— Все равно, она не может быть убийцей.
— У вас слишком много предвзятых мыслей. А я хочу лишь ускорить дело и выяснить необходимое.
— Мне вообще не нравится мысль шантажировать женщину.
— О, господи! Слова-то какие! Шантажа, как такового, в сущности, не будет. Вам просто необходимо произвести определенный эффект. А уж потом в действие вступлю я.
— Если вы загоните меня в тюрьму… — сказал Норман.
— Нет, нет, нет. Меня хорошо знают в Скотланд-Ярде. Если и произойдет что-либо непредвиденное, всю вину я возьму на себя. Но ничего непредвиденного не случится.
Норман со вздохом сдался.
— Хорошо, я это сделаю. Но знайте, мне это вовсе не по душе.
Пуаро медленно продиктовал текст.
— Прекрасно, — сказал он. — Немного позднее я проинструктирую вас относительно вашего поведения во время встречи с леди Хорбери. Скажите мне, мадемуазель, вы когда-нибудь бывали в театре?
— Да, довольно часто.
— Хорошо. А вы видели, например, пьесу «Под уклон»?
— Да, видела около месяца тому назад. Это совсем неплохая пьеса.
— Это американская пьеса?
— Да.
— А вы помните роль Генри, которую исполнял мистер Раймонд Барраклуф?
— Да. Он был превосходен в этой роли.
— Вы считаете его привлекательным мужчиной? Да?
— Необыкновенно!
— Так чего же больше в нем, привлекательности или актерского мастерства?
— О, мне кажется, он неплохо играл.
— Мне нужно сходить посмотреть на его игру, — сказал Пуаро.
Джейн, совсем сбитая с толку, смотрела на Пуаро, не отрывая глаз. Какой же странный этот маленький человечек! Перепрыгивает с одного на другое, как птица с ветки на ветку. Пуаро, видимо, прочитал ее мысли и улыбнулся.
— У вас неблагоприятное мнение обо мне, мадемуазель? Вы не одобряете мои методы?
— Нет, просто непонятно, почему вы перескакиваете с одного на другое.
— Это неверно. Я следую своим путем логики, noрядка и метода. Не стоит делать поспешных выводов. Нужно постепенно исключать из списка.
— Исключать? — переспросила Джейн. — Так вот вы, оказывается, чем занимаетесь? — Она задумалась. — Теперь понимаю. Вы исключили мистера Гленей…
— Возможно, — ответил Пуаро.
— Потом вы исключили нас, а теперь, видимо, собираетесь исключить леди Хорбери. О!
Она вдруг замолчала, пораженная какой-то мыслью, пришедшей ей в голову.
— Что такое, мадемуазель?
— А этот разговор о попытке убийства? Это была проверка?
— Вы очень догадливы, мадемуазель. Да, это было частью того пути, по которому я иду. Я упомянул о попытке убийства и стал наблюдать за мистером Гленей, за вами и за мистером Гейлом. Но ни в ком из троих не заметил ничего подозрительного, хотя меня очень трудно провести. Ведь записи, сделанные мадам Жи-зель в ее записной книжке, никому из вас не известны. Итак, вы видите, я удовлетворен.
— Каков же все-таки вы опасный и хитрый человек, мосье Пуаро, — сказала Джейн, вставая. — Я никак не пойму, почему вы говорите то одно, то другое.
— Это ведь элементарно. Я хочу выяснить все обстоятельства.
— Я надеюсь, у вас имеется много путей их выяснения.
— Вообще-то существует лишь один настоящий луть.
— Какой же?
— Услышать все из уст самого преступника.
Джейн засмеялась.
— А если он не захочет говорить?
— Каждый любит поговорить о себе самом.
— Да, вы правы, — согласилась Джейн.
— Именно таким путем многие шарлатаны создают себе богатство. Такой шарлатан вызывает своего собеседника на откровенность, и тот, упиваясь своим красноречием, рассказывает, как он вывалился из детской коляски в двухлетнем возрасте, как его мать ела персик и испортила соком свое оранжевое платье, как в полтора года он таскал своего отца за бороду. И так далее и тому подобное. А потом, после приятной беседы, человек уходит домой в восторге от самого себя и спокойно засыпает без снотворного.
— Какая чепуха! — сказала Джейн.
— Нет, это не так уж глупо, как вы думаете. Все это основывается на одной из самых главных черт человеческой натуры, на необходимости поговорить, излить душу. А вы сами, мадемуазель, разве вы не испытываете иногда желания поговорить о своем детстве, о своей матери, или отце?
— Но к данному случаю это никак не подходит. Я вот, например, выросла сиротой.
— Но это уже совсем другое дело. Об этом вряд ли приятно вспоминать.
— Нет, почему же? Мы остались сиротами, но не бедствовали. И у меня тоже есть забавные воспоминания детства.
— Вы жили тогда в Англии?
— Нет, в Ирландии. Недалеко от Дублина.
— Так, значит, вы ирландка. Вот почему у вас такие темные волосы и серо-голубые глаза. Как будто…
— Как будто их вставляли в глазницы грязным пальцем, — сказал Норман Гейл и засмеялся.
— Как? Как это вы сказали?
— Есть такая поговорка о глазах ирландцев.
— Правда? Но это звучит не очень уж элегантно. Хотя… Хотя вполне выразительно. — Он поклонился Джейн. — Не важно, мадемуазель, как их вставляли, но результат получился превосходный.
Джейн весело рассмеялась.
— Вы просто вскружите мне голову, мосье Пуаро. До свидания и спасибо вам за ужин. А если Норман угодит в тюрьму за шантаж, вам придется выдержать бой.
Норман нахмурился. Пуаро попрощался с молодыми людьми. Приехав домой, он открыл ящик письменного стола и вынул список. Внимательно прочитав его, он отметил небольшими крестиками четыре фамилии. Потом, подумав, кивнул головой.
— Да, мне кажется, я уже знаю, — прошептал он. — Но я должен быть в этом уверен. Да, мне нужно удостовериться.
Глава семнадцатая. В УНДЭВОРТЕ
Генри Митчелл собирался приступить к ужину, состоявшему из сосисок и картофельного пюре, когда раздался звонок у входной двери. К удивлению стюарда, посетителем оказался джентльмен с большими усами, бывший в числе пассажиров того самолета, в котором произошла трагедия.
Мосье Пуаро вел себя корректно и вежливо, настоял на том, чтобы Митчелл доел свой ужин, сказал какой-то любезный комплимент миссис Митчелл, стоявшей рядом.
Он сел на предложенный ему стул, сделал замечание относительно необычной для сезона погоды, затем осторожно перешел к цели своего визита.
— Мне кажется, Скотланд-Ярд не очень успешно продвигается в раскрытии этого дела, — сказал он.
— А ведь дело-то очень странное, сэр, очень странное. Я даже не знаю, что здесь можно предпринять. Ведь никто из пассажиров ничего не заметил. Совершенно не за что зацепиться.
— Вы совершенно правы.
— Генри был страшно расстроен всем происшедшим, — вставила миссис Митчелл. — Он даже сон потерял.
— Да, на меня это произвело ужасное впечатление, — сказал Генри. — Компания, правда, отнеслась ко всему снисходительно. А то я боялся потерять работу.
— Генри, но как же они могли еще отнестись? Ведь иначе было бы совсем нечестно, — сказала жена с возмущением.
Это была миловидная женщина со здоровым цветом лица и темными живыми глазами.
— Не всегда ведь поступают по-честному, Рут. Но все обошлось лучше, чем я предполагал. Они меня ни в чем не обвиняют. И все же я чувствую себя в ответе за случившееся, вы меня понимаете?
— Да, я очень хорошо вас понимаю, — сказал Пуаро с участием, — но, поверьте мне, вы не должны чувствовать никаких угрызений совести. Вы совсем не виноваты в случившемся.
— Вот и я говорю ему то же самое, сэр, — сказала миссис Митчелл.
Генри Митчелл покачал головой.
— Я должен был раньше обратить внимание на то, что леди мертва. Если бы я решился разбудить ее сразу, как стал разносить счета…
— Да, тогда все было бы по-иному. Считают, что смерть произошла почти мгновенно.
— Он все время переживает, — сказала миссис Митчелл. — Уж я уговаривала его прекратить терзаться. Откуда нам знать, по каким причинам убивают иностранцы друг друга? А еще я считаю, что это просто подло— заниматься такими гадостями в самолете британской авиакомпании.
Она сказала с возмущением и подчеркнутым чувством патриотизма.
Митчелл снова покачал головой, он был озадачен.
— Это убийство висит надо мной, как дамоклов меч. Каждый раз я выхожу на работу во взвинченном состоянии. А тут еще этот инспектор из Скотланд-Ярда. Сколько раз он спрашивал меня, не заметил ли я чего-нибудь необычного во время того рейса. Мне все время кажется, будто я что-то упустил. Но ведь все шло как обычно, как и в любом другом рейсе.
— Трубки, стрелы… Это просто варварство, — заметила миссис Митчелл.
— Вы совершенно правы, мадам, — согласился Пуаро, сделав вид, что восхищен ее удачным замечанием. — В Англии преступления совершаются совсем не так.
— Да, верно, сэр.
— А знаете, миссис Митчелл, я почти догадался, в какой части Англии вы родились.
— В Дорсете, сэр. Это недалеко от Бридпорта. Там был мой дом.
— Правильно, — сказал Пуаро. — Красивые места там в Дорсете.
— Ох, какие красивые, сэр. Лондон даже сравнить с ними нельзя. Мои предки поселились там более двухсот лет тому назад. Теперь уж во мне течет, как говорится, кровь Дорсета.
— Да, несомненно, — сказал Пуаро и снова обратился к стюарду: — Я хотел вас кое о чем спросить, мистер Митчелл.
Брови Митчелла сошлись на лбу.
— Я уже все сказал, сэр, честное слово.
— Да, да. Но у меня к вам совсем пустяковое дело. Я просто хотел узнать, не было ли какого-нибудь беспорядка на столе у мадам Жизель?
— Это когда я понял, что она уже мертва?
— Да. Ну, что-нибудь лежало не так. Ложки, вилки, солонка и так далее.
Стюард покачал головой.
— Нет, сэр. Все уже было убрано к тому времени, кроме кофейных чашек. Я ничего не заметил необычного. К тому же я был слишком взволнован. Но полиция должна все знать, они ведь очень тщательно обыскивали самолет.
— Ну, что ж, — сказал Пуаро. — Все это неважно. Как-нибудь на днях я хотел бы поговорить с вашим напарником Дэвисом.
— Он обслуживает сейчас утренний рейс, сэр, вылетает в восемь сорок пять.