— Сколько же ты проиграл?
Он вместо ответа сделал уклончивый жест, но она попыталась узнать.
— Десять тысяч — двадцать тысяч франков.
Она всегда считала в старых франках и это во сто раз увеличивало моральное значение денег. Тридцать тысяч франков для Роджера составляли три миллиона.
— Двадцать пять… тридцать…
Выражение ее лица показывало, что такого рода проигрыш был следствием тяжелого порока. Чем больше называлась сумма, тем больше появлялось у нее смущения, а повышение суммы замедлялось.
— Тридцать четыре тысячи… тридцать шесть… тридцать семь…
Наконец она воскликнула испуганным недоверчивым тоном:
— Неужели около тридцати тысяч?
Между этими смехотворными суммами и тем, что действительно было нужно Жаку была такая огромная разница, что он предчувствовал, сколь велик будет ужас старой дамы, когда она узнает это.
— Нет, успокойся. Не больше двадцати тысяч.
Чтобы относительную величину суммы еще больше уменьшить он употребил новое выражение:
— Меньше двухсот новых франков.
— Господи, спаси и помилуй! Ты испугал меня, мой мальчик!
Она развеселилась.
— Один момент я подумала: мой сын сошел с ума! Но, мой бедный юноша, какой черт в тебя вселился…
Сегодня после обеда, она будет за меня молиться, подумал Жак. Он продолжал ее успокаивать.
— Это произошло случайно, я больше так не сделаю.
— Но двадцать тысяч франков — это большие деньги!
— Не заботься об этом. Все уже почти в порядке. Я не должен был тебе говорить об этом.
Он поспешил уйти. Его к этому вынудило возвращение Матильды, которая насытившись его конфетами, пришла попрощаться и взяла с него обещание скоро снова прийти.
— Только не между четырьмя и шестью часами! — крикнула ему вдогонку мать. — В это время я бываю в церкви.
Она крикнула ему еще что-то из окна, когда он уже удалялся от дома. Он не мог гордиться собой, как и из-за своей неудачи, так и от чувства угрызения совести, что нарушил покой матери, которая этого не заслуживала.
— Неужели он не в состоянии вести себя, как взрослый?
Как поступил бы другой мужчина на его месте? Оставить Элен, засучить рукава и еще раз начать с нуля? Это бывает в фильмах и романах, но вряд ли в жизни. Между теорией и практикой огромная пропасть.
Чтобы больше не думать — еще один способ сдаться — он с ожесточением работал всю вторую половину дня. В шесть часов он почти выдохся.
— Я скоро освобожусь, — сказал он Элен, которая отправлялась домой. Я приеду немного позже.
К семи часам он закончил свою работу. Персонал с фабрики разошелся. Его охватило сильное желание увидеть Жаннину, обнять ее, побыть возле нее.
Разве она утром не сказала ему, что весь вечер будет дома?
Он поднял трубку и сначала позвонил Элен.
— У меня что-то не ладится… Да, глупая ошибка. Я хочу сегодня вечером распутаться с этим.
— Возьми книгу домой, ты сможешь после ужина снова заняться.
— Мне удобнее здесь, где все под руками. Где-нибудь поблизости я малость перекушу.
Он хотел было позвонить Жаннине, что намеревается к ней зайти, потом передумал. Ему захотелось ее увидеть. И удивить своим приходом. По пути к авеню Виктора Гюго он купил гусиную печенку, курочку в желе, маленький торт и шампанское. Теперь любовники могут устроить хороший ужин. Несмотря на свои заботы он почувствовал себя почти радостно и нетерпеливо, как гимназист при легкомысленной проделке. В половине восьмого он явился к своей подруге с полными руками свертков и счастливой улыбкой на губах. Когда он позвонил, Жаннина открыла дверь и, увидев его, замерла, стоя с открытым ртом.
— Ах, это ты!
— А кто же еще может быть?
— Не знаю… Ты говорил мне что не придешь. Когда зазвонил звонок, я никак не предполагала…
Он пошел на кухню, подтрунивая над ней.
— Наверно ты ждала кого-нибудь другого?
— Но ты глупец! Почему ты не позвонил?
— Я хотел тебя удивить.
— Возможно это было удивление.
— Ты останешься ужинать?
— Пришлось соврать, чтобы освободиться. Я захватил все необходимое.
Он положил все съестные припасы на кухонный стол, а шампанское убрал в холодильник.
— Это нам должно понравиться.
Ощущение, что он говорил в пустоту заставило его обернуться. Жаннины в кухне не было. Он услышал, как она говорит по телефону из соседней комнаты.
— Хелло! Дайте мне комнату 34…
— Да, спасибо.
Она приложила палец к губам, когда он появился на пороге.
— Хелло, это Жаннина Тусси… Прошу извинения, мадам… Да, к сожалению, задержалась. Я позвоню вам потом… До свидания, мадам.
Она положила трубку и объяснила ему.
— Клиентка. Мы договорились встретиться к восьми часам. Я не знала, что ты придешь.
— Комната 34, это в отеле, не правда ли?
— Вернее, в меблированных комнатах.
Она снова повеселела, пропала вся ее неловкость, появившаяся при его неожиданном приходе.
— Пойдем к столу, я вижу гусиную печенку.
Он обнял ее.
— Сначала аперитив.
Обнимая ее теплое, упругое тело, которое игриво поворачивалось в попытках освободиться, он почувствовал сильное властное желание. Словно какое-то эротическое море затопило его, подняло на волны и понесло далеко, далеко… Женнина нежно вздыхала от его ласк.
Много позже вернулись они к действительности на приведенной в беспорядок постели. Их удовлетворенные тела лежали на смятой простыне. Одежда и подушки валялись разбросанными на ковре.
Жак нежно поцеловал в щеку молодую женщину. Она положила свои оголенные руки за голову.
— Так хорошо еще никогда не было, — робко прошептала она. Затем, как бы стыдясь своего признания, она вскочила с кровати и воскликнула:
— Я голодна как волк.
Жак оделся, она же накинула только красный халат. Вскоре ее домашние туфли зашлепали по плиткам кухни.
— Разве это не настоящее счастье?
В данный момент Жак только мог согласиться с этой фразой. Но нужно ли было ему такое счастье без всех дополнений? Без милой квартиры, без удобств, хорошей еды и материального обеспечения? Так же ли он себя бы чувствовал в убогой комнате отеля, в бедности, в нужде?
— Есть, есть!
Стол был накрыт на кухне. Только Жаннина на кухонный стол постелила скатерть. Чтобы поднять настроение Жак выстрелил пробкой из бутылки шампанского.
Как эхо зазвонил телефон.
— Я подойду, — сказала Жаннина.
— Хелло!
Из трубки послышался женский голос так ясно и отчетливо, словно говорящая была в комнате.
— Хелло! Это говорит мадам Меллерей.
Глава 9
У Жака был огромный аппетит. Он взял кусок гусиной печенки и свежего хлеба, затем приложил губы к пенящемуся шампанскому.
Вдруг он вспомнил, что Роджер должен вечером звонить по поводу «часового распорядка дня» и, так как Жаннина не возвращалась, пошел к ней в комнату. Она только что положила трубку, ее пальцы еще касались телефона.
— Это звонил Роджер?
Жаннина покачала головой. Она была смертельно бледна. С трудом она еле слышно проговорила:
— Это была твоя жена!
Словно невидимый репродуктор повторил последние слова в тишине, наполнившейся каким-то странным резонансом:
— Она тотчас явится сюда. От этого я потеряла самообладание.
— Что она хотела?
— Она хотела говорить с тобой. Дословно она сказала: «Я хочу говорить со своим мужем».
— А что ты ответила?
— Что она звонит не по тому номеру. И затем я положила трубку.
— Значит, этот подлец Роджер…
— Думаю, что нет.
Быстрота ответов приводила к новым вопросам.
— Почему ты в этом уверена?
— Для него нет никакого смысла сообщать твоей жене. Тогда он уже не сможет держать тебя в руках, — сказала Жаннина.
— Возможно, он думает по-другому.
— Это меня удивило бы.
— Если это не он, так кто же? Кроме…
Новая мысль пришла ему в голову: «Если моя жена наняла частного детектива, значит она уже раньше начала меня подозревать. Возможно, до нее дошли слухи или она получила анонимное письмо, где указывалось, что я регулярно бываю здесь…»
— Нет, — сказала Жаннина, которая вдруг усиленно занялась распутыванием шнура телефонного аппарата. — Я этому не верю.
— Она тоже этому не поверила. Поэтому и обратилась в частное агентство, чтобы не скомпрометировать себя.
— Женщина не может обладать таким сильным характером, — возразила Жаннина.
— Ты ее плохо знаешь.
Об этом можно было судить, хотя бы по покупке фабрики белой кожи Брэ. Без слов, без намеков, пока не договорилась о сделке.
— Даю голову на отсечение, что она все знала до того, как появился Роджер.
— Нет, это была чистая случайность.
Губы молодой женщины начали дрожать и видимо она старалась сдержать слезы.
— Извини… извини…
Жак был смущен. От волнения у него сжалось горло.
— Моя маленькая, любимая, не мне тебя прощать. Ты не виновата. Скорее я виноват, я больше тебя виноват, ибо ты свободная, а я втянул тебя в скверную историю.
Он взял ее лицо и принудил посмотреть на него. Потом, целуя ее в соленые от слез щеки прошептал:
— Ты дала мне так много счастья, моя маленькая Жаннина.
— Жаннина вдруг отступила, затем отвернулась, вытирая слезы.
— Но почему сегодня вечером?
Она успокоилась.
— Почему она так долго ждала?
Он придумал объяснение. Оно было не особенно удачное, но другого он не нашел. Когда он звонил Элен с фабрики, она догадалась, что он лжет и потеряла свое обычное самообладание.
— Я сказал ей, что перекушу в городе. К счастью, Роджер может это подтвердить.
Жаннина развела руками и вновь опустила их. Они пошли обратно в кухню и без удовольствия выпили по большому бокалу шампанского. Гусиная печенка, курочка в желе, маленький торт — все было искусно уложено на тарелочках, но у возлюбленных пропал аппетит.
— Прости меня, — начал опять Жак, — но я лучше поеду домой. Не знаю, что там разыграется, но я хочу, чтобы ты знала: ни при каких обстоятельствах я не откажусь от нашей любви. Если мня придется выбирать, то мой выбор уже сделан.