Привираю самую малость, только лишь для девичьего спокойствия.
Илья хвастливо демонстрирует ладонь с юркими пальцами:
– А мне вчера палец сломали, вот!
– Было дело. Значит, все, что нам нужно, это чтобы Марик на мгновение пришел в себя и отпустил с миром этого умирающего пацана. Не кривись, он не ангел. Лежал в засаде, отстреливал тех, кто приходил в «Ленту» за едой. Кстати, винтовка ваша уцелела? Ну вот! Одно нажатие на курок, и…
Движение в соседнем доме заставило меня резко вскинуть «СВД». В прицеле‑трехкратнике мелькнула обнаженная девичья фигурка. Выдыхаю, опускаю ствол.
Уже знакомая нам безумная девчонка одним движением перебрасывает себя через подоконник и мягко спрыгивает на асфальт. Между прочим – второй этаж, босые ножки дай бог чтоб тридцать третьего размера.
Девушка садится и совсем уж по-собачьи чешет ногой себе за ухом. Неожиданно чистые рыжие волосы взметаются веером, сверкая медью на солнце.
Илья с трудом сглатывает. Я отступаю на пару шагов назад, прикрывая Яну.
Собачница демонстративно зевает, одним рывком встает на ноги и мягкой стелющейся походкой идет к нам.
– Валькирия… – едва слышно шепнул завороженный Илья и тут же заткнулся.
Очень уж резко взглянула на него девушка и, приподняв верхнюю губу, утробно заворчала.
Обошла по кругу. Фыркнула при виде раненого, мягко погладила по волосам испуганно сжавшуюся Яну. Наконец, засунув руку в недра телеги, покопалась там и, жадно расширив ноздри, выудила наружу палку сухой колбасы.
Подозрительно покосившись, рыкнула на нас для проформы. Мгновение – и обнаженное тело исчезло вместе с добычей в проеме ближайшего окна.
– Красивая, как оборотень… Никто не рискнет ее тронуть! – завороженно прошептала Яна.
Илья страдальчески прижал руки к груди:
– Колбаса «Полярная», три косаря за кило! Сейчас такую уже не делают! Эх…
Качаю головой:
– Жмот ты, Илюха. Это ж не хулиганы отобрали, а худенькую девчушку подкормили. Почти добровольно. Хотя солененькой колбаски я бы сейчас съел…
– Наешься еще… Я там два ящика припрятал. Это так, дегустационный образец. Но жаба давит, ага. Да и что эта собачница тут вообще делает?! Пусть к двадцатому дому валит, там ей самое место!
Нервно дергаюсь от хлопнувшего невдалеке окна, интересуюсь:
– А что там?
– Те самые «Валькирии». Девчачья банда. Девчонки вообще – лет до двенадцати-тринадцати – сильнее, быстрее и умнее пацанов. Ну не нас конкретно, а усредненно. Пока у пацанов тестостерон не попрет. Вот в «двадцатке» девок оказалось критично больше. Плюс несколько оторв-лидеров.
Прислушиваюсь к далеким крикам – вроде где-то через двор, – даю отмашку на движение колонны.
– И? Короче, Илюха…
– Короче – лучше нам там не появляться. Слухи уж больно нехорошие ходят. Сам знаешь – если убийство совершено с особой жестокостью, это либо маньяк, либо женщина. Отож…
Неожиданно Яна подала голос:
– А я объявление на подъезде видела. «Женский клан примет спортивных девушек от четырнадцати и старше. Заявки подавать по такому-то адресу».
Илья недоуменно покосился на Яну:
– Угу, придешь, а там дюжина горячих джигитов. Будут очень рады. Слышал я уже о таких приколах. Не ведись. Дикое время.
Я задумчиво почесал подбородок.
– Ребята, а ведь это тема. Есть душевная боль большинства выживших. Отсутствие доверия, безопасных мест для встреч, переговоров, обмена. Вот бы оседлать эту тему!
Глаза Ильи сразу стали мечтательно-маслеными:
– Мудр наш вождь, как столетний медведь. Я без подколов. Организовать базарчик под надежной охраной, к нему трактир, доску объявлений. Там, глядишь, и до Первого Постапокалиптического Банка недалеко.
Улыбаюсь:
– Еда и патроны?
– А то! Какой нынче курс тушняка к «пятере»?
Яна делает большие глаза.
Негромко поясняю:
– Патроны «пять сорок пять». Самый ходовой БэКа. Под «калаш». – Не разглядев особого понимания, отмахиваюсь. – Короче, забей. Илюха – покачай эту тему в своей мудрой еврейской голове. Может, и выгорит что.
Этаж, на который нас в конце концов привела Яна, выглядел абсолютно безжизненно. Наглухо выгоревший – до черных потолков и обугленных дверей. И крепко пахнущий мертвечиной – до невольных слез и спазмов в легких.
– Это Марик придумал! – гордо акцентировала Яна. – Закоптил горелкой стены и раскидал тухлого мяса из ничейных холодильников. Мы вот быстро привыкли, зато чужие сюда ни разу не совались!
– Креативно… – пробубнил Илья из-под натянутой на нос футболки. – Может, не стоит топтаться на пороге? Приглашай в гости, хозяюшка…
– Отвернитесь! – строго потребовала Яна. – Я ловушки уберу.
Зашуршал устилающий пол мусор, звякнул металл. Капканы у нее там, что ли?
– Заходите!
Крякнув от натуги, мы поудобней перехватили повисшего у нас на руках раненого и зашли вовнутрь. Как ни странно – тухлятиной в квартире не пахло.
Потрескивала пламенем пара толстых ароматических свечей. Застыл в ведре цементный раствор. Судя по кирпичам и арматуре – Марик хотел отгородить решеткой предбанник двери. Толково. Вдоль стен – ящики с продуктами. Причем отобрано с умом. Не глупый зефир в шоколаде – а консервы надежных как лом брендов.
Белорусский тушняк, еще советских ГОСТов.
Сгущенка – с узнаваемыми синими этикетками и правильной надписью: «Молоко цельное сгущенное с сахаром». И никак иначе. Все остальное – порошковый суррогат на пальмовом масле.
Печенье. Опять же – не сладость с химической отдушкой, а суровые, до стального звона галеты.
Дальше специи, на удивление много. Хотя если задуматься – лет через пять за горсточку перца либо дюжину кремней для зажигалки – будут давать полцинка патронов. Так что – одобряю.
Обменялись с Ильей понимающими взглядами. Марик нам обоим уже заочно нравился. Одного не понимаю – как он собирался выживать в одиночку? Да еще с девчонкой на руках? В одно лицо никак не обеспечить безопасность на всех фронтах. А ведь их много… Безопасность физическая, продуктовая, погодная, медицинская, психологическая…
Впрочем, может, он и сам это осознал. Поэтому и вписался в нашу драку, холодным разумом выбрав будущих союзников.
Большего увидеть нам не дали.
– Сюда! – шепнула вынырнувшая из спальни Яна. – Скорее, ему хуже, сильный жар!
Осторожно протискиваемся в дверной проем. Стараюсь не коситься на чужое гнездышко счастья. Хотя атмосферность спальни, где живут два любящих друг друга подростка, – зашкаливает.
Марик, неумело перетянутый пропитавшимися кровью бинтами, смотрелся абсолютно чужеродно среди всех этих свечей, цветов, кружевных подушечек, плюшевых ковриков, вырезанных сердечек и пузатых винных бокалов.
Таким же инородным телом выглядела приткнувшаяся в углу навороченная биатлонная винтовка. Мелкашка, способная в умелых руках натворить немало грязи.
Кивком указываю Илье направление, сгружаем раненого команча на кровать. Протягиваю руку:
– Илья, одолжи пистолет. С длинностволом тут не развернуться.
Химик скуп, но текущий момент понимает.
– С тебя патрон!
Киваю. Передергиваю затвор, загоняю патрон в патронник. Вкладываю пистолет в горячую ладонь Марика, направляю оружие в висок команча. Тот уже совсем плох – синие губы, редкое поверхностное дыхание.
Марафон со смертью. Не понять, кто из пацанов отойдет первым.
Серьезно смотрю на Яну:
– Марик должен очнуться. И сознательно нажать на курок. Сам. Нашатырь есть? Тащи!
Через минуту наблюдаем тихую истерику. Глотающая слезы и беспрерывно шепчущая ласковости Яна тычет под нос Марику ватку со спиртом. Тот дергается, рефлекторно отворачивает голову, но в себя не приходит.
Картина выносит мне мозг. Два залитых кровью пацана на белом кружеве. Рыдающая девчонка и я, направляющий чужую руку с пистолетом в висок команча.
– Илья! – хриплю зло. – Есть еще та дурь, что Скрипачу вколол?
– Я ее вообще-то не рожаю, там травки еще те… Тот же аддерол так просто не достать… – Илюха бурчит скорее по привычке, копаясь в крохотной поясной сумочке.
Наконец, извлекает одноразовый шприц:
– Колоть?
– А поможет?
Закусившая кулак Яна с надеждой и страхом смотрит на нас.
Илья пожимает плечами:
– Пятьдесят на пятьдесят. Либо да, либо нет.
– Жми!
Илюха снимает колпачок, щелчком пальцев выбивает воздушные пузыри, картинно пшикает струей в воздух. И тут же – решительно всаживает иглу Марику в бедро. Медленно вводит мутную смесь.
Отбросив шприц в сторону, выжидает с минуту, затем отбирает у Яны нашатырь. Щедро плещет на ватку и тычет ей Марику под нос.
Хрип, резко распахнувшиеся глаза и тут же – оглушительный выстрел, сбрасывающий нас с кровати.
– Марик! – Яна бросается к изогнутому экстазом парню.
Я же смотрю на команча. Сглатываю ком в горле, отвожу глаза, стираю брызги чужой крови со своей щеки.
Илья солидарен:
– Гореть нам в аду…
Согласно киваю:
– Мы уже в аду…
Глава 13
Уснувшего Марика оставляем на попечение Яны. Обещаем вернуться за ребятами ночью. Сами же галантно уходим, прихватив на память ящик яблок из прихожей.
Что характерно – совесть не беспокоит.
Отыскали припаркованную среди мусорных контейнеров магазинную телегу. Сморщив носы, скинули с нее нехитрую маскировку и, поднатужившись, докатили до нашего подъезда.
А затем были полчаса разгрузочных работ, чуть не вытряхнувших из нас душу. Мешок на плечи, и пешком под крышу. Шестнадцать ступеней в марше, тридцать две – на этаж. Весь путь – семьсот шестьдесят восемь шагов.
Зуб даю – завтра никто из нас не встанет.
Настроение мрачное, под стать дыму над городом. И только чистая радость малышни при виде яблок да бескорыстное мурчанье Ратника – хоть немного рассеивают муть на душе.
Скинув на этаже последний мешок сахара, я с кряхтением доковылял до своей квартиры и рухнул на диван. Рядом, незваным татарином, со стоном приземлился Илья. Закинув ноги в грязных носках на спинку дивана, он с облегчением выдохнул: