венец в квадрате.
Финно-угры, древнейшие наши соседи на Севере, определили русских наиболее точно – «Vena, Venaja». Как раса охотников, финны отметили самое принципиальное отличие своих соседей, не промышляющих в лесу, а пашущих в поле. Так что «Ваньки» мы, а это прежде всего «земледельцы».
Мы есть то, что мы едим, и в этой простой и гениальной фразе заложены и образ жизни, и образ мышления, своя особая генетическая программа и само зерно традиции Севера, традиции Солнца и Огня. Мы, русские, есть хлеб, есть зерно, суть материи, соединенное с огнем, суть энергии. Поедая хлеб, мы причащаемся к Солнцу и Огню. Злаки – продукт солнца, фотосинтеза, как и вся растительная пища, но она исключительна еще тем, что ее не едят сырой. Можно съесть морковку, салат, банан и так далее, даже едят сырое мясо и рыбу, но зерно не едят, если не пронести его через огонь, не испечь из него Хлеб.
«Вторым хлебом» на Руси называют картошку, и это тоже чисто русский феномен, и объясняется он так же – картошка единственный овощ, съедобный только после огненной обработки.
«На севере при усиленном химизме дыхания, хлеб особенно необходим. Мясо для русских не заменяло хлеба. Они почти нисколько не ценили изобилие животной пищи и только хлеб считали главизною всего и «самой животины» . В случае неурожая или какого-нибудь недостатка хлеба, русские испытывали страшные бедствия, несмотря на изобилие животной пищи» ( А. Щапов. «Русское слово», 865). «Усиленный химизм» оставим на совести автора, почему-то соседи по Северу, угро-финны или скандинавы таким химизмом не обладают. Это говорит о другом, о главном и даже не столько о земледельческом стереотипе поведения русского человека, сколько о земледельческом и северном генотипе, земледельце на клеточном уровне. Не случайно автор указывает, что именно «на севере», это одна из главных русских загадок и один из ключей к пониманию, что Русь принадлежит Северу, а Север, Гиперборея, это земледельческая цивилизация.
Так называемое «Нечерноземье», самая Русь, как и вся Северо-Восточная Русь, относится к так называемой «зоне рискованного земледелия», и, очевидно, чем севернее, тем рискованнее. Но тогда не понятно, почему чем южнее, тем больше замещает животная пища растительную. Загадка, почему в Черноземье и за Доном, в «житнице» российской, потребление хлеба на душу населения, меньше чем, например, в Вологодской губернии, и так было всегда. Известный публицист А. Журавский писал в 9 году: «Многие ли знают, что на Печоре уже более 400 лет (в Усть-Цильме) существует хлебопашество? Многие ли знают, что, даже по данным официальных статистических отчетов, урожаи здесь выше, чем в 50 % остальной России». Он же отмечал, что в Пермском и Вятском крае производилось более четверти миллиарда пудов зерна, хотя пахотная земля составляла здесь 7 % всей пахотной земли Европейской России. Причем земля более скудная, а климат для земледелия экстремальный. В 92 году в окрестностях г. Вельска был обнаружен скороспелый вид пшеницы, а самая скороспелая пшеница в мире найдена на Онеге! Откуда они там появились и кто их выводил? Известный статистик XIX века Иван Федорович Штукенберг в своем «Описании Архангельской губернии» (СПб., 857) свидетельствует: «Несмотря на скудную растительность Канинской земли, на границах ее в небольшом количестве встречается дикая рожь. На бывшей в Архангельске выставке земледельческих произведений эта рожь была представлена в виде зерен, муки и печеного хлеба. Здесь же встречается дикий горох, дикий чеснок, употребляемый самоедами и годный в пищу, ягоды четырех сортов». Он отмечает далее, что академик Лепехин еще в XVIII веке сожалел о том, что никак не используется растущий здесь дикий лен. Как объяснить на Севере Руси скороспелую пшеницу и дикорастущие рожь, горох и лен, когда заведомо известно о том, что за последние два тысячелетия рожь, горох и лен, и тем более пшеница, здесь не выращивались и более того – самоеды, по утверждению Лепехина, а затем и Штукенберга, употребляли в пишу только дикий горох и чеснок, не имея представления о ржи, льне и пшенице. Единственный, как и естественный, ответ: это наследие Севера и естественно для русских есть то, что они выращивали всегда и везде еще со времен Гипербореи.
Тайна Севера одним осколком и в тайне злаков – ржи и пшеницы.
Известно, что пшеница, которую мы имеем, никогда не существовала в диком виде, и нет никаких свидетельств, что она произошла от какого-либо более примитивного растения.
Уже в каменном веке в Европе возделывали целых пять различных сортов пшеницы, самый известный вид древнейшей пшеницы, египетская, появилась в Египте вдруг и сразу, вместе с новой земледельческой цивилизацией. Дарвин считал, что пшеница и другие злаки происходят от различных видов, уже исчезнувших, или выражаясь яснее, неизвестных сегодняшней науке. И добавляет: «Человек должен был возделывать хлебные злаки с очень древних времен». Укажем – «с Гиперборейских», начала пшеницы потеряны, потому что потерян континент, на котором существовала древнейшая и самая развитая земледельческая цивилизация.
И не странно ли, что загадочные дикие злаки нашли на земле со странным названием «Канинской»?
Если верить Библии, Каин – это тот человек, которого имел в виду Дарвин.
Когда после гибели Арктиды раса отходила с севера на юг, и когда одна часть, будущие индоевропейцы, шла или бежала, не останавливаясь, другая часть расы, ее земледельческое ядро, вынужденно отошла до максимально допустимой широты, где возможно было земледелие, и «Канинская» земля была одним из рубежей отступления, на котором славяне задержались достаточно долго, настолько, насколько позволила климатическая обстановка. Они ушли дальше, но лен и пшеница остались и выжили, хоть и одичали.
Хлеб на Руси есть все, именно в славянских языках он, старославянское «жито», отождествляется с самой жизнью. В языке сохранилась его изначальность, жито, зерно, как и солнце, среднего, то есть изначального, еще никакого рода. Разделение на мужское и женское было вторичным и даже второстепенным, самое древнее и самое главное остается ничьим, «средним», и самим собой. Зерно, хлеб, каравай, корж, колобок (также древн. нем. hleib, korn, cereals, grass) содержит главный северный и солнечный корень К(с) – Р(л), это снова подтверждает «зерно» традиции Севера: земледелец=солнцепоклонник.
Русский ест больше всего хлеба, и не только среди индоевропейцев, вообще в мире, причем это не зависит где он, в Черноземье, хлебном раю, или на Русском Севере, в «зоне рискованного земледелия». Также русский феномен – обилие караваев, ковриг, коржей, бубликов, сушек, баранок, сухарей, пряников, козуль, ватрушек, пирожков, пирогов, расстегаев, кулебяк, вареников, блинов и прочего, чего просто нет в индоевропейской (как, впрочем, и в любой другой) кухне. До сих пор русский любое блюдо ест с хлебом, что для европейца не более чем часть русской отсталости, даже варварства. Английский путешественник Р. Ченслор, будучи в Москве во времена Ивана Грозного, был поражен, как много хлеба съедала Москва: «Каждое утро вы можете встретить от 700 до 800 саней, едущих туда с хлебом», а приглашенный на обед к царю, был поражен не только количеством поданного и съеденного хлеба, но и его разнообразием. К примеру, немцы или англичане за обедом едят очень мало хлеба или вообще не едят. Хлеб для европейца еда второстепенная и не несет никакой сакральности. По статистике, англичанин в конце ХХ века съедал в год 60 кг мучных продуктов, тогда как русский в разы больше, около 250 кг. Такая разница не может быть «особенностью» национальной кухни, это уже особенность национального разрыва, системного разрыва русской земледельческой и индоевропейской скотоводческой цивилизаций.
На Руси, накрыв стол скатертью, хозяйка в первую очередь ставила на него хлеб и соль. Независимо для обычной трапезы или праздничной. Хлеб и соль на Руси почитали как символ благополучия и достатка, «хлеб на столе, и стол престол, а хлеба ни куска, и стол доска». Более того – он считался знаком божьей благодати. «Хлеб – дар божий, батюшка-кормилец».
Еще один системный показатель в разнице самого хлеба. Русский хлеб – это, прежде всего, квасной хлеб, индоевропейцы его практически не знали, они до сих пор в основном едят пресный или кислый хлеб. Принципиальная разница в том, что дрожжевой хлеб вкуснее, но он быстро портится, но для земледельца, у которого хлеб главная и потому ежедневная пища, первое важнее другого. Пресный хлеб черствеет, но долго хранится и здесь второе гораздо важнее первого для скотовода-кочевника, у которого хлеб второстепенен и нет ни потребности, ни даже возможности в походных условиях разводить каждый день – канитель со свежим тестом и новой выпечкой. Известный норвежский этнограф А. Риддерволд признается, что скандинавы вплоть до XIX века не знали дрожжевого хлеба и рецепт его переняли от русских через квенов (жителей Финляндии), мигрировавших в Норвегию. «Национальный» хлеб наших ближайших индоевропейских соседей скандинавов, самых что ни на есть «индоевропейцев», это пресные плоские лепешки из ржаной или ячменной муки с отверстием посередине, их пекли сразу на несколько месяцев. Лепешки нанизывали на тонкую жердь и хранили в кладовой. Русскому менталитету не понять, как можно есть полугодовой хлеб. Интересно, что пресные лепешки до сих пор остаются основным хлебом всех кочевых рас и Запада, и Востока. На Руси такой род хлеба вообще не известен, более того, есть черствый хлеб считалось последней чертой, за которой уже предел бедности. Характерно, что и в самом языке слово «пресный» имеет негативный оттенок, нечто ниже среднего («пресное лицо, пресный вид»), и с точностью до наоборот в германском той же этимологии «fresh, frische» нечто свежее, достойное для германца.
И самое откровенное по этому поводу мы находим в святая святых скотоводческой традиции, в иудаизме, где прямо звучит запрет на «квасной хлеб». И объяснение дается забавное, но такое же откровенное, что во время исхода из Египта с Моисеем евреи не успели заквасить хлеб, и потому им пришлось есть хлеб пресный. Но любопытно, если они просто «не успели», значит, в Египте (древнейшая земледельческая цивилизация уже ела дрожжевой хлеб) они могли его есть и ели, но на новом месте, став уже новым «избранным» народом, есть его стало нельзя. Новый бог запрещает это, но почему? Наиболее простой ответ, это сакральный водораздел, метка инициации, – «вы теперь не египетские земледельцы, вы другие и «избранны» для другого, хлеб для вас перестал быть священен, мое и ваше богатство скот». Воистину скотоводам в их походной кочевнической жизни не до заквасок и прочих церемоний с хлебом.