Следующим бодро шагал человек гораздо меньшего роста, с непослушными седыми волосами. Очутившись внутри космического аппарата, он замер и удивленно посмотрел по сторонам. За ним вошел третий посетитель, нетерпеливый и возбужденный, с развевающимися полами длинного кожаного пальто. Он, как и второй, остановился и оглядел все вокруг. С выражением глубочайшего недоумения на лице он принялся расхаживать вдоль серых, запыленных стен древнего космического корабля.
Наконец появился четвертый, долговязый и тощий. В проеме он скукожился, словно проходил не в дверь, а сквозь стену.
В каком-то смысле так оно и было.
Потрясенный, он будто прирос к месту. Изумление на его лице совершенно четко свидетельствовало о том, что с этим человеком происходит самое удивительное событие в его жизни.
Опомнившись, он не то чтобы пошел, а будто медленно поплыл, с любопытством крутя головой. С каждым шагом выражение его лица менялось, его охватывал то благоговейный страх, то удивление. На глаза навернулись слезы, дыхание перехватило.
Дирк обернулся, чтобы поторопить его.
– В чем дело? – крикнул он.
– Музыка… – прошептал Ричард.
Воздух полнился музыкой настолько, что в помещении будто не оставалось места ни для чего более. Каждая частичка воздуха звучала по-своему, и с малейшим поворотом головы Ричард слышал новую мелодию, прекрасно гармонирующую со всеми остальными.
Одна тональность свободно и легко трансформировалась в другую, изумительно гладкие переходы совершались простым поворотом головы. Новые мотивы, новые нити мелодий, великолепно подобранные по размеру, сплетались в непрерывную сеть. Вздымались гигантскими волнами медленные мотивы, сквозь них проникали искрящиеся переливы танцевальной музыки, долгие, витиеватые напевы будто обвивали сами себя, то выворачиваясь наизнанку, то падая сверху вниз, а затем устремлялись вдаль.
Ричард, пошатнувшись, припал к стене. Дирк быстро подхватил его под руку.
– Ну-ка! В чем дело? – грубо сказал он. – Не выносишь музыку? Слегка потише бы, да? Прошу тебя, соберись. Что-то тут не так… Пойдем же.
Дирк потянул за собой Ричарда, разум которого все больше и больше затуманивался под воздействием музыки. Перед глазами плыли миллионы трепещущих, хаотически переплетающихся нитей, и чем сильнее разрастался этот хаос, тем слаженнее он звучал, тем больше обретал гармонии, с которой не в силах был совладать разум.
А потом вдруг все стало проще.
Зазвучал один-единственный мотив, и внимание Ричарда полностью переключилось на него. Тот мотив был сродни магическому потоку, он формировал этот поток, бурлил и пенился в нем, ежеминутно проживал каждую его частичку, составлял самую его суть. Он подпрыгивал и струился, вначале звучал легко и беззаботно, потом замедлился и заплясал вновь, но уже будто преодолевая препятствия, утопая в водоворотах сомнений, а затем внезапно углядел в них первых предвестников новой гигантской волны энергии, радостно рвущейся наружу.
Ричард стал понемногу терять сознание.
Он лежал неподвижно, совсем неподвижно.
Чувствовал себя губкой, которую макнули в парафин и оставили сушиться на жаре. Старой лошадью, палимой нещадным солнцем. Он грезил о масле, легком и ароматическом, и жаждал окунуться в темные морские волны. То, распластавшись на берегу, опьяненный запахом рыбы, белым песком, одуревший от света и воды, он смотрел на проплывающие облака. То вдруг становился насосом, из которого весенним днем хлещет прохладная вода, растекаясь по свежескошенной траве. Где-то вдали, как во сне, затухали почти неслышимые звуки.
Он бежал и падал. В ночи светились огни далекой гавани. Где-то поблизости набегали на песок темные морские волны. Дальше от берега море было глубже и холоднее, он легко погрузился по уши в тяжелую воду, теперь его покой нарушало лишь какое-то отдаленное урчание – где-то звонил телефон.
Ему казалось, это музыка самой жизни. Музыка света, что танцует по водной ряби, музыка жизни в воде и на согретой солнцем суше.
Ричард все еще лежал неподвижно. И отдаленное урчание продолжало его отвлекать.
Наконец он понял, что звонит телефон, и подскочил.
Оказалось, он лежал на узкой смятой постели в маленькой неприбранной комнате. Он раньше видел ее, но не помнил, где и когда. Повсюду валялись книги и обувь.
У кровати надрывался телефон. Ричард снял трубку.
– Алло?
– Ричард! – В трубке звучал полный отчаяния голос Сьюзан.
Ричард тряхнул головой, однако так и не смог сообразить, в чем дело.
– Алло? – повторил он.
– Ричард, это ты? Ты где?
– Э-э, подожди минутку, сейчас посмотрю.
Он положил трубку на смятые простыни, встал с кровати, на негнущихся ногах подошел к двери и открыл ее.
За дверью оказалась ванная комната. Он окинул ее подозрительным взглядом. Это место тоже выглядело знакомым, но чего-то не хватало. Ах да. Здесь должна стоять лошадь. По крайней мере в прошлый раз она точно здесь была. Он пересек ванную, вышел через вторую дверь, слегка пошатываясь, на непослушных ногах спустился по лестнице и вошел в гостиную профессора.
Открывшаяся картина поразила его до глубины души.
Глава 34
Стихли давешние бури, ослабли потоки воды. Разбухшие тучи все еще грозили ливнем, но вечерний сумрак размочила всего-навсего унылая морось.
В сгущающейся тьме пронесся ветер, обогнул низкие холмы, просвистел по долине, посреди которой в непролазной грязи стояла скособоченная башня. Похожая на столб магмы, извергнутой когда-то из глубин преисподней, башня клонилась будто под тяжестью чего-то более значительного, чем ее собственный вес. Она казалась мертвой, причем мертвой уже давно.
Все затихло, лишь по дну долины вяло текло слякотное месиво реки. Через милю-другую поток спускался в овраг и исчезал под землей.
Когда стемнело, стало ясно, что в башне все-таки есть жизнь. Внутри возник едва заметный красный огонек.
Именно эта картина открылась удивленному взору Ричарда из проема маленькой белой двери в нескольких ярдах от башни.
– Не вздумай туда выходить! – предупредил Дирк, подняв руку. – Еще отравишься, чего доброго. Не знаю, что именно содержится в этой атмосфере, но для чистки ковров ее состав, по-моему, подойдет как нельзя лучше.
Дирк стоял в дверном проеме и с глубоким недоверием взирал на долину.
– Где мы? – спросил Ричард.
– На Бермудах. Это сложно объяснить.
– Спасибо, – поблагодарил Ричард и нетвердой походкой побрел обратно.
– Простите, – обратился он к профессору. – Разрешите пройти. Спасибо.
Профессор хлопотал вокруг Майкла Вентона-Уикса: проверял, плотно ли подогнан на нем водолазный костюм, не протекает ли маска и хорошо ли работает регулятор.
Ричард вновь поднялся по лестнице в спальню профессора, сел на край кровати и взял трубку.
– Я на Бермудах. Это сложно объяснить.
Внизу профессор, закончив смазывать соединения костюма и не закрытые маской участки кожи вазелином, объявил о готовности.
Дирк отошел от двери и с крайне недовольным видом стоял в сторонке.
– Тогда вперед, – процедил он. – Скатертью дорога. А я умываю руки. Полагаю, теперь на всякий случай нам надо дождаться пустой тары.
Сердито размахивая руками, он обошел диван. Ему жутко не нравилось происходящее. Абсолютно все происходящее. В особенности то, что профессор знает о времени и пространстве больше его. А еще его бесило, что он не понимает, почему это ему так не нравится.
– Мой дорогой друг, – примирительно сказал профессор, – только подумайте, сколь мизерных усилий нам стоило помочь этой заблудшей душе. Мне искренне жаль, что вас разочаровал результат применения ваших выдающихся дедуктивных способностей. Понимаю, простого акта милосердия для вас недостаточно, однако следует проявлять больше щедрости.
– Щедрости! Я вас умоляю! – воскликнул Дирк. – Я плачу налоги, чего еще вы от меня хотите?
Он плюхнулся на диван, откинул назад волосы и надулся.
Призрак в теле Майкла пожал руку профессору и сказал несколько слов благодарности. Затем на негнущихся ногах подошел к двери, повернулся и отвесил поклон.
Дирк резко повернул голову. Глаза за очками метали молнии, волосы растрепались. Призрак посмотрел на него и содрогнулся от мрачного предчувствия. Повинуясь какому-то инстинкту, он неожиданно трижды описал рукой круг.
– Прощайте, – сказал он, повернулся, ухватился за дверную раму и решительно ступил в грязь, навстречу отвратительному ядовитому ветру.
Он на миг остановился, чтобы проверить, тверда ли под ногами почва, держит ли он равновесие, а затем быстро, не оглядываясь, пошел прочь от них, от слизких тварей, к своему кораблю.
– А это еще что, черт возьми, означает? – проворчал Дирк, с раздражением описав в воздухе три круга.
Ричард с грохотом сбежал по лестнице, распахнул дверь и с безумным выражением на лице ворвался в комнату.
– Убит Росс! – крикнул он.
– Какой еще Росс? – взвился Дирк.
– Этот, как его там… новый редактор «Гипотезы».
– Что за «Гипотеза»?
– Тот самый журнал, где Майкл работал редактором. Ну же, Дирк! Помнишь? Гордон турнул оттуда Майкла и поставил на его место этого типа, Росса. Майкл его терпеть за это не мог. В общем, вчера вечером он пришел к нему и убил! – Ричард перевел дыхание. – По крайней мере Росс убит, а причина его ненавидеть есть только у Майкла.
Он подбежал к двери, посмотрел на исчезающую во мраке фигуру, обернулся и спросил:
– Он собирается возвращаться?
Дирк подскочил на ноги и некоторое время недоуменно смотрел на Ричарда.
– Так вот почему… – вымолвил он наконец, – вот почему Майкл так идеально для него подошел. Вот что следовало искать! Поступок, к которому подтолкнул его призрак, чтобы получить власть над ним, поступок, который он всей душой хотел совершить, который полностью отвечает цели призрака. Боже мой! Он думает, что мы их выжили, и хочет все вернуть. Считает этот мир своим, а не нашим. Именно здесь они собирались обосноваться и построить свой рай, черт бы его побрал. Это согласуется с каждым его шагом. – Дирк обратился к профессору: – Понимаете теперь, что мы наделали? Я не удивлюсь, если эта ваша «заблудшая душа» попытается вернуть планету к той точке, когда на ней начала зарождаться жизнь!