Здесь не установили крестов и памятников, как на улице Институтской в Киеве, где каждая пядь хранила напоминание о жертвах Евромайдана: ладанки, кресты, «ежи», каски. Даже надписи, оставленные на металле забора, закрасили чёрным. У Дома профсоюзов украли память. Тот, кто ничего не слышал о трагедии, придя сюда, не понял бы, что именно произошло тогда, в чёрную пятницу.
Лишь в стороне маячила самодельная доска памяти. На ней висели фотографии погибших. Смятин прочитал имена, фамилии. Владимир Бригар, Кристина Бежаницкая, Вадим Негатуров. Только на этой доске значилось более сорока погибших. Среди них совсем дети: 92-го, 86-го года рождения. Смерть в результате пулевых, колющих ран. Смерть в результате ожогов. Смерть в результате черепно-мозговых травм. Смерть в результате безумия. Живые лица мёртвых людей. Чьей смерти официально будто и не было. Чьи жизни пытались закрасить чёрным. В это странное, больное, неисправное время.
Стоя перед Домом профсоюзов, Смятин чувствовал себя так, будто встретился с чёрной тенью. Пламя выжигало его изнутри, но снаружи он был точно в ледяном панцире. На щеках высыхала соль. Смятин ясно видел погибших, слышал их стоны. Он ходил в толпе, среди бесновавшихся, но не мог помешать им. Носоглотку забила копоть. Однако Смятин чувствовал смрад гари и крови. И видел себя со стороны, ходившего, словно зомби. С бледно-сиреневыми шевелящимися губами.
Смятин перекрестился, положил гвоздики на снег. Сунул под язык каптопрес.
– Вы с этим поосторожнее, кхе.
Смятин обернулся. Перед ним в профиль стоял человек в капюшоне. Виден был лишь нос с горбинкой и седая щетина.
– Ведь какую охрану поставили – караулят, следят.
– Я хотел попасть внутрь, – Смятин решил быть откровенным.
– Не получится. Там всё закрыто. – Человек в капюшоне закурил. Рядом бегала серая кошка в тёплом комбинезоне. – Везде всё закрыто, кхе.
– Но эта доска…
– Третий раз уже ставят. Прошлые две снесли.
– Кто?
– Да всё те же, кхе. У нас тут вообще, – человек в капюшоне пустил дым, – неспокойно. По квартирам, офисам ходят. Учат, как надо жить.
Они помолчали. Кожу щипало от мороза и соли. Смятин чувствовал, что у этой доски организовалось нечто вроде точки сбора. Но каждый, кто приходил сюда, рисковал, опасался, прощупывал.
– Вы были здесь тогда?
– Ну… – человек в капюшоне наклонился к кошке, – допустим.
– Всё было иначе, чем нам рассказывали?
– Зависит от того, кто рассказывал. Хотя, в общем, врут все, но это, кхе, не было случайностью.
– Кто они?
– Неважно. Важнее, почему нет никакого расследования. – Он закашлялся. Сплюнул чёрной мокротой. – Но точно Одесса не будет прежней. И вы тоже. Удачи вам в путешествии.
Смятин вздрогнул. Человек в капюшоне заскрипел по снегу. Кошка побежала за ним. Они удалялись в сторону золотых куполов Пантелеймоновского собора. На Куликовом поле мальчик и девочка, повалившись на снег, рисовали ангелов. Смятин забился в ознобе. Настолько сильном, что, пытаясь унять его, пришлось обхватить себя руками. Смятин вернулся к ментам.
– Где здесь кинотеатр?
Мордатый милиционер недовольно зыркнул:
– Не знаю.
– Тут есть недалеко, – вмешался другой, низенький, плотный. – В торговом центре, вполне приличный.
– Спасибо.
Низенький милиционер подробно разъяснил, куда идти. Говорил он, ускоряясь к концу предложения. Смятин пошёл заснеженными улочками мимо одноэтажных зданий. У одного из них стояла печальная девушка. Смятин задержал на ней взгляд. Ему показалось, что в лице девушки он узнал нищенку, истекавшую кровью на вокзале. Печальная девушка не отрываясь смотрела в одну точку. В аптеке Смятин купил две бутылочки спирта. Поблукал по дворам и наконец, чуть не угодив в открытый люк, оказался у торгового центра. Ступни превратились в обжигающий лёд.
Кинотеатр располагался на втором этаже. Смятин взял билет на «Хоббита», карамельный попкорн и чёрный чай. Ещё чая. Чтобы согреться. Расположился в зале. Снял ботинки, носки, растёр ступни купленным спиртом. Чуть полегчало. Но озноб не проходил. Свет погас. Дракон Смог атаковал город. Смятин закатал джинсы – растёр ноги до колена спиртом. Спасался чаем. Постепенно фильм увлекал. Смятин подумал о том, что один в кинотеатре расслабляешься больше, чем посещая его с детьми. После «Хоббита» он нервно набрал автобусные кассы.
– Нет, извините, пока ничего.
– Ясно.
Смятин побродил по торговому центру, зашёл в «Кишеню». Долго мялся у алкогольной стойки, ища самый дешёвый коньяк. Наконец выбрал. Купив, вернулся в кинотеатр.
– Можно мне место поближе к кондиционеру, к тёплому воздуху?
– Да, конечно. – Кислотные ногти с бабочками и сердечками забегали по клавиатуре. Смятину дали билет на новогоднюю российскую комедию.
На новом месте оказалось теплее, хоть ещё и подёргивала морозная дрожь. Смятин пил кофе, разбавленный коньяком. Запахов он по-прежнему не чувствовал. Правда, сейчас это было даже кстати, учитывая, насколько дрянным оказался коньяк. Он и ещё скучное кино усыпили Смятина. Ему привиделся сон – продолжение того, что видел в киевском кинотеатре.
Труп Смятина везли в морг. Он лежал на стылых медицинских носилках. Два санитара, похожие друг на друга бледной отрешённостью лиц, ругали Путина. Снег на улицах почти растаял. Люди тонули в грязно-серой жиже. Красно-белый «Форд» притормозил у кирпичного здания. Санитары вытащили носилки с трупом. Перекатили их в пустое холодное помещение. Мерцали люминесцентные лампы. Появился коренастый человек, склонился над трупом. Волосы он спрятал под голубой шапочкой. Нижнюю часть лица скрыл маской. Из-под белёсых бровей смотрели внимательные, чуть воспалённые глаза. Коренастый человек что-то объяснял санитарам. Труп переложили на полку. Смятин услышал: «Мы поменялись телами». И проснулся.
Он сидел в кинотеатре. Несмотря на потоки тёплого воздуха, его по-прежнему знобило. На экране лысый человек говорил остроносой блондинке: «Мы поменялись телами». Смятин подумал, что надо ехать в Херсон и перебираться через границу на такси. Таможенники не могли не пускать обычные машины. Или правда что-то знал тот моложавый усатый позёр, якобы приехавший в Одессу к любовнице, – и скоро война? Нет, глупости. Россия и Украина не могли воевать открыто, стенка на стенку, под красный смех.
Смятин едва дотерпел до конца фильма. Третьего на сегодня он уже бы не выдержал. Ожидание накапливалось, как яд. Озноб крошил мысли, как льдинки.
– Алло, у тебя всё в порядке? Мы волнуемся.
Звонила жена. Голос её и правда казался встревоженным.
– Нет автобусов, – выдохнул коньяком Смятин.
– Та-ак… И что делать?
– Вот сейчас иду на вокзал.
– А что говорят?
– Говорят, что решают вопрос. Тут много таких, как я. – Смятин вышел из торгового центра. К вечеру опять прихватил мороз. Снег блестел, скользил, становился опасным. – Но вроде бы все едут в Херсон.
– Да, я читала форумы. Тут, представляешь, по ТВ показали, что Россия пустила от украинской границы специальный автобус.
– Так может, им ехать? – уцепился Смятин.
– Господи, ты им веришь? – перебила жена. – Это же для лохов! У тебя деньги остались?
Смятин вздрогнул. Любой материальный вопрос в их семье, как правило, кончался руганью.
– Да.
– Точно?
– Ну да, – остановившись, Смятин поискал сигареты, – но немного.
– Хватит на то, чтобы добраться?
– Ну…
– Так, ладно, – жена одёрнула сама себя, – глупый вопрос. Иначе ты бы её уже взял. Надо тебе перекинуть денег. – Голос её изменился. – Господи, и на что ты их только потратил?
– Тебе дать подробный отчёт? – Смятин ухитрился плеснуть желчи.
– Я и так знаю – книжечки, правда?
Смятин промолчал.
– Ладно, езжай на вокзал. Может, там что наладилось.
– Ладно.
Он чувствовал, что жена сказала не всё.
– Да?
– Я волнуюсь. И мы тебя ждём, твои девчонки. Приготовили тебе к Новому году подарки. – Голос её стал нежным. – Люблю тебя. Будь осторожен.
– И я люблю.
Разговор влил сил. Сердце оттаяло, нежность подтопила ледяной панцирь. Подходя к автовокзалу, Смятин помнил о бородатом. У касс вновь никого не было. Девушка за стойкой узнала его. По её улыбке Смятин понял, что на этот раз его ждут хорошие новости.
– Вы вовремя. Вроде бы решился вопрос с Крымом.
– Вроде бы?
– Точно вам сейчас никто ничего не скажет. Но автобус туда идёт.
Смятину показалось, как свет залил пространство.
– Отлично! Когда?
– Через полчаса.
– Что?! – Оживший, Смятин торопливо полез за деньгами. – А если бы я не пришёл? Вы же обещали мне позвонить!
– Слишком много желающих, – отчеканила девушка, больше не напрягая себя улыбкой. – Ехать будете?
– Да-да, конечно!
Девушка выбила билет. Мир стал теплее, ярче. Смятин наконец-то согрелся. Проверил билет. И тут рванула новая ледяная бомба.
– Н-но, – он даже начал заикаться, – тут написано, что билет до Херсона.
– Не имеем права выбивать в Крым. Временно оккупированная территория.
– Но в Крым-то, – Смятин заиграл желваками, – мы попадём в итоге?
– Водитель будет решать на границе. Там вроде бы всё договорено.
– Вроде бы, – злым эхом повторил Смятин.
Автобус стоял длинный, бледно-синий, похожий на свинцовую гантель. Люди грузили вещи, садились сами, настороженные, взволнованные, но уже с надеждой. Впереди ждала дорога. Томительное, нервное ожидание оставалось в прошлом. Смятин полез в салон.
– Стоп! Билет!
Высокий крепкий мужик со светлым «ёжиком» – ему бы не автобус водить, а быть генералом НАСА, подумал Смятин, – преградил путь. Ладонь, вытянутая как запретительный знак, была красная, в мелких трещинах.
– Вот, – Смятин дал билет.
Водитель, сощурившись, посмотрел.
– Здесь не выбит багаж.
– У меня нет багажа. Только это. – Смятин снял со спины рюкзак.
– Это тоже багаж. Оплачивайте!
– Что за чушь? Этот рюкзак даже в самолётах…