ю по ней.
— Ее еще долго не будет, — сказал Гено, — еще очень долго! Отец ведь предупреждал.
— Плохо, — прошептала Гурри, — очень плохо! Я ужасно люблю маму.
— Только теперь, когда ее нет с нами, я почувствовал, как я ее люблю. — ответил Гено, — насколько мне ее не хватает. Трудно без мамы. Но жалобы нам не помогут, мы должны ждать, мы должны!
— Ничего нет хуже, чем ждать, — Гурри нравилось поучать.
Белочка растроганно слушала. Она распушила хвост, высунула маленькую головку с поставленными торчком остроконечными с хохолками ушками и попыталась детей утешить:
— Я все время буду рассказывать вам о родителях, милые дети. Не волнуйтесь. Это сократит ваше ожидание.
В зарослях раздался страшный шум, он пронесся по кругу и исчез вдали. Белочка в одно мгновение оказалась на верхушке дерева, осмотрелась, снова спустилась вниз и сообщила:
— Это ваши родители.
— Что это они делают? — захотела узнать Гурри.
— Они играют в салки, — сказала белочка.
— С таким грохотом отец обычно никогда по зарослям не ходит, — удивился Гено.
— Это не отец шумит, — уверенно сказала белочка, — это мать, она бежит впереди.
В один из дней белочки не было видно, ночью она всегда спала в своем дупле.
Гурри не выдержала:
— Мама, мама!
— Молчи, — немедленно предостерег ее Гено, — Ты же знаешь, это запрещено.
— Я же не кричу, — простодушно оказала Гурри.
— Неужели? — возразил ей Гено. — Только что твой крик был отчетливо слышен.
— Я не кричала, — настаивала Гурри, — я же не должна кричать, кричать строго запрещено, верно?
— Но, — Гено удивился, — я же слышал…
— Ладно, — призналась Гурри, правда, больше она ни в чем не призналась, — я сказала «мама» про себя, только про себя, потому что я всегда думаю о маме, я, наверное, имею право совсем тихо говорить «мама» для себя.
— Так тихо, — возразил Гено, — что это было слышно по всей округе. Оставь свои мысли при себе! Я думаю о том же, что и ты, но умею молчать.
— Да, ты боишься говорить, — надулась Гурри, — я не такой трус, как ты!
— Я бы хотел, чтобы ты больше боялась, — сказал озабоченно Гено. Казалось, он предчувствовал несчастье, которое должно было произойти с Гурри.
Приближался вечер. С верхушек деревьев зазвучали песни черных дроздов, Появились летучие мыши, было видно, как некоторые из них зигзагами носились по воздуху. Утки, крякая, летели в сторону луга, туда же, распластав крылья, величественно плыла цапля. Барабанил дятел. Гурри не терпелось пойти на луг.
— Рано! — предупредил Гено, — слишком рано!
— Я очень хочу есть, — оправдывала она свою поспешность.
— Оставайся на месте, — увещевал сестру брат, — может случиться беда!
— Ах, — возразила Гурри, — без мамы, да еще голодать, и кто знает, сколько времени придется здесь торчать! И все ты, со своей со своей опасностью!
— Мы ни на минуту не должны забывать об опасности! — вскричал Гено.
Но у Гурри лопнуло терпение.
— Никакой опасности сейчас нет!
Она помчалась вперед. За ней боязливо шел Гено.
В этот момент замолчали черные дрозды. Громко закричала сойка. Во все горло заверещала сорока. Вдали, словно затравленный, пронесся через луг дружище заяц.
— Ты слышишь, Гурри, ты слышишь, — взывал Гено, прячась в чаще. Но Гурри уже была на лугу.
— Назад! — безумствовала белочка. — Назад!
Но в эту минуту лис, словно рыжая молния, вцепился в загривок Гурри. Под его тяжестью Гурри словно сломалась. Ужасный резкий лисий запах почти оглушил ее. Гурри потеряла бы сознание, если бы не острая боль. Это была боль от первого укуса лиса. Она тихо застонала. Укусить второй раз, чтобы добить, лис не успел.
Раздался короткий удар грома. Словно могучий кулак обрушился на лиса, он перекувырнулся, отлетел в сторону, немного посучил лапами и умер. Он лежал под носом у Гурри, откинувшей назад голову от страха и боли. Гурри не шевелилась, она потеряла сознание. Из загривка у нее текла кровь, смешивалась с кровью лиса, и трава вокруг становилась красной.
Теперь Гено, застывший в кустах от ужаса, испытал на себе страх, который исходил от Него. Теперь он вдохнул Его запах, заставляющий задыхаться и терять голову. И Гено увидел Его, даже услышал, как Он разговаривает. Гено стоял неподвижно, не в силах сдвинуться с места.
— Бедняжка, — сказал Он тихо, нагнулся к Гурри, осмотрел рану и взял оглушенную лань на руки. — Ничего, все будет в порядке. Бедная малышка, я возьму тебя с собой. Выстрели я на секунду позже, тебя бы уже не было на свете.
Он отшвырнул лиса ногой в кусты и ушел.
Гено бросился наутек, прочь от мертвого лиса, прочь от Него, — растерянный, беспомощный, наполовину потерявший разум. Увидев гибель сестры, он не мог опомниться.
— Мама! Мама! — кричал он в душевной тоске. Он забыл обо всем, он не мог не кричать: — Мама! Мама!
Пошатываясь бродил он по чаще. После того, что произошло, оставаться в одиночестве было невозможно.
— Мама! Мама!
С шорохом и треском раздвинулись ветки. Фалина появилась перед ним, но от растерянности он не сразу ее узнал и у нее на глазах заплакал:
— Мама! Мама!
— Я здесь, — сказала Фалина, — в чем дело?
Сзади прозвучал удивленный голос Бэмби:
— Это ты, Гено? Разве я вам не запретил…
Гено с трудом выдавил из себя:
— Гурри… Гурри…
— Где Гурри? — спохватилась Фалина и пришла в отчаяние, когда Гено сбивчиво рассказал: — Лис… он выскочил… кровь… потом… потом… Он… с огненной рукой… мертвая.
— Что с Гурри? — закричала Фалина.
— Что случилось с Гурри? — спросил взволнованно Бэмби.
— Ее, — запнулся Гено, — ее взял Он… ушел вместе с ней. Вместе о ней ушел… ушел.
Бэмби и Фалина молчали, несчастье словно оглушило их.
Потом Бэмби тихо сказал:
— Моя прекрасная маленькая девочка…
Эти слова потрясли Гено. Где-то в душе у него еще теплилась маленькая неосознанная надежда, что если он найдет родителей, может быть, все снова будет хорошо. Теперь этот слабенький лучик угас; родители ничем помочь не могут.
Фалина тихо плакала:
— Я не должна была оставлять детей одних. Ни за что! Моя Гурри, моя любимая бедная Гурри…
Гено был с ней согласен: она не должна была оставлять их Одних… Если бы она была с ними, такого, наверное не случилось он видел горе матери, ее раскаяние, боль отца и молчал. Он скрыл также, как легкомысленно, не обратив внимания на все предупреждения, пошла Гурри навстречу опасности. Он хотел пощадить родителей.
— Она, — Бэмби запнулся, — она умерла?
— Я не знаю, — задрожал Гено, — в самом деле… я не знаю.
Втроем они вышли на опушку леса и с омерзением смотрели на лиса, который с развороченным боком, вытянувшись, лежал в подлеске.
— Будь ты проклят, убийца, — проговорила Фалина.
— Иногда, — сказал Бэмби, — иногда Он бывает справедливым… Не всегда… Но иногда Он таким бывает.
— Может быть, — сказала Фалина, — может быть. Он спас ее…
Оба вспомнили Гобо, которого Он спас и выходил, но само по себе это было печальное воспоминание. Они вышли на луг, где в траве все еще была свежа кровь Гурри и кровь лиса.
— Здесь она страдала, — всхлипнула Фалина, — моя Гурри… моя нежная Гурри…
Уткнув нос в землю, Бэмби отправился через темный ночной луг в ту сторону, куда ушел Он. На следующее утро лис исчез, но его запах был еще отчетливо слышен. Бэмби спрятался поблизости.
Теперь Фалина всегда была рядом с Гено. Мужа и отца они ни разу не встретили. Белочка рассказывала им, что видела Бэмби. Он выбирал странные дороги, попадался на глаза в тех местах, где никто не подумал бы искать его.
Белочка очень сочувствовала их беде.
— Ах, когда это произошло, я как раз спала. Конечно, я не завидую лису. Он убил его. Только маленькая принцессочка.
Это так печально.
Белочка сидела столбиком, опираясь на распушенный хвост, и в подтверждение своих чувств, прижимала к белой грудке передние лапки. Однако, остроконечное ушки с торчащими симпатичными хохолками придавали ей задорный вид.
Сорока и сойка рассказали Фалине то, что скрыл от нее Гено.
— Я ни в чем не виновата, — оправдывалась сорока, — лиса я заметила загодя, видела, где он сидел в засаде. Сколько я ни звала, ни предупреждала, все было напрасно.
— Маленькая принцесса меня не услышала — она не хотела слушать, — защищалась сойка. — Я ей кричала и кричала! Все было напрасно! Жалко маленькую! Очень Жалко!
— Несчастья могло бы и не случиться, — тараторила сорока, — потому что Он караулил только лиса.
Фалина застонала, и Гено прижался к ней теснее.
Единственное хорошее известие принесла неясыть. Она не кричала, не собиралась никого пугать. Она прилетела бесшумно, села на самую низкую ветку, качнулась взад и вперед, почистила перышки и осторожно повела разговор:
— Не горюйте, принцесса Фалина… Судьба! От судьбы не уйдешь.
— Но судьба, как вы ее называете, не должна быть такой беспощадной, — ответила Фалина.
— Чего вы хотите? — возразила неясыть. — Разве судьба может быть милостивой ко всем?
— Вы так считаете? Моя несчастная девочка… Такая чистая, такая молодая… И вот…
— Не горюйте! Не горюйте! — неясыть приветливо гукнула. — Ваша дочь жива!
Фалина подпрыгнула, дрожа от радости:
— Гурри… жива?
У Гено отлегло от сердца, он слушал с восхищением.
— Дело было так, — рассказывала неясыть. — Он прошел под мои гнездом. Я не утверждаю, что люблю Его. О, нет! Но я видела, что Он нес кого-то из ваших. Он нес его не так, как Он нес бы убитого огненной рукой. Вы знаете, я любопытна, я сразу полетела вслед за ним и узнала Гурри. Конечно, дети меня не жаловали. Но я уже все забыла. Собственно говоря, вашу. Гурри я ни в чем не могу упрекнуть. Только мальчик грубил мне.
— Простите! — перебил ее Гено. — Пожалуйста, простите меня!
Неясыть ему не ответила и продолжала рассказывать:
— Я увидела, что у Гурри течет кровь. Мне стало ее жалко, и я подумала о вас, принцесса Фалина, о ваших заботах, о вашем горе, о Бэмби… Пока Он шел, я летела над Ним очень низко. Я заметила, что Гурри шевелится; она шевелилась все сильнее, приходя в себя. Она хотела вырваться на волю, тянулась к земле! Но Он не отпускал ее; мне показалось, что Он ее ласкал. Мне очень хотелось помочь Гурри, и я стала кричать у самого Его уха, кричать так громко, как только могла. А вдруг Он испугается и отпустит Гурри. Куда там. Он ведь никого из нас не боится здесь в лесу, и моего крика Он не испугался. Обо всем я уже рассказала Бэмби. Вы можете не волноваться! Ваша Гурри выздоровеет, несомненно…