– Ещё пива? – улыбнулась она.
– Нет, спасибо. Посчитайте, пожалуйста. – Я спешил в ювелирный.
– Конечно, одну минуту. И помните: всё уже хорошо, а будет ещё лучше.
Я не сразу сообразил, что эта фраза не была дежурной – официантка приглашала к диалогу.
– Думаете? – улыбнулся я.
– Уверена. Вот вам чего для полного счастья не хватает?
Она лезла с банальностями, но искренность, с которой она произносила свои глуповатые фразы, компенсировала их навязчивость.
– Для полного? Да там, знаете ли, немалый список, но вот в данный конкретный момент мне не хватает коня.
– Хотите покататься на коне? – она не переставала улыбаться.
– Нет, мне нужно что-то типа медальона с конём.
– Вроде кулончика?
Я уже и забыл это слово, хорошее слово, как раз для поисковой системы.
– Да, вроде того. Сегодня весь день его ищу.
– А если я помогу, закажете ещё пива?
– Закажу. И вам, и себе.
– Ну, я на работе, но от чаевых не откажусь, – она улыбнулась. – Сейчас принесу вам бокал. – Официантка пошла к барной стойке, вернулась с бокалом «Гиннесса» и телефоном.
– Запишите номер. Её зовут Олесия.
– Как?
– Олесия! Не Алеся, не Олеся, а именно Олесия, – официантка сделала нажим на последние буквы. – Она мастерит всякие интересные штучки, хенд-мейд. Наверняка у неё есть и лошадки.
– Спасибо.
– Не за что, приходите ещё, – она подмигнула.
Я набрал Олесию. Голос у той был рассеянный.
– Мне нужны кулоны или медальоны, на которых был бы изображён конь.
– Особенный конь?
– Нет…
– У меня есть Пегас, бисерный.
– Что?
– Бисерный Пегас, сумка, расшитая бисером, очень красиво…
Я понял её не сразу.
– Нет! Мне нужен медальон. Тот, что носят на шее. С конём.
– Да, и такие есть, хотя, знаете… – И она начала рассказывать мне о сумке с Пегасом. Не сразу мы договорились о встрече.
Олесия жила совсем недалеко от госпиталя, в старых домах на улице Розы Люксембург. Дорога туда шла от Ластовой площади и была выложена плитами, на которых отпечатались продольные и поперечные полосы, точно от гриля. Дома, старые, одноэтажные, часто заколоченные, выходили прямо к дороге, их затеняли сливовые и алычовые деревья. Налившиеся, перезревшие плоды падали на землю, создавая пахучую бродящую массу, возле которой роились мухи и мошкара. Сама Олесия казалась плотью от плоти этой старой, полузаброшенной улочки – хиппи в цветных фенечках, безделушках, пёстрой майке с изображением конопли и расклешённых джинсах, словно Вудсток был не пятьдесят лет назад; щёки её были густо покрыты россыпью красных прыщей, а один глаз чуть косил.
С собой Олесия принесла коробку, обклеенную вырезками из журналов. Мы сели на небольшой парапет под разросшимся пыльным папоротником, и Олесия раскрыла её: так девочки демонстрируют «сокровища», прежде наболтав восторженно-бессвязной чепухи. «В коробке с карандашами…» – я вспомнил эту песенку, вспомнил детство. Олесия и сама была как ребёнок. В её коробке лежало множество браслетиков, кулончиков, фенечек, безделушек – именно так, с уменьшительными суффиксами, потому что всё было маленькое, игрушечное, яркое, – и она выловила оттуда два медальончика. На одном, сделанном, кажется, из прорезиненной пластмассы, виднелась лишь голова коня, а вот на втором – серебряном – конь как бы застыл на бегу и смотрелся, хоть был небольшого размера, внушительно, грациозно – так, что я даже залюбовался.
– Сколько?
– Тебе нравится? – не отвечая на вопрос, Олесия подвинулась ко мне.
– Очень. Сколько ты хочешь за него?
– И мне нравится. Мой любимый. Я просто хотела показать его. – Она заболтала ногами. – А зачем он тебе?
– Да так, – я не хотел отвечать.
– Тогда он не твой.
– Что?
Она выхватила медальон у меня из рук. Я испугался, что наткнулся на сумасшедшую, что удача вместе с конём ускакала прочь.
– Что значит не мой? – спросил я. – Мне он нужен. Я готов заплатить.
– Я посмотрела на него, и он мне ещё больше понравился, – Олесия повертела медальон в руках. – Хочу его сохранить. Мне он нужен. А для чего он тебе?
– Ну… – начав говорить, я одёрнул себя, сообразив, что не следует изъясняться просто. Слишком необычной оказалась Олесия.
– Так для чего тебе эта лошадка?
Я старался не глядеть на Олесию, потому что не понимал, куда смотрит её косящий глаз.
– Один человек, старик, умирает. Он попросил принести ему коня, точнее, – я поправился, – талисман в виде коня. Не знаю, почему именно коня, честно, но я думаю, что это как-то связано с его прошлым. Своего рода линия между тем, что было, есть и, возможно, будет. Так вот, я очень хочу этого «будет».
– А ему нужен красивый талисман?
– Да, очень красивый, настоящий, – я подумал, что бы ещё добавить. – Сделанный вручную. Такой как этот.
– Понимаю, но он и мне нравится.
– Старику он действительно нужен. Чтобы жить. – Фраза вышла пафосной. И я добавил практичности:
– Ты сделаешь себе ещё.
Олесия помолчала. Несколько сухих листьев папоротника упало на асфальт. Я вдруг до невыносимости ощутил, как душно сегодня.
– Хорошо, я подарю его тебе. Или, – она повернула лицо ко мне, прыщи на её щеках налились, раскраснелись, – поменяемся?
– Давай.
– Мне нужен телефон.
– Что?
– Мне нужен телефон, и тогда эта лошадка – твоя. Того старика.
Я начинал понимать. Может, Олесия вовсе не была странной, а просто набивала цену? И вся эта чудаковатость понадобилась лишь для того, чтобы продать медальон с максимальной выгодой? Я же сам несколько раз повторил, как нуждался в этой лошадке. А впрочем, нуждался ли? Неужели я не мог найти другую и купить её не у хиппи с древней улочки? Но нет – я даже поелозил на парапете, удостоверившись, что и у тела, и у сознания есть точки опоры, – разговор этот, торг, происходил со мной и, несомненно, был крайне важен. Я мог сказать Олесии «нет» и, безусловно, оказался бы прав, уверенный, что найду талисман с конём – возможно, даже лучше – в каком-нибудь магазинчике, но вся эта странноватая последовательность виделась теперь как квест, который требовалось пройти.
– Дай мне талисман на секунду, – попросил я Олесию.
Она протянула мне его. Ничего особенного – серебряная плашка со скачущим конём. Стоимостью как телефон. Я вернул Олесии медальон.
– Какой телефон ты хочешь?
– Самый простой. Вообще это не мне, а отцу.
– Отцу?
– Да, он тоже… по-своему умирает.
– Хорошо. Где тут можно купить телефон?
– Я думала, ты знаешь.
– Нет, я не знаю, – раздражение начинало жечь меня.
– Странно, ты похож на человека, который знает.
– Но я не знаю! – эту фразу я едва ли не выкрикнул. – Понимаешь, это не мой район, а на этой улице я вообще в первый раз. А ты здесь обитаешь.
– «Обитаешь» – хорошее слово. – Олесия сунула медальон в карман. – Наверное, что-то есть возле ДК.
– Отлично, идём к ДК.
– А у тебя есть деньги, чтобы купить телефон, прямо сейчас? – она сказала это одновременно восторженно и недоверчиво.
– Да, есть.
Мы поднялись по улочке, наткнувшись на двух стариков, которые пытались собирать алычу. Пересекли площадь – я взглянул на спуск к госпиталю; быстрее, я должен был получить медальон быстрее, – и вышли на просторную, светлую улицу. Я не ожидал увидеть такую здесь. Перед персиковыми, розовыми, голубыми домишками росли юкки и пальмы.
– Милая улочка, – не без удовольствия заметил я.
– Здесь живут нувориши, – фыркнула Олесия; меня удивили и её реакция, и использованное словцо.
– Мне так не кажется. Есть места пожирнее.
– У нас нет.
Я понял, что она имеет в виду – район Корабельной стороны. Остров Крым, а Севастополь с его особенной историей, с федеральным статусом – остров в острове, но и тут есть свои островки – Балаклава, например, или Корабельная сторона.
Мы вышли на небольшую площадь. У когда-то работавшего фонтана мамочки гуляли с детьми. Дети гонялись за голубями. Мамочки потягивали слабоалкоголку из цветастых бутылок. Дальше стояло здание с колоннами. Наверняка это и был местный Дом культуры. Рядом обнаружилось несколько продуктовых магазинов, возле одного из них, подставив розоватое брюхо солнцу, грелась собака.
– Это ДК?
– Да.
– И где же тут продают телефоны?
Олесия пожала плечами. Потерянная девочка с Корабельной стороны.
– Вы не знаете, где тут можно купить телефон? – я дёрнул проходившего мимо мужчину в мятых льняных штанах.
Он остановился, напрягся, потом просветлел.
– За углом. Здесь за углом, – и показал рукою.
За углом отыскался магазин «Хозтовары», а рядом, в предбанничке размером чуть больше холодильника, торговали телефонами. Олесия обрадовалась и принялась выбирать. Я вспомнил песню «Сплина» и теперь, словно уверяя себя, напевал: «И не будет проблем ни с женой, ни с полицией, и ты понимаешь, что тебе это снится». Бойкий, несмотря на удушающую жару, продавец, само собой, подсовывал телефоны подороже, но Олесия на все советы отвечала неизменное: «Нет, спасибо, таким отец вряд ли сможет пользоваться». В конце концов она сделала выбор – Fly с большими кнопками, бабушкофон. Я расплатился: медальон стоил мне несколько тысяч рублей. Но когда мы вышли из телефонной лавки, Олесия сказала:
– Проводи меня домой.
– Это ещё зачем?
Она улыбнулась и пошла в сторону площади, не отдав медальона. Разозлённый, я ускорил шаг вслед за ней. Хотелось наорать на эту взбалмошную потерянную хиппушку, но так бы я сделал лишь хуже. Мы вернулись на алычовую улицу – старикам, похоже, удалось набрать один пакет, теперь они отдыхали, усевшись на бордюр, – спустились вниз. Дальше начинался холм, в нём был туннель, дышавший прелой сыростью.
– Мне туда, – Олесия махнула в сторону тропинки, бегущей по левой стороне холма. – Держи. Передай старику.
– Спасибо, – вздрогнув от неожиданности, я взял протянутый медальон. Теперь он был мой. Наконец-то!