалось, что брак с Костей будет самым лучшим решением всех моих проблем. Я понимала, за кого выхожу, знала, кто он, — но в запале думала, что примирюсь, смогу закрыть на это глаза. Как будто я себя не ведала…
Жить с мужчиной и знать, что он карточный шулер, аферист и просто кошмарный человек — это оказалось не по мне. Меня пугали его руки с длинными пальцами — казалось, что эти подушечки с тонкой кожей — он снимал ее бритвой для улучшения чувствительности — могут впитать мои мысли, понять то, что я думаю на самом деле. Я страшилась моментов, когда он вдруг поворачивал мое лицо к свету, сжимая пальцами виски — кошмарнее этого мне не доводилось испытывать ничего. Кроме шуток — я боялась думать о чем-то, чтобы ненароком не позволить мужу уловить это. Костя не простил бы мне…
Он считал, что у нас все в порядке, что я счастлива и довольна жизнью, что у нас идеальный брак. Он любил появляться со мной в публичных местах — как настоящий кавказский мужчина, обожал выставляться и демонстрировать всем то, что имел. Я чувствовала себя вещью, которую все оценивают, одобрительно цокают языками и кидают завистливые взгляды. Однако никто не рисковал приблизиться ко мне хотя бы на шаг — Костя никогда не стал бы терпеть подобное. Его жена — только его, и никто не смеет даже помыслить о чем-то. Смотреть, восхищаться, завидовать — на здоровье. Но прикасаться — ни-ни.
И только Алекс, Господин Призрак, странный, почти мистический, основательно безумный Алекс плевать хотел на все эти Костины резоны. Будучи одной крови с моим мужем, он прекрасно понимал его чувства, однако считаться с ними не собирался. Он играл со мной хитро — сперва виртуально, долгими разговорами в аське, короткими эсэмэс-сообщениями, тонкой интригой и откровенно высказываемым желанием. Он терпеливо ждал момента, когда я сама созрею для того, чтобы просить его о чем-то. Костя видел мое увлечение Интернетом, однако это волновало его куда меньше увлечения кокаином. Мне пришлось сделать над собой усилие и завязать с порошком — ну, хоть что-то хорошее сделал мой муж для меня. Плохого было все-таки куда больше…
Костя всегда «работал» в паре со старшим братом Артуром. Арик в семье считался неудачником — вялый, склонный к пьянству и мелким аферам, он во всем слушался Костю и поступал только так, как велел брат. Но в своих карточных делах Костя предпочитал тем не менее исключительно братскую помощь и участие. Я подозревала, что как раз Арику принадлежала идея втянуть меня в их дела, несмотря на категорические отказы мужа. И только однажды Костя вдруг решил иначе.
Я хорошо запомнила этот день и потом много раз прокручивала его в памяти, удивляясь, как вообще осталась жива-здорова и не сошла с ума от страха.
Стоял жаркий, нестерпимый июль, мы никуда не уехали, так и торчали в своем Бильбао — я не особенно любила круизы и всякие путешествия, а у мужа были собственные планы на лето. «Сенокос» — так он называл сезон отпусков, часто мотаясь в Россию и там — то в Адлер, то в Сочи, то еще куда-то на Черное море. Меня с собой не брал, и я понимала — «работает». Его делишки меня никогда не заботили и не интересовали — хватало своего. Как раз в этот момент я обдумывала, каким бы образом мне оказаться в Москве, в квартире моей любимой подруги Марго, и провести с ней хотя бы пару недель. К несчастью, Костя категорически возражал против моих выездов к ней. Только однажды он позволил Марго приехать к нам, когда сам улетел на два месяца в Майами, а я не могла поехать с ним, переболев жуткой пневмонией. Это было незабываемое время… Кроме Марго, у меня не было близких людей — ну, не с женами же Костиных приятелей мне было откровенничать! А Марго… она была моей частью, моим отражением, моим всем. И нас связывала общая тайна. Алекс. Как-то вышло, что он был ее прошлым, а моим настоящим, но ему никогда не суждено было стать для кого-то из нас будущим. Потому что нельзя удержать на поводке ветер.