Уггал Карн:
— Бегун из Урука. Под городом появился мятежный Энкиду с отрядом головорезов. Уггал-Банад вышел и отбил его, но положил всех своих старших офицеров, половину войска и погиб сам. В городе волнения.
— Кто отправил бегуна?
— Сотник Пратт Медведь.
— Сотник? Ясно.
— Утром на Урук выходит летучий отряд из восьмисот солдат на конях и онаграх. В краю Полдня неспокойно. Рат Дуган под Эреду. Лан под Уммой. Если мы хотим удержать Полдень, царь должен быть там. Судить, решать, строить. До Баб-Аллона слишком далеко. Вышло не так уж плохо, что у нас два царя. Воля твоего отца была — поставить тебя лугалем Урука после совершеннолетия. Осталось полтора месяца. Не важно. Никто не смеет повелевать тобой. Царский совет предлагает тебе отправиться в Урук. Если ты согласен, через две стражи отряд выйдет за внешнюю стену Баб-Аллона.
— Кто поедет со мной?
— Энеи Ангатт и слуга первосвященника Мескан.
— Ты с самого начала знал, где я бываю?
— Да.
— Кто еще знает?
— Два моих доверенных офицера.
— Никто, кроме вас, не должен знать, пока я не разрешу.
— Да, государь.
— Жди меня внизу, эбих.
Когда Уггал Карн вышел, Бал-Гаммаст обнял корчмарку.
— Саддэ! Поезжай со мной. Я сделаю тебя своей женой.
— А это… все? — Она обвела рукой вокруг, — мол, как же добро мое, — уже понимая бессмысленность этого вопроса.
— У тебя будет намного больше.
Она колебалась. Ей надо было подумать. Вся ее женская сущность упиралась: нельзя торопиться, надо подумать, все взвесить… Не имея такой возможности, она страшилась ответить «да».
— Оставь мне что-нибудь на память о себе, Балле… Он снял с пальца золотое кольцо-печатку.
— Возьми и прощай, Саддэ. Подай мне одежду.
Она как будто окаменела. Все никак не могла оторвать взгляда от кольца. Там был изображен лев, а под ним изящными клинышками выведено: «Апасуд и Бал-Гаммаст, цари баб-аллонские по воле Творца".
Как жаль, что сегодня у них не вышло третьего раза…
— Балле! — позвала Садэрат, но никого уже не было в доме.
Она побежала вниз, вышла на улицу. Клочья луны цепляются за бахрому туч. До рассвета далеко. Взбитая копытами пыль все еще клубится. Первая возлюбленная царя баб-аллонского закрыла глаза.
«Ну здравствуй, Алаган. Видишь, я к тебе вернулась».
Так нежная корчмарка Садэрат предпочла надежный покой неверному счастью…
Копье Урука 2509 круг солнца от Сотворения мира
О, жених, как усладить твою мысль, я знаю,
спи до утра в моем доме.
И потому, что ты меня любишь,
прошу, коснись меня своей рукой,
мой божественный господин, владыка, страж.
Теперь мотыгу сила битвы пусть заменит,
оружие битвы пусть на бок твой вернется,
блеск славы пусть оно создаст.
«Я, Маддан-Салэн, царь Баб-Аллона и всей земля Алларуад, законный сын царя Кана II по прозвищу Хитрец, родной брат царя Уггала V, погубленного в мятежное время. Творец не дал мне детей. Обращаюсь к младшим братьям своим, к племянникам, ко всем мужчинам и женщинам царственного рода Ууту-Хегана, которые впредь будут править великим Царством баб-аллонским. Молю быть добрыми и милосердными к стране, отданной вам под руку Богом! Молю всех вас следовать моим путем, оберегая благословенную страну Алларуад от гибели.
До сего дня правление мое не было счастливым.
В людях умножились слабость, дерзость и корысть. Все, взятое в руку, расползалось, подобно гнилой одежде. Ни в чем не было надёжности. Разобщились города и области. Дворец и Храм, души людей и желания разных народов Царства. В мятежное время мне досталась страна Алларуад!
Восставали отдельные города. Потом весь край Полдня, вся Страна моря я вся область суммэрк, объединившись, напали на столицу. Брат мой и государь Уггал во имя Творца открыл ворота, не желая кровопролития. О, сколько терзаний принес великому городу Баб-Аллону мятеж, бесчинствующий в его стенах! Жизнь отдал и сам государь за свою слабость.
Три солнечных круга не было ни царя, ни Царства. И только в городе Кише некто Симут Суммэрк называл себя „государем всей страны Алларуад". Семья наша скиталась и пряталась, защитил и спас ее союзный народ Элама.
Потом я вошел в возраст совершеннолетия, венчался на царство, покинул землю Элама и вошел в коренные области страны Алларуад с малым отрядом верных. И Царство восстало! Города открывали мне ворота, армия множилась, враг боялся нас Бунтовской род Симуга пресекся. Гнезда мятежа, Баб-Аллон, Киш и Эреду, окружены были моим войском и сдались один за другим. На радостях я простил зачинщиков, не казнил никого.
Минуло семь лет, и вновь поднялся мятеж. А был он жесток и черен, города рушились, в срединных областях Царства явились злокозненные маги и чудовища из Мира Теней. Голод и мор изнурили страну, поражения обескровили войско. Народ гутиев и кочевники из пустынь Захода вырывали куски от плоти Царства. Ни в чем не было победы, и мало осталось верных.
Иссякла сила, иссякла отвага, иссякла вера, иссякло усердие.
Враг пришел к Баб-Аллону, и осаждал стены его, и вошел на улицы его. В домах и на площадях бились царские ратники с армией мятежа. Отдал я полгорода и полстраны. И на том, что отдал, исчезло Царство, встала тьма. Государем и внуком Тизкара назвал себя безродный пастух Ильтасадум.
Умирала страна Алларуад, дар Творца людям, светлое место, память о садах и чертогах Предначалья. Всей его мэ оставалась одна капля у меня на ладони. Суждено ли было простоять ему день, месяц или же более того, но только новый солнечный круг начался бы над землями с другим именем, другим законом, другой верой. Я увидел, как шествует сюда великая Тень, чтобы поглотить город и землю.
Последние сильные люди покидали меня, полагаясь на бегство.
Тогда я удалился в пустынное место и воззвал к Творцу, моля его спасти и сохранить Царство. Два дня и две ночи я не спал и не ел, проводя все время в молитвах. Потом я оставил моления и стал убеждать Бога всеми мыслимыми доводами, призывая позаботиться о своем народе. Потом я упрекал его и бранил. Потом выпрашивал милость, легши наземь лицом и разорвав на себе одежды. Я кричал, обращаясь к нему безо всякого строя и порядка: „Сбереги Царство! Прошу Тебя, сбереги Царство!" Но ответа не было мне. Наконец я произнес: „Ты же любишь нас всех, Ты любишь меня! Ради Твоей любви к одному человеку, ко мне, будь милосерден, измени Свой замысел! Ради любви Твоей ко мне, а моей к Тебе спаси Царство от гибели!" Тогда пришел ответ.
Мне нельзя рассказывать в точности ни то, что было мне явлено, ни то, что было мне сказано. Творец откликнулся на мольбы. Он обещал избавление. И ради сохранения Царства сделал черную пехоту, гвардию Дворца, непобедимой. Если все щиты Царства падут, черная пехота всегда защитит его, надо лишь дать ей приказ. Люди черной пехоты, и без Божьего дара сильные, отважные, неутомимые, стали воистину львами битв. Мятежного государя, вражеское войско и город Киш поразили они оружием и лишили царственности. Баб-Аллон очистился, царственность вернулась в его стены.
Но, получив этот Завет, я узнал и печаль, ибо сказано было: „Мэ Царства не вечна. Всему наступает срок; придет срок — исчерпается и Завет".
Каждому новому государю следует вознести молитву Творцу ради возобновления Завета. Если он не пожелает сделать это, Завет утратит свою силу. Если совершит должное, то получит ответ, который получил я.
Никто, кроме государей и первосвященников земли Алларуад, не должен знать о Завете, дарованном мне от Бога.
Молю вас, братья, племянники, дальние преемники мои! Молитесь ради Царства. Жалейте свой народ. Берегите его от черной мэ. Будьте милосердны. Жизнь Царства — на ваших устах.
Таков секретный канон царя Маддан-Саяэна.
Записано в Лазурном дворце со слов царя Маддан-Салэна и по воле его.
Писал первосвященник Аггалан.
Месяца тасэрта в 20-й день
2444 круга солнца от Сотворения мира».
…Войско Бал-Гаммаста всегда встречали с радостью. Горожане и те, кто живет на открытой земле, видели в отряде дворцовых ратников проявление силы, а не знак угрозы.
Зато самого юного царя приветствовали по-разному. Иногда — с открытой душой. Иногда — с затаенной насмешкой. Чаще всего о» читал в глазах энси, городских первосвященников и агуланов печальный приговор: «Никого не осталось, кроме мальчишек. Бот и их уже посылают выпрямлять мэ Царства». Стольким людям было горько от его молодости! С какой надеждой смотрели бы они на отца! И с какой тревогой смотрят на него….
Лишь однажды в небольшом, но богатом Шуруппаке, городе высокомерных торговцев, наглых проводников и дивных поэтов, городе сытных хлебных запахов, городе, где все женщины щеголяют серебром и золотом, городе, наполненном воплями измученной вьючной скотины, его, царя баб-аллонского, восприняли всерьез. Энси Масталан пожелал уединенной беседы с ним.
Когда они остались одни, энси поклонился ему низко, не по обычаю. Выпрямившись, он заговорил:
— Отец мой и государь, я должен был показать тебе свое почтение. Я хочу говорить с тобою о неприятных вещах, и я хочу говорить честно. Если ты позволишь мне это, мой низкий поклон послужит доказательством моей почтительности, сколь бы дерзкие мысли я явил.
— Мы — двое мужчин, которых никто не слышит. Говори что хочешь и как хочешь.
— Благодарю тебя. Ты знаешь мое имя — Масталан. Но так перекроило меня Царство. Мой отец — эламит, он служил бегуном в Баб-Алларуаде. А мать жила в бит убари энаим старого Киша. И когда-то меня называли именем Месилим…
— Твои родители?
— Умерли. Это было давно… Я рад, что Царство переиначило меня. Я никто, человек без народа, без семьи, без богатства, без Бога и без честного звания. Не будь Царства, я и остался бы никем. А сейчас Творец и государь Донат отдали мне под руку целый город…