Дети Белой Богини — страница 16 из 47

- Что, Саша? Опередил меня? Добрый день, Елена Ивановна!

Та моментально преобразилась. Распрямила плечи и словно бы стала выше ростом, глаза за­сияли, во взгляде появилось кокетство. Герман тоже ласкал ее глазами: яркая женщина.

- Герман Георгиевич, вы тоже к нам? — пропе­ла старшая. - Я уже все рассказала вашему другу, но, может, чайку?

Этот великий маг и волшебник, Герман Горанин, оценив обстановку, пообещал:

- Обязательно. Но потом. Работа, Елена Ивановна, что поделаешь!

- На вас только и надежда, — продолжала ко­кетничать старшая сестра. - Уж вы нас защитите. А то в городе говорят — маньяк.

-  Поймаем, - кивнул Герман, и обратился к Завьялову: - Ну что, Александр Александрович, как успехи?

- Ты с работы?

- Именно. И на работе. Решил допросить сви­детелей.

-  Михаил Сергеевич в отъезде. А больные, которые в ту ночь предположительно не спали, уже выписались. Здесь только баба Таня.

- А зачем нам баба Таня? - прищурился Гер­ман. - Она у меня в списке не значится.

- У меня значится. Может, отойдем?'— Завья­лов покосился на старшую.

Та неохотно сказала:

- Не буду вам мешать. Если что, я у себя.

- Эффектная женщина, - заметил Герман, ког­да дверь за Еленой Ивановной закрылась.

- Ей лет сорок пять, и она уже бабушка.

- У красивой женщины, дорогой ты мой, нет возраста. Это завистники ведут счет ее годам.

- Я, по-твоему, завистник?

- Ты — безнадежный случай. Мужчина, кото­рый ни разу не изменил своей жене.

- Зато она мне, кажется, изменяла, — тихо ска­зал Александр.

- Ну-ну, - сразу насторожился Герман. - Что ты узнал?

- Помнишь, я спрашивал тебя о некоем Павле Павнове?

- Допустим.

- Оказывается, они были близко знакомы. Маша и Павел. Настолько близко, что он ходил к ней по ночам.           

- Ходил к ней по ночам?! Ну, знаешь! Зява, да ты просто... Молодец, вот ты кто! Это мотив, да какой! Убийство из ревности!                

- Постой, что ты несешь? К кому он мог ее ревновать?

- Да к тебе! Она же не хотела развода. Ведь так? Так. А он, видимо, настаивал. Давай раскру­чивать это дело, — решительно сказал Герман.

Энергия Горанина слегка напугала Александ­ра. В недобрый час появился Герман в больнице.

В коридоре со шваброй в руках, появилась баба Таня. Герман остановил ее:

- Одну минуточку, гражданка. У нас к вам пара вопросов. Надеюсь, представляться не надо?

Санитарка в ужасе уставилась на его галстук. Официальный тон Германа мог на кого угодно нагнать страху. Завьялов не раз присутствовал у него на допросах. Сильное впечатление.

-^ Зачем ты так? - сказал, поморщившись. И улыбнулся: — Баба Таня, может быть, мы в столо­вую зайдем? Там сейчас никого нет. У больных тихий час. До полдника еще есть время.

— В столовую так в столовую! — весело ото­звался Герман. И первым зашагал к дверям.

Баба Таня все еще крепко сжимала ручку швабры. И не двигалась с места. Для простой де­ревенской женщины старший следователь город­ской прокуратуры был чем-то вроде грома небесного. Всесильный и всемогущий. Пришлось вы­нуть швабру из сморщенной руки, поставить в угол. «Y женщины нет возраста», - вспомнилось вдруг. Бабе Тане под шестьдесят, но больные ее так и кличут: «Эй, бабка!» Деревенский труд кого угодно состарит раньше времени. Конечно, Гер­ман имел в виду красивую женщину, но кто ска­зал, что в молодости баба Таня не была хороша собой?

- Пойдемте, - ласково сказал Завьялов. Она, наконец, сдвинулась с места и, дойдя вместе с ним до столовой, неловко протиснулась в дверь. В столовой шушукались повариха с по­судомойкой. Косились на Германа, который рас­кладывал на одном из столов бумаги. Значит, доп­рос будет по всей форме.

- Присаживайтесь, - сказал Горанин санитарке.

Та робко примостилась на краешке стула, сло­жив на коленях тяжелые морщинистые руки. Он тоже присел за стол.

- Итак, фамилия, имя, отчество? Где прожи­ваете?

- Да что ж я такого натворила, милок? - испу­ганно спросила санитарка.

- Герман Георгиевич, - сухо поправил Гора­нин. - Это официальный допрос.

- Вы просто свидетель, — пояснил Александр. — По делу об убийстве моей жены, Марии Алек­сандровны Завьяловой. Не надо пугаться.

- Да я ж ничего не видала! Не видала, не слы­хала, - зачастила санитарка. - Меня ночью-то здесь и не было. Вот разве Федор что подскажет.

- Я вас спросил: фамилия, имя, отчество? Где проживаете? Паспорт у вас есть? Номер помни­те? - сыпал Герман вопросы.

- Есть. Дома. Кто ж с документами на работу ездит? Меня здесь все знают. Хоть у Елены Ива­новны спросите.

- Почему она должна помнить номер паспор­та? - раздраженно вмешался Завьялов.

- Но имя и фамилию помнит? Гражданочки, — обернулся Горанин к поварихе и посудомойке, вы бы оставили нас одних. Здесь милиция рабо­тает, если вы еще не поняли.

Переглянувшись, те выскочили из столовой. Герман приступил к допросу:

- Нас интересует Павел Павнов. Не так давно он лежал в вашей больнице. С переломом. По­мните такого?

- Да как же мне всех их упомнить? - в ужасе посмотрела на следователя баба Таня.

- Как он выглядит? - спросил Герман Завья­лова.

- Высокий, симпатичный. Шатен, глаза карие, губы узкие, нос длинный хрящеватый. Взгляд у него цепкий, пронзительный. Он часто беседовал с моей женой, пока лежал в больнице.

- Ах, Паша! - сразу обрадовалась баба Таня. -Машенькин кавалер!

- Вот-вот, - кивнул Герман. - Расскажите, ка­кие у них были отношения?

- Да ничего ж не было! - перепугалась сани­тарка. - Поговорят, поговорят, да и разойдутся: Машенька ведь замужем.

Александр нахмурился. Все сотрудники боль­ницы говорят о Маше в настоящем времени. Слов­но бы она в отпуск ушла и через месяц вернется.

- О чем поговорят? - настойчиво спросил Гер­ман.

- Да откуда ж мне знать! - всплеснула руками баба Таня. - Как все, должно быть. За жизнь. У нас тут людям делать нечего, окромя как разгово­ры разговаривать. Уколы да разговоры - вот и вся их жизнь.

- Но почему именно моя жена? - потерял тер-, пение Завьялов. - Почему именно ее Павел Пав-нов выбрал для этих разговоров?

Баба Таня удивленно уставилась на него.

- Он устраивал ей сцены ревности? - спро­сил Герман. - Кричал на нее? И вообще, он ка­кой? Грубый, вспыльчивый?

- Паша? Да что вы! Обходительный.

Завьялов вспомнил, как Павнов посылал про­клятия вслед машине Германа. И сжимал кулаки. Ничего себе - обходительный!

- Хорошо, - вздохнул Герман. - Говорят, он ходил к ней по ночам. Вы это видели?

- Не я, муж мой Федор. Один раз видел. И то не ночью это было, а вечером.

- Раз было однажды вечером, значит, могло быть и ночью, - заметил Герман.

- Кто ж их разберет! - махнула рукой сани­тарка.

- Значит, я так и записываю: по ночам Павел Павнов неоднократно навещал медсестру Марию Завьялову, что и подтверждаю. Распишитесь.

- Постой, — сказал Завьялов, когда баба Таня склонилась над протоколом. - Разве так можно?

- Нужно, - твердо заявил Герман, и под его взглядом санитарка послушно поставила рос­пись.

- Герман... - Александр кашлянул, - Георгие­вич. Может быть, нам не стоит спешить?

- Ты сам хотел побыстрее его найти. Я тоже хочу упрятать убийцу в тюрьму. Как можно ско­рее. Сам слышал, город напуган. Надо успокоить людей. Между прочим, это ты меня предупреж­дал, что Павнов опасен.

Он обернулся к бабе Тане:

-  Гражданка, что еще можете сказать по делу?

- Да вы спрашивайте, может, чего и вспомню.

- Факт настойчивого ухаживания граждани­на Павнова за гражданкой Завьяловой подтверж­даете?

- Чего?

- Он ее домогался?                                

- Не было промеж них ничего, - покачала го­ловой баба Таня.

- Вот именно, — кивнул Герман. — Не было, потому что она была против. Так?

- Да как сказать... То есть...

- Распишитесь.

- Что, еще?

- Да. И здесь, - показал Герман на листок, что-то там нацарапав.

Баба Таня, не читая, послушно расписалась под строчкой: «С моих слов записано верно».

- Ну вот и все, - весело сказал следователь Горанин, убирая в папку протокол. - Осталось за­полнить паспортные данные, и можно трясти это­го Павнова.

- Давай отпустим женщину, - вздохнул Завь­ялов.

- Можете быть свободны, Татьяна... - Герман заглянул в протокол, - Алексеевна.

Санитарка вскочила и чуть ли не бегом - к дверям.

- Да, тем двум скажите, пусть пока не захо­дят, - крикнул ей вслед Герман. И резко развер­нулся к Александру: - Что тебя не устраивает?

- Ты на нее давил.

- Разве? - прищурился Горанин. - А по-мое­му, она сама все сказала. И на суде подтвердит.

- Ого! Ты уже решил, что будет суд!

- Ну не отдать же тебе его на растерзание. Здесь, Зява, все прозрачно. Убийство из ревности. У нас в городе по-другому и быть не может.

- А машина? А костюм?

- Какой костюм?

- С манекена, — Завьялов повел плечом. Поче­му при воспоминании о костюме ему так не по себе?                                           

- Брось, - отмахнулся Герман. - Чепуха все это. Простое хулиганство. Сейчас заглянем к стар­шей сестре, заполним протокол, а потом пойдем ко мне. Рабочий день почти закончен, я специ­ально так подгадал: чтобы из больницы - сразу домой. До черта надоела эта работа! Кстати, Валюша не звонила?

- Нет, - Александр покачал головой.

- Ну так позвонит. На днях, - уверенно ска­зал Герман. - Тебя чем-то надо занять.

- Да я уж и так представляюсь везде страхо­вым агентом. Просто так люди-то не больно от­кровенничают. И косятся.

- Ха-ха! Молодец!

Горанин поднялся, хлопнул его по плечу. На­строение у Германа было превосходное! Громко крикнул:

- Эй, двое в коридоре! Заходите!

В столовую робко протиснулись повариха и посудомойка.                         

- Можно, Герман Георгиевич?

- Нужно! Пищеблок надо содержать в поряд­ке, гражданки. Чтобы все было чисто, а больные  довольны и сыты. Жалобы прокуратуре есть?