Я не ответил, с трудом переваривая сказанное. Ботан встал с колен и расстрелял обидчиков?!
Интерлюдия: Костик
– Банг! Банг!
– Двенадцатый… – с удовлетворением прошептал Костик и вновь передернул затвор помпового ружья.
Дымящаяся гильза вылетела из патронника и заплясала на грязном бетоне лестничной площадки.
«Profi-Hunter N7» – утиная дробь. Картечь и пулевые патроны закончились пятью этажами ниже, когда Костик уперся в спешно возведенную баррикаду…
С переходом на стрельбу дробью – появились неожиданные проблемы. В отличие от тяжелой пули, убивать двухмиллиметровыми шариками было гораздо сложнее. Приходилось добирать МИШЕНИ в упор. А впрочем… Так даже интересней!
Костик закашлялся. Поднимающийся снизу дым становился все гуще. Пора переходить на следующий этаж.
Война учит быстро. Замерев на секунду перед лестницей, Костик довольно ловко наполнил патронами подствольный магазин дробовика. А то были уже инциденты… Камикадзе хреновы! Цирк просто: мишени побольше – прикрывают собой мишени поменьше. А те, в свою очередь, так и норовят укусить за ботинок!
Парень покосился на пробитое арбалетным болтом плечо, на распоротый бок и кровящую на ноге повязку. Презрительно хмыкнув, захромал наверх. Он не чувствовал боли от ран и не замечал холода кровопотери. Его грело пламя безумия, а уши ласкали звуки дирижируемого им оркестра. Гудение огня, многоголосый плач, тоскливый вой собаки и стоны забившегося в какую-то щель раненого.
Нужно было спешить – разожженное им пламя превращалось из верного союзника в жадного конкурента. Огонь двигался слишком быстро и стремился прибрать к рукам его кровные ЦЕЛИ. Сам Костик сгореть не боялся – не для того рожден! Нет преград для человека с ружьем!
Переступив через скорчившуюся на лестнице МИШЕНЬ, Костик зашагал наверх.
Мишени… Как, оказывается, все просто! Всего-то и нужно было: представить себя в тире, а фигуры издевавшихся над ним подонков мысленно прикрыть белоснежными листами с концентрическими кругами в центре! Бах! В десятку! И никаких проблем! А то лежал до этого два часа на чердаке, держал ублюдков на мушке, а выстрелить все не решался…
Костик засмеялся и с легкостью перескочил через несколько ступеней. За его спиной, на голом бетоне, осталась лежать крохотная скрючившаяся фигурка. Девчонка лет восьми, вряд ли старше. Ее пальцы пытались зажать страшную рану на животе, а наполненные слезами глаза с болью и недоумением смотрели на уходящего убийцу. Кто он? За что? И почему так больно?!
Тем временем Илья продолжил:
– …а потом, в очередных пацанских терках, кто-то достал нож и полоснул по лицу оказавшегося слишком крепким парня. Кстати, ты и его знаешь – это Юрка из девятого дома. Как ты понимаешь, ни «Скорая», ни полиция не приехали. Юрка выл сутки, не переставая. Страшно так, обреченно… Кто-то из Хаджиевых даже стрелял по нему из окна – мол, спать мешает. Твари… Чтоб их по жизни рвало материнским молоком! Потом полегче стало – Юрка в горячке свалился. Может, и помер уже, давно его не слышно… Ну что, мне продолжать? Или хватит уже?
Я сжал зубы и упрямо кивнул;
– Продолжай.
Илья безразлично пожал плечами:
– Хозяин – барин. Ты гордячку Ленку из третьего подъезда помнишь? Красивая такая, хоть и с прибабахами… Она с девчонками из ювелирки шла – все в брюликах и платине. Сверкали – аки кремлевские елки. Нашли что мародерить, дурехи. Ну вот, проходила она мимо Умара – сына дворника. Мордатый такой, с легкой дебильцой на лице. Знаешь его? Ну вот… Глянула на него брезгливо, демонстративно сморщила носик. Может, даже и пошутила что-то, с нее станется. А тот, вместо того чтобы привычно краснеть и тяжело вздыхать, – тупо пнул ее ногой в живот, затем намотал блондинистые волосы на кулак и уволок в опустевшие хоромы управляющего ЖК. Верные подружки с визгом разбежались, а она и сейчас из окна по ночам кричит. Вот вернется Умар с гулянок, обязательно услышишь. Может статься, что и на два голоса девки кричать будут. Умар он такой, ненасытный. Все тянет к себе девчонок и тянет…
Ярость накрыла меня с головой!
Бац!
Не сдержавшись, я со всех сил влепил кулаком в дверное полотно.
Что-то хрустнуло, рассаженные костяшки густо закровили.
– Идиёт, – скупо прокомментировал Илья. – Покалечишь руку – сдохнешь.
Боль и циничная правда жизни отрезвили. Зашипев, я затряс кистью, разбрызгивая алые пятна по светлым обоям.
Покосившись на непотребство, Илья недовольно покачал головой, затем требовательно скомандовал:
– Дай сюда!
Ухватив протянутую руку, он безжалостно потыкал пальцем в сбитые костяшки. При этом спокойно и флегматично проигнорировал невольно вырвавшиеся ругательства.
– Жить будешь. Но вряд ли долго. Замри, кулак в пластырь закатаю. Будешь как боксер перед боем. Такой же наивный и полный радужных надежд…
– Циник ты, Илья. Как хирург с двадцатилетним стажем.
Парень кивнул.
– На том стоим, по-другому нельзя. Ты, кстати, когда смотришь в добрые глазки такого вот хирурга, попытайся разглядеть в них его личное кладбище. Заодно впиши туда мысленно еще одну могилку – свою. Поверь – он и не заметит… Ведь к этому времени он провел тысяч двадцать операций. Средняя летальность – два процента. Итого – полтысячи могил. Больше, чем у самого результативного снайпера Второй мировой. А ты говоришь – добрый доктор… Все, Алекс, готово! Если в гумно не влезешь и заражение не подхватишь – будешь жить!
– Спасибо, сестричка. Век не забуду!
Илья лишь хмыкнул, не ведясь на подколку. Приоткрыв дверь к похрапывающему и пованивающему Гитлеру, поинтересовался у меня:
– Ну что, с расспросами закончили? Пойдем во двор?
Невольно отшатнувшись от докатившейся смрадной волны, подтверждаю:
– Так точно. Ты как, готов? Возьмешь что-то с собой? Блин, да закрой ты уже его, воняет!
Илья вновь вытащил ампулу из кармана. Взвесив ее в ладони, пробурчал:
– Нищему собраться – только подпоясаться…
Резкий взмах, ампула влетает в комнату и разбивается прямо над головой Гитлера. Илья спешно захлопывает дверь и срывается в коридор:
– Валим!
Оглянувшись на бегу, замечает мое недоумение и полное нежелание куда-то мчаться. Ну а как иначе? Я ведь должен понять, что за хрень тут происходит, прежде чем бегать по первой же команде этого гения без пейсов?
На лице юного химика проскальзывает реальная тревога.
– Не тупи! Это синильная кислота! Летальная доза – одна десятая грамма!
Пазл мгновенно складывается. Шипение испаряющейся жидкости придает картине последние пикантные штрихи.
– Чёрт!
Резво стартую к выходу. На бегу подхватываю Илью и вышвыриваю его в подъезд. Захлопнув за нами дверь, прижимаюсь к ней спиной и вновь повторяю:
– Страшный ты человек…
Парень многообещающе скалится:
– Когда я сдохну, то враги поломают себе ноги, танцуя от счастья на моей могиле!
Интерлюдия: Алик Гитлер
Алик мертв.
Глава 4
До первого этажа добрались без особых проблем. Спускались настороженно, неторопливо, где-то даже – пугливо. За время моего сна стены обзавелись многочисленными рисунками и надписями. Абсолютно разными.
От наивных – кривенький домик, лучистое солнышко, разнокалиберные человечки: «мама, папа, я».
До угрожающих: «смерть хач…» – и кровавая капель вокруг.
Попадались и совсем депрессивные творения. В формате пяти покосившихся крестов и неумелой подписи: «Осталась одна Таня».
М-да… Рисунок вместо тысячи слов. Сердце болезненно сжалось. Не так я себе представлял будни брутального выживальщика, совсем не так. Слишком много крови, слишком много слез…
Мне же виделись спасенные красавицы, груды бесхозного хабара, распахнутые двери армейских арсеналов и забитые под крышу склады Росрезерва.
В жизни вообще все не так, как в кино. Пацаны фапают на оружие, форму, награды и героические подвиги. Романтизируют войну, не понимая ее изнанки. Собственной смерти в фантазиях нет. В крайнем случае – героическая повязка на голове. Как в песне: «если смерти, то мгновенной, если раны – небольшой».
В реальности же…
Крохотный осколок в позвоночник – и получи паралич на всю жизнь.
Осколок покрупнее – скальпелем срежет нижнюю челюсть. Вроде и жить после этого можно – но как-то не очень хочется.
Ну а визжащая рикошетом пуля редко заботливо чиркнет по плечу – оставляя после себя аккуратный героический шрам. С куда большей вероятностью она влетит в пах, наматывая на себя потроха и дробя хрупкие тазовые кости.
Реальность страшнее самых страшных сказок…
Я шагал по ступеням, подсвечивая фонариком и замирая на пролетах. Прислушаться, осмотреться, успокоиться.
Кстати, Илья свой шпионский фонарь оставил в квартире. Бережно так устроил на подоконнике, при этом невольно зыркнув на окна соседнего дома. Интересно девки пляшут…
Семафорит кому-то ночами?
Интерлюдия: Илья
Он сидел на подоконнике, обхватив руками колени и размышляя о смерти.
Умереть легко… Обидно просто. За то что не пожил – от слова «совсем». Все свое время, волю и страсть – он вкладывал в нудную раскачку самого себя. Изучая языки, грызя науку, заводя знакомства и расчищая дорогу вперед – к светлому будущему.
К домику у теплого моря для большой и счастливой семьи – где три поколения собираются за одним столом. К безопасности – как физической, так и финансовой. К долгой, сытой и плодотворной жизни.
Просто нужно было попотеть на старте, набирая фору там, где другие бездумно прожигают невосполнимые ресурсы. Они играли – он учился. Они веселились – он планировал. Они бухали – он с отвращением пил сок сельдерея. Они гуляли с девчонками – он работал над собой. И вот теперь…
Зачем тогда это все?!