– Да, – недовольно скривился граф. – Сказал, что это вещественные доказательства, и что до поры до времени они будут лежать в специальном хранилище.
– Понятно, – кивнул помощник детектива. – Весьма ценная информация.
Кэб не спеша катил по вечернему Лондону. Раджив изредка бросал скучающий взгляд на редких прохожих и полицейских, но Стивен понимал, что он сейчас глубоко погружен в свои мысли.
– Ты действительно считаешь, что следует начинать со шпаг?
Сикх дернул плечом.
– У нас все равно пока нет других зацепок.
– Я и здесь-то особой зацепки не вижу, – хмыкнул Стивен.
– Не скажи. Две пары вполне добропорядочных мужчин, не сговариваясь, убили друг друга именно этими шпагами. Причем, заметь, до этого дня никакой вражды между ними замечено не было. Кроме того, ты видел, сколько в зале оружия?
– Конечно. Мне в жизни никогда прежде не доводилось видеть в одной комнате столько отменных сабель, кинжалов, шпаг, алебард и боевых топоров.
– Теперь представь себе: ночь, сугубо штатский человек – дворецкий с керосиновой лампой и кочергой и увалень садовник с большим ножом для обрезки веток заходят в зал. Предположим, между ними происходит ссора. Не спрашивай, по какому поводу. Это сейчас несущественно. Скажи, какое оружие ты бы выбрал для поединка?
– Офицерскую саблю.
– Правильно. Ты бы выбрал ее, поскольку много с ней упражнялся. А дворецкий?
– Бог его знает, – покачал головой Стивен. – Я думаю, в случае ссоры он бы просто оглушил своего неприятеля кочергой.
– Вот и я так подумал. То же самое и садовник – он не вояка, но садовый нож в его руках способен причинить тяжелые раны.
Но нет! Эти двое проходят почти две трети зала, разбивают витрину, ставят керосиновую лампу на тумбу, там осталось пятно на пыли. Берут две боевые шпаги. Заметь, не легкие придворные рапиры, а боевые шпаги, которыми можно и рубить, и колоть и, главное, действовать с коня. Оружие, прекрасно зарекомендовавшее себя на поле боя, однако весьма требовательное к бойцу. И невесть с чего устраивают поединок. Как я уже говорил, настоящий поединок – дворецкий дал возможность садовнику взять оружие и изготовиться к бою. Ты понимаешь, что здесь произошло?
– Ей-богу, нет.
– Вот и я не понимаю. Неподалеку, скажем, красовались алебарды стражников какого-то немецкого курфюрста. Для садовника, привыкшего к вилам, топору и багру, куда логичнее было бы схватить алебарду. Но нет, он берется за шпагу. А затем этими же шпагами убивают друг друга полисмены! Вовсе нелепость какая-то. И главное, вопрос с голосами остается по-прежнему открытым. – Раджив взглянул на напарника. – Так вот, если сегодня голосов не будет, то, вероятно, именно клинки устраивают ночную ругань.
– Похоже, клинки и голоса в самом деле как-то связаны между собой, – кивнул Стивен. – Хотя ни одному прежде известному мне оружию подобная болтливость не была свойственна. Думаю, стоит побеседовать с коммодором Улфхерстом. Хотелось бы надеяться, что проблема экспонатов оружейной коллекции, склонных к общению, относится к его компетенции. А так как теперь это не просто шпаги, а орудия убийства, и хранятся они под замком, то кому, как не ему, следует проникнуть в хранилище вещественных доказательств и попытаться раскрыть тайну.
Едва детективы поднялись по лестнице в свои апартаменты, как откуда ни возьмись в воздухе с электрическим треском появилась голова коммодора.
– Где вас носит?! – недовольно спросила она. – Я нашел для вас одно занятное дело.
– Мы тоже нашли занятное дело, – парировал Шейли-Хоупс. – Более того, мы им уже занимаемся.
– Дьявольщина! Акулья требуха! Почему меня не предупредили? – нахмурился Улфхерст. – Если мы с вами работаем, то, как в бою, должны понимать, кто где находится и кто чем занят.
– Мы как раз говорили о вас, пока ехали сюда из Ричфорд-Хауса.
– Да, я знаю, что говорили, я это чувствовал, хотя и был занят беседой с будущим клиентом. Вечно у вас, живых, все не как у людей, – буркнул коммодор. – Ладно, рассказывайте, что там стряслось? Да принесите, что ли, виски, терпеть не могу слушать всухую. В мозгах скребет, как днищем по мели!
Раджив склонил голову, достал из буфета початую бутылку «Old Highland» и откупорил ее.
– Ну, так жить можно, – вздохнул Улфхерст и на миг задумался над нелепостью фразы. – Впрочем, не жить – тоже вполне недурственно. Рассказывайте, что там у вас за история?
Вникнув в суть дела, коммодор заметно повеселел. Бакенбарды его распушились, а глаза хищно заблестели.
– Однако! Я при жизни и сам был любителем позвенеть клинками, но чтобы при этом моя шпага еще и ругалась со шпагой противника?! Замечательная идея! Мне уже не терпится глянуть на это оружие собственными глазами.
– Неуместная шутка, – хмыкнул лейтенант. – Сегодня четыре ни в чем не повинных человека отправились к праотцам с помощью этих самых шпаг.
– Шутки уместны всегда! Если бы меня похоронили в родовом склепе Улфхерстов, то из него бы неделю раздавался адский хохот. А может, и дольше. Ну, ладно, не брюзжите. К делу! Вы что же, думаете, что на этих шпагах лежит какое-то проклятие?
– Вряд ли, – задумчиво покачал головой Раджив. – Сталь вообще, и оружие, в частности, крайне сложно проклясть.
– Тогда что?
– Скажите, вы когда-нибудь слышали о крисах? – поинтересовался сикх. – Это такие кинжалы. Если хоть один раз увидите, то уж точно никогда не забудете. Клинок похож на язык пламени, рукоять, ножны… Словом, они ни на что не похожи. Их делают в Индонезии и еще в ряде мест.
Но я хотел сказать о другом: мастер-оружейник не просто кует этот крис, он создает живое существо. Известны образцы, которые по ночам, как гласит легенда, сами летали, убивали врага и потом возвращались домой.
– Ты хочешь сказать, что шпаги, которыми были убиты все эти бедолаги, имеют что-то общее с крисами? Так вон мой клинок тоже перемещается в воздухе почти сам по себе!
– Нет, это вряд ли, – покачал головой Раджив. – Но мы практически достоверно знаем, что оружие можно одушевить. И потому я хочу проверить, не произошло ли что-то подобное со шпагами. Сейчас они лежат на складе вещественных доказательств в Скотланд-Ярде. Обычно в самом хранилище никого нет, поэтому ничто не помешает нам проверить эту версию.
– Что ж, тогда не будем терять времени, потому что мой заказчик ужасно не любит ждать. А я уже пообещал, что мы займемся его делом.
Сержант и констебль, дежурившие в ту ночь в хранилище вещественных доказательств, сидели в комнатушке, примыкавшей к помещению, заставленному пронумерованными стеллажами, и пили чай. Конечно, им нечасто перепадал тот замечательный ароматный чай, который привозили на стремительных чайных клиперах из далеких, известных только по чарующим названиям стран. Его покупали те, для кого несколько фунтов стерлингов за полфунта чая были не деньги.
Но в этот раз сержанту удалось договориться с дворецким одного богатого промышленника, и тот по знакомству отсыпал ему оставшийся после хозяина высушенный чай. Такой обычно пили слуги в богатых домах, а уж то, что они затем продавали в лавках простому люду, заботливо добавив травы с ближайшей клумбы – и чаем-то назвать было трудно. Но многие горожане вполне искренне полагали, что традиционный напиток объединяет нацию, потому что его пьют все: от королевы в Букингемском дворце до последнего найтмена из ассенизационного обоза.
– Ты пей, пей, – напутствовал сержант молодого констебля, назначенного ему в помощь. – Ночь сегодня будет спокойной. Десять лет тут работаю. Насмотрелся всякого. А нынче – сам посуди: погода за окном такая, что фокстерьер моей Трейси гулять на улицу хвостом вперед ходит. Высунется, погадит и обратно. Ветер с Ла-Манша, мелкий дождь сечет, холодрыга такая, что зубы чечетку бьют, на улицах пустынно, грабить некому и некого. Да и домушники в такую погоду не озоруют. Куда полезешь, если все у себя в гнездышках, под крышей сидят? А если и полезешь, то следов столько оставишь, что хоть с завязанными глазами догоняй. Может, конечно, что и привезут, но готов держать пари, ничего серьезного. Карточку заполнишь, укажешь место хранения, отнесешь на стеллаж – всех дел-то на пять минут. А так – сиди в тепле, да чай попивай, славный, цейлонский, а не какую-нибудь там гадость, за сортиром накошенную.
Сержант отхлебнул из чашки и с наслаждением прислушался к ощущениям.
– Да я без молока не очень-то пью, – отозвался напарник.
– Как знаешь, как знаешь. Молоко, конечно, смягчает, но и вкус крадет. А борьба с кражами – самая что ни на есть основная задача полиции. – Сержант усмехнулся своей незамысловатой шутке.
Констебль прислушался и кивнул в сторону двери.
– Кажется, говорит там кто-то.
– Оставь, – махнул рукой его начальник. – Кто там может говорить? Ты ж провел обход перед тем, как дверь запереть?
– Как положено, провел. Все фонарем осветил. Везде заглянул.
– Ну? Окон, дверей никаких в хранилище нет, эта – единственная, – сержант кивнул на запертую металлическую дверь.
– Оно-то, конечно, так, – не унимался констебль. – Но там же столько всего хранится, что иные ловкачи за улики по своему делу немалые деньги отвалить могут.
– И что ж, подкоп они сюда провели, или через крышу спустились? – хмыкнул начальник караула.
– А бог его знает! – нахмурился констебль. – Да ты сам прислушайся. Как есть – голоса!
Сержант отставил чашку в сторону, встал из-за стола, поправил кобуру с «Вебли-Скоттом» и подошел ко входу в хранилище.
– Нет, показалось, – мотнул головой он, но от двери не отошел и продолжил прислушиваться. – Или не показалось? Нет же, точно кто-то говорит! Один вроде как возмущается, другой ему отвечает. – Полицейский вытащил револьвер и взвел курок. – Так, я иду первый, ты за мной. – Констебль занял место за спиной начальника. – Смотри по сторонам, – напутствовал тот. – Меж стеллажей могли спрятатьс