— Отдыхать? — переспросил он. — Если ты устал, можешь пойти и прилечь. Только мы продолжим. Если, конечно, ты не возражаешь.
Вся наша бригада обернулась. Кто с улыбкой, кто с безразличием, но все ждали — как я отреагирую. Буркнув «ладно, проехали», я снова взялся за деревянную колотушку и продолжил забивать сваи. Через час, когда руки перестали ощущать дерево, объявили перерыв.
Я бросил инструмент, сел на единственное сухое место, разглядывая новые волдыри на ладонях. Рядом на корточки присел Серж.
— Не расстраивайся. Понимаю: всё для тебя в новинку. Всё кажется игрой. Но мы этим живём. Мы ждём этих дней, чтобы сбежать из душных квартир, из асфальтового болота. Это не игра. Представь, что мы на Эроте, а муты — в шаге от нас. Бросишь укреплять лагерь? Пойдешь отдыхать, зная, что ночью — нападение? А между прочим, сегодня ночью — дозор. Так что сильно расслабляться не придётся.
Объяснять больше было не нужно. За что боролся — на то и напоролся.
Романтика походной жизни отступила. Осталась реальность. Крепкая, пахнущая потом и мокрой землей. Жаловаться было некому. И, по правде говоря, не хотелось. Я просто работал. Таскал брёвна, пилил дрова, ставил палатки, крутился как муравей в спешащем муравейнике. И как ни странно, но в этом был свой ритм. Своя простота.
С каждым часом лагерь становился крепче. Улицы, костры, кварталы. Я даже начал ощущать — это место временно, но оно наш. Тут я буду спать. Тут я буду жить. По крайней мере, ближайшую неделю.
Одно только портило настроение — отсутствие вестей от Эльки. Говорили, что готовится какой-то сюрприз, и вроде как она — в числе устроителей. Но конкретики не было. От этого было тревожно.
Мы закончили только с наступлением темноты. Частокол всё ещё не охватывал лагерь полностью, он прикрывал только сторону, обращенную к реке. Но даже так он выглядел монументально. Ещё два дня назад здесь был только лес. А теперь — сотни палаток, улицы, переулки. Десять палаток — квартал. У каждого квартала — костёр. У каждого костра — люди. Смех. Еда. Волынки. Песни. Здесь была жизнь.
Цивилизация осталась далеко. Там, за холмами. Здесь — другое. Древнее. Настоящее.
Женщины и подростки обустроились ближе к центру. Видно было, что для многих это — не первый лагерь. Всё отлажено. Всё работает. Быт, костры, одежда, порядок. Люди переходят от огня к огню, смеются, хлопают друг друга по плечу. Было ощущение... семьи. Не той, что по паспорту. А той, что выбираешь сам.
Мы побросали вещи в палатки, развели огонь в буржуйке. Все пошли к кострам — кто пить, кто петь, кто просто посидеть. Я было хотел пойти с ними, но Серж, не терпящий возражений, велел мне лечь спать перед ночным дозором.
Я послушался. Упал — и отключился. Ровно на на два часа.
Разбудили меня, когда снаружи уже царила тишина. Я встал, в темноте нащупал мокрые ботинки и пошёл. Дежурство с Итаном было странным. Мы сидели в схроне. Он — как индеец: нюхал воздух, прислушивался к каждому шороху, вращал головой, будто знал, где кто дышит. А я рядом, как пионер, старался не шуметь, не мешать, не уснуть. Только время от времени тихо разминал замёрзшие ноги.
На наше счастье, ночь была не очень холодной. Через три часа пришла смена, и я спал, как убитый. До десяти утра.
Разбудил меня сиплый гудок. Как будто корова научилась играть на трубе. Всё вокруг пришло в движение: кто-то уже натягивал доспехи, кто-то прыгал на одной ноге, кто-то ругался, застёгивая пряжки.
— Что случилось? — пробубнил я. — Немцы в городе?
— Какие немцы, — буркнул Алекс, — общее построение. Во всём вооружении. Возле палаток.
— Давай вставай, — добавил он. — А то опоздавшие — на кухне картошку чистят.
Перспектива вернуться в роль новобранца совсем не радовала. Я начал спешно одеваться. Естественно, панцирь не хотел застегиваться, ремни путались, наколенник зачем-то лез на левую ногу.
Алекс с Сержем дали мне синхронных подзатыльников, затянули всё как положено, пинками выгнали из палатки.
Очень вовремя. Вонючка Трон уже несся к нам.
Я посмотрел на него и мысленно показал 3 палец: хрен тебе, а не картошка.
Однако, по всей видимости, сейчас картошка интересовала его меньше всего.
— Первые пять — за мной! Остальные — с сариссами, бегом! — крикнул он, проносясь мимо.
От каждого десятка выбежали по пять воинов и рванули за ним. Остальные, включая нас, с ворчанием побрели следом.
— Алекс, а сариссы — это как? — с интересом спросил я.
Алекс зло рассмеялся:
— Не бойся, это не больно. Сейчас сам узнаешь.
Выйдя за лагерь, мы остановились возле леса. На поляне лежала куча длинных железных шестов. На конце каждого — утолщение, вроде шляпки гвоздя. На некоторых — приваренные ручки.
Возле кучи ковылял, подпрыгивая, хромой дед. Матерясь на русском вперемешку с удским, он строил людей в колонну по восемь человек. Заслушавшись его перлов, я пропустил главное — что делать и куда идти. Но мне терпеливо, опять же на матах, объяснили. Заодно оскорбив не только моих родственников, но и соседку.
Оказалось, всё просто. Сариссы — это длинные копья разной длины. Мы — копейщики. Суть фаланги проста. Первый — короткое копье и огромный щит. Второй — подлиннее, щит поменьше. Третий — ещё длиннее, щит еще меньше. Четвёртый — копье без щита. Пятый и шестой — шестиметровые гиганты. Седьмой и восьмой — хватают за ручки трубы.
Меня, как специалиста по экономике, поставили пятым. Четвёртым стоял Алекс (что, видно, его сильно задевало). Сзади — два мальчишки лет шестнадцати. Рёв трубы. Ряды сплотились. Ухнув тысячей голосов, мы пошли вперёд.
Придавленный плечами, подталкиваемый сзади, держа пятиметрового питона, я начал понимать античного воина. Никакого героизма — только шаг, шаг, не упасть. Это чудовище уже не остановится.
Слева и справа — легкая пехота ветеранов, предотвращающие обход с флангов. Псевдомуты шли неорганизованной толпой, в броне, с железными палками. На двадцати метрах — рев, бросок.
Сигнальная труба. Столкновение. Они рубят по сариссам. Мы — шаг вперёд. Копьё входит в плоть, бьём короткими толчками. Ещё шаг. Ухание. Пот, стук сердца. Я — не человек. Я винтик, часть машины. Мы давим. Рев трубы. Всё. Впереди никого. Разворот. Первые три пробегают между рядами — и черепаха идет назад...
Глава 16 сюрприз
Сюрприз
Щит. Удар. Щит. Удар.Итан вошёл в раж — бьет как по врагу, а не по напарнику. Мы уже неделю торчим в лагере и топчемся перемалывая землю оттачивая фалангу. Я думал, что это про стратегию. Но нет. Это про то, как защитить зелёных салаг. Уды ставят впереди ветеранов и смертников, превращая фалангу в живой щит. Они — наковальня. Муты об них и расшибаются.Если конечно не пробив защиту они не врываются внутрь.Но тут тоже есть свои приемы.Фаланга разделяется защитники частично переходят на фланги а дальше как в песне держим ребята строй.
И да, идея хорошая. Особенно когда тебя записывают в «защищаемых». Меня это даже растрогало… на пять секунд. Пока не выяснилось, что Элька на фланге в защите. А значит — в зоне риска. Я, естественно, возмутился. Как результат — получил "бонус": дополнительные тренировки с Итаном. За глаза я его зову больным на голову. А в лицо? В лицо — молчу. Он меня укатает.
Третий день я, я прыгаю с ним по грязи. Все отдыхают, а я играю в живую мишень. Жалкое зрелище. Особенно если ты — мышка, а кошка бьёт как молотом.
— Ты должен бить сверху! Ты же длиный, мать твою! — орёт Серж. — Как только он щит поставил или боком встал — бей сбоку! С оттягом! А не просто маши, как палкой!
Хоть кто-то притворяется, что на моей стороне.
Если честно — уже пофигу. Щит — как бетонная плита, меч — как труба. Пот лезет в глаза, снег с грязью превращается в кашу, ноги скользят, дыхалка на нуле.Мать вашу да сколько же еще должен тренироваться чтобы быть похоже на человека, пардон уда
Удар. Щит. Удар. Щит.Хватит.Итану надоело, и он по-хитрому скользит под мой удар и врезает щитом. Я падаю. Опять.
— Брейк!
Быстро встаю, щит бросаю в грязь. И — стоп. Элька. Смотрит. Улыбается.Господи какие же у нее красивые глаза как небо.
Подставляет губы. О да эта женщина способна вытащить меня даже из болота.Все удары, боль ,грязь мигом исчезли.
— А ты держался круто. Я не думала, что ты так продвинешься . — Она шепчет, гладя мои мокрые, волосы. — Где тот интеллигентный хлюпик, что лез защищать меня?
— Ты издеваешься? — улыбаюсь я.
— Нет. Соскучилась. — Она обнимает. Мой пот, грязь, мокрая форма — ей пофиг. Она в красивом костюме, а ей все равно.
— Собирайся. Я за тобой.
— Куда? И ты как сюда добралась? В этом наряде? Суда в лес?
— Глупый. Лагерь в пяти километрах от дороги. На джипе, конечно.
— Поехали. — к нам подходит Серж уже чист и даже переодет целуя Эльку.
Я уже даже не удивлён. Просто вздыхаю.Я узнаю все самый последний.
Судя по его физиономии, куда мы едем, для него было не секрет: - Кстати, нужно торопиться, можно опоздать на самолет.
Сижу с открытым ртом, не шевелюсь. В голове только музыка. Она будто течёт сквозь меня — со всех сторон, из-под потолка, стен. Опера. Настоящая. Ла Скала. Ни в записи, ни с Ютюба — всё по-настоящему, живой зал, оркестр, голоса. И это не просто красиво. Это что-то другое. Как будто внутри что-то открылось, что-то, о чём я даже не подозревал.
Элька рядом, держит мою руку. Не мешает. Просто сидит. Понимает, наверное, что говорить сейчас бессмысленно.
И я думаю — как вообще так вышло? Почти тридцать лет, и я даже не знал, что бывает такая музыка. Не то чтобы я раньше был совсем глухой — просто жил как-то по-другому. Слишком по-другому. А теперь — вот. Сижу в костюме, смотрю на сцену, и мне бы за долгое время не не думать ни о чём. Только слушать и ее рука,
Но мысли всё равно лезут. Потому что всего-то сутки назад я стоял по колено в грязи.И прошёл день — один, чертов день — а я уже в другом мире.