- Разве что на тебе. Да ты ведь откажешь!
- А вдруг да не откажу?
Они кокетничали друг с другом как люди, между которыми давно все решено, и потому можно теперь чувствовать себя свободно. Окружающие прекрасно это понимали. Завтра весь город узнает: Горанин приходил к бывшей любовнице устраивать кого-то на работу, а потом сказал: «С меня ужин в ресторане». Поход в ресторан тоже будет обсуждаться со смакованием всех подробностей. Что ели, что пили, сколько раз танцевали и куда потом поехали. Самое интересное, что Германа никто не осудит: лихой мужик. А Валюте все кости перемоют. Но ей, похоже, все равно. Она свободная видная женщина, при должности, при своей квартире, и случаем воспользуется обязательно. К такой женщине никто не подступится. Только Герман, который уверен в собственной неотразимости на сто один процент. А Валюта ждет, по лицу видно. Его ли, кого другого, но ждет.
- Сколько я тебе должен? - спросил Завьялов у Германа, когда они вышли.
- Да брось! - отмахнулся Герман. - Пустяки.
- Но ты же в ресторан ее собрался вести.
- И что?
- А потом еще куда-нибудь.
- Куда-нибудь... Эх, Зява, ты прямо, как девка красная! В нашем возрасте пора называть вещи своими именами, - наставительно сказал Герман. .- Она приятная баба, чес-слово. Разумеется, жениться я на ней не могу. И она это прекрасно понимает.
- А почему не можешь?
- Ну, ты как ребенок! - с откровенным удивлением посмотрел на него Герман.
- Ах, да: никто не поймет.
- Вот именно. Ладно, забыли. Куда тебя отвезти?
- Тебе на работу надо, а я и на автобусе доеду.
- Ну, как знаешь. Если будут какие-то проблемы, звони.
- Скажи, есть вещи, которые ты не можешь?
- В смысле?
- В нашем городе. Где ты, похоже, царь и бог.
- Ну, Зява, ты преувеличиваешь!
- Да ничуть. Мне просто интересно, как люди этого добиваются?
Горанин молчал, лицо его было мрачно. Он уехал, так и не ответив на вопрос.
Неожиданно Завьялов заметил на противоположной стороне улицы его. Высокого молодого человека в серой куртке, который тоже смотрел вслед уехавшему Герману. Парень сжимал кулаки и что-то бормотал себе под нос. Он решил, что сказанное относится к Горанину. И, читая по губам, понял суть. Парень посылал вслед уехавшему следователю проклятия. Несколько минут они так и стояли, потом парень увидел, что с противоположной стороны улицы за ним внимательно наблюдают. Вздрогнув, разжал кулаки, поднял капюшон и быстрым шагом направился к автобусной остановке. Завьялов чуть ли не бегом пересек улицу и - следом. Чутье подсказывало: он, человек, который также сильно ненавидит Германа. Пока дошел до остановки, сильно запыхался. Увидев его, парень поспешно отвернулся. Подошел автобус. Парень сел в него, Завьялов тоже. Как в те времена, когда работал в милиции, по
чувствовал себя охотником, взявшим след. Исподтишка наблюдал за преступником. Хотя с чего он взял, что парень имеет отношение к разбитой машине и поломанному манекену? Допустим, ненавидит Германа. Разумеется, ненависть - плохое чувство. Отвратительное. Но за это не сажают. Все жители N ненавидят обитателей Долины Бедных, тем не менее, все стекла в коттеджах целы, фонари на улице тоже, да и головы с плеч не полетели. Можно плюнуть вслед проехавшей иномарке, можно прошипеть: «у-у-у... буржуй недорезаный...» Как все и делают. Но паритет в городе сохраняется: они сами по себе, мы - сами. Никто не собирается переступать черту.
У парня безумные глаза. Такой может и фару разбить и витрину тоже. А ударить человека? Есть у Германа шанс .выжить?
Пока автобус колесил по городу, Завьялов подсчитывал шансы бывшего друга. И думал, как поступить. Только что Горанин оказал ему услугу. Может быть, сделал это не столько для него, сколько для себя. Но сделал. Спасти Герману жизнь? А если это ошибка? Словно рентгеном прощупывал он взглядом лицо человека, одержимого желанием отомстить. Несправедливо осужденный не без участия следователя Горанина? Методы работы Германа известны. Ревнивец? Завистник? Правильный овал лица, длинный хрящеватый нос, тонкие губы. ГлаЗа коньячного цвета. Крепость та же: взгляд режет, словно ножом. Симпатичный молодой человек, высокий, худой, в движениях чувствуется скрытая сила. Хороший спортсмен? Не исключено. Думай, Зява, думай. Пока человек не вынул руки из карманов и не пустил в ход кулаки, он еще не преступник. Может, с ним стоит просто поговорить?
Из автобуса они вышли вместе. На Пятачке.
В каждом городе есть свой Пятачок, самое бойкое место, где по ночам кипит жизнь. Водку ли, сигареты, женщин - все можно получить круглосуточно. Рядом стоят такси с зелеными глазками: свободно. Как только одна машина уезжает, ее место тут же занимает другая. Жизнь продолжается, и вот уже другую пару увозят в ночь. В N такой Пятачок находился на Фабрике. Здесь переваривались крутившиеся в городе деньги, и потому он мог считаться желудком N. Сейчас, средь бела дня, было тихо, желудочный сок не выделялся вследствие отсутствия пищи. Красивые, модно одетые девушки, вероятно, спали после бурной ночи, в стоящих без работы такси дремали водители. Днем их услугами пользовались редко.
Сойдя с автобуса, парень свернул в сторону рынка. Поблизости от Пятачка круглые сутки шла торговля, только с наступлением темноты с прилавков исчезали вещи, появлялось спиртное.
Завьялов, не спускал глаз с серой куртки.
Парень подошел к одному из прилавков и неожиданно нырнул под него. Завьялов приблизился, и увидел его рядом с полной женщиной, на вид лет пятидесяти.
- Что желаете? - тут же спросила она, глядя с надеждой - неужели покупатель?
Лицо женщины показалось знакомым.
- Нет, ничего, - пробормотал Александр и сделал шаг назад.
У соседнего лотка купил пачку сигарет.
- Сашка, ты? - спросила продавщица, кивая. -Э-э-э...
- Да мы в одном классе учились! И в детский садик вместе ходили! Эх ты! Я Ольга Соловьева, помнишь?
- Оля? - Он растерялся.
За двадцать лет хрупкая блондинка превратилась в дородную тетю с выбеленными перекисью волосами. А сам-то он разве не изменился? Совсем седой. Приглядевшись, узнал: точно, она. Оля Соловьева. И удивленно спросил:
- Как? И ты здесь? На рынке?
- Да все мы теперь здесь, - вздохнула женщина. - Куда ж деваться?
- Постой... Ты вроде бы уезжала?
- С мужем. Он военный. - (Пауза, глубокий вздох). -Вернулись. Он уволился со службы. Вот, квартиру купили на воинский сертификат. - (Пауза, вздох). - А работы нет. Торгуем помаленьку.
- И как торговля?
- Как у всех. Не идут дела. — (Пауза, вздох). — Денег у народа нет. Крутимся, как можем, едва концы с концами сводим. Но ничего! Не помирать же?
И Ольга, тряхнув головой, лихо рассмеялась. На передних зубах блеснули металлические коронки.
- Послушай. - Он оглянулся, - вон там женщина. Рядом с ней парень в серой куртке. Мне ее лицо показалось знакомым. Может, тоже наша одноклассница?
- Да что ты! Ей пятьдесят с гаком! Это наша бывшая воспитательница, разве не узнал? Она тогда молоденькая-молоденькая была. После техникума. В старшей группе работала. Ну? Вспомнил?
- Ирина...
- Михайловна.
- Да. Ирина Михайловна. А рядом кто?
- Ее сын. Младший. Старшему-то лет тридцать. Уехал в Москву. Говорят, хорошо устроился. А младший областной университет недавно окончил. Юрфак.
- Юрфак? Постой... Я ведь тоже там когда-то учился!
- С красным дипломом окончил. А школу — с золотой медалью. Все говорили не поступит. Деньги, мол, большие нужны. А он взял, да и поступил. Сам. Голова! А теперь вот рядом с матерью на рынке стоит.
- Почему?
- А куда?
- Ну как же. Юрист, с красным дипломом.
- Эх, Сашка! Ничуть ты не изменился! Все такой же идеалист! Я ему про жизнь, а он мне про диплом. Сам-то как?
- Потихоньку.
- Слышала, ранили тебя. - Пристально глянула на него бывшая одноклассница.
- Было... Так, значит, Ирина Михайловна. А сына зовут...
- Павел. Что, протекцию хочешь составить?
- Да я сам теперь без работы... - И тут он вспомнил про Горанина. - Хотя, кое с кем поговорить могу.
- Ты о Германе? Слышала, дружите вы. Я еще в школе поняла далеко пойдет Горанин. Так и вышло. Не мужик - танк. Вот за кем как за каменной стеной, а?
- Слишком уж много вас там прячется. За этой стеной, - пробормотал Завьялов.
Ольга, блеснув коронками, расхохоталась:
- Ты никак завидуешь! А ведь в школе он к тебе с контрольными бегал, не ты к нему.
- Дались вам эти контрольные! - в сердцах сказал Александр. - Напомни, как ее фамилия?
- Кого?
- Ирины Михайловны.
- Павнова.
- А он, значит, Павел Павнов.
- Молодцом будешь, если парню поможешь. Он, действительно, умница. Не место ему здесь.
- А кому здесь место? Дуракам?
- Эх, Сашка, Сашка! - покачала головой Ольга. - Все философствуешь. Думаешь много, вон, аж поседел весь!
- Это не от ума. От горя.
- А какое у тебя горе? Говорят, пенсию хорошую получаешь, жена работает... Ой, извини! Я что-то не то сказала? Извини.
- Ничего. Все нормально. Ну, я пошел. Счастливо тебе.
- И тебе.
- Да, мне еще зажигалку-Он полез в карман за мелочью. Тут же разорвал пачку, жадно закурил.
Маша будет ругаться, ну да ладно. Встречи с бывшими одноклассниками оптимизма не прибавляют. Все считают, что он хорошо устроился. И за той же каменной стеной, за Германом Гораниным.
День шестой
Жена ушла на ночное дежурство и Завьялов отправился к Герману, на огонек. Огонек этот виден издалека. Герман дома. Надо отблагодарить за услугу. Горанин теперь ходит по улицам с опаской, и с оружием за пазухой, во всяком случае, всем так говорит. Но не знает, кого и чего надо бояться. Или знает? Может, стоит только назвать ему имя - Павел Павнов, и все встанет на свои места? О том, что он, может быть, не один, тоже подумал, но все же решил пойти без предварительного звонка. Кто бы там ни был, лишь бы не Маша. А если Маша? Он сам не понимал, хочет этого или не хочет. З