Их предводитель, Майюхитта, считался последним из ойха. Его убил Силлата Красное Копье на поле Энорэг. Но перед ними сейчас лежал ойха, вне всякого сомнения. Может, он был последним, уцелевшим еще с тех пор — ведь никто не знал, сколько они живут и смертны ли они.
«Это последний. Последний!»
Вирранд понимал, что это лишь слабая попытка успокоить себя самого. Он нутром чувствовал, что это не последний, а один из новых. Они возвращаются.
Кровь стучала в виски Вирранда. Во рту пересохло. На языке был железистый кровяной привкус.
«Почему я эту тварь не заметил? Откуда он взялся? Зачем он был тут? Как его заметила Анье, именно Анье? Нет, немедленно отправить ее в Тиану, и приставить бардов… А барды могли бы распознать личину? Откуда он пришел? Из леса? Сколько их? Что могут барды? Знают ли они? Что же творится? Или правда что-то не то с королем? Иначе как на земле, осененной его правдой, земле, с которой он повенчан, может оказаться такая тварь? И как его увидела Анье?»
Он вспомнил случай с тем Ночным…
Анье!
Мысли неслись в голове вихрем, и от этих мыслей кружилась голова и сводило живот. Если кто-то натравливает народ на выродков, которые могут распознать ойха… Значит, это не единственный, их много. И снова ими руководит чей-то разум.
Кто?
Где?
Он повернулся к наместнику. Встретил его взгляд. Король медленно шел к ним, очерченный по контуру лунным серебром. Остановился над тварью. Прикусил губу.
— Никому. Ни-ко-му! Понятно?
Праздник кончился. Спокойствие и благость ушли. Пришел страх. Те, кто знал, что случилось, молчали. Остальным сказали, что какой-то нехороший человек пытался похитить госпожу Анье, за что его и убили на месте. Танниэльт, у которого язык был подвешен хорошо, тут же сочинил чрезвычайно занимательную и чувствительную историю и рассказывал ее, как очевидец, по секрету всем и каждому. Так что вскоре даже появилась баллада о прекрасной Анье и злом разбойнике, в которой брат спасал сестру. Но это уже совсем другая история.
Слуги убирали столы и кресла, уносили ткани и ковры. Фарна велел по всему лагерю расставить охрану и зажечь везде факелы и костры. Наместник отдал своих людей под команду Фарне, и тот расставил стражу за пределом светлого круга, в темноте.
А Вирранд, король и наместник молча стояли у реки, глядя на молчаливый Олений лес, теперь страшный и угрожающий. И каждый понимал тревожные мысли друг друга.
— Говоришь, твоя сестра подняла крик? — Он помолчал, глядя вниз, на темную воду. — Я хочу ее видеть.
«Это не со мной».
Вот брат. Вот наместник. Вот человек в темно-пурпурном плаще, застегнутом брошью барда. А вот и государь.
Он был красив, очень красив. Но Анье не чувствовала к нему ничего, кроме острой жалости, почти нежности. У него была тень на лице, она ясно видела это. Он еще светился сквозь эту тень, но света хватит ненадолго.
— Анье Тианаль, — он поклонился, — твой брат позволил мне говорить с тобой.
Тихо мерцает светильник.
Они сидят рядом, не глядя друг на друга.
— Тебе очень страшно?
Анье помотала головой.
— Я не успела испугаться.
— Я не про ойха. Про меня.
— Да. Мне страшно.
В романах было все не так. Ощущение несправедливости и неправильности стояло комком в горле.
— Твой брат говорил, что ты увидела Ночного, неподвижного Ночного? Не бойся меня. Скажи. Это так?
Анье кивнула.
— Ты особенная.
Она быстро подняла взгляд. Он не сказал — выродок.
— Я бы тоже хотел видеть то, что не видят другие. — Он поджал губы. — Тогда я, наверное… Ладно.
Он крутил черную прядь.
— Прости меня. Анье, я хочу, чтобы ты стала моей женой. Сегодня. Сейчас. По закону. — Он говорил так жестко и напряженно, словно кому-то что-то доказывал, а глаза его смотрели куда-то в пустоту, в тень, затаившуюся в углу шатра.
Почему-то его слова не вызвали ни восторга, ни ужаса, только тяжесть. А ведь как хотелось их когда-нибудь услышать. Тонкий белый юноша в цветущем саду, изящно склонившийся перед белой тонкой же девой…
— Ты нежна и тверда, я вижу это.
«Ночной тоже так сказал. Остается поверить».
— Я слишком многое вижу. Если людские преданья не лгут, скоро я умру.
— На тебе тень.
— Ты видишь ее? Что ты еще видишь?
— Ничего.
— Ты увидела эту тварь. Остальные так и не распознали его.
— Я выродок?
— Только боговниматели так говорят. Ты не выродок! Ты особенная! — он опять жестко подчеркнул эти слова, будто с кем-то спорил. — Я не верю, что они слышат богов. Или они слышат вовсе не богов. А кого?
Анье молчала. Что она могла сказать? Разве то, что все ее мечты умирали. Словно таяли, бледнели дивные и прекрасные миниатюры, и оставалась только полная страха и тоски ночь.
— Анье, я зову твоего брата и королевского барда. Надо скорее
Анье кивнула и опустила голову. Золотисто-рыжие волосы скрыли ее лицо.
Ночь шла к исходу.
Тишина в шатре стояла такая, что, казалось, взгляд щекотал обнаженную кожу. Анье лежала, еле сдерживая слезы. А ее внезапный муж и государь говорил, отчаянно, словно оправдываясь. Он не смотрел на нее.
— Я уехал из дворца тайком. С немногими верными людьми. Я просто знал, что мне надо ехать. Я не знал, что встречу именно тебя, но знал, чувствовал, что должен ехать. И решение само собой пришло.
Анье вдруг протянула руку и провела по его тяжелым влажным волосам. Бедный мой.
— Завтра за мной приедут. Пышная свита приедет за государем, дабы сопроводить его во дворец. Не показывайся им на глаза, Анье, но тайком посмотри на них — и запомни все, что увидишь. А ты увидишь, я уверен. Это я слишком долго закрывал глаза и привык не видеть ничего. Ты посмотри, посмотри.
— Хорошо.
— У тебя будет сын. Я знаю, я чувствую. Воспитай его. Расскажи ему обо мне. Отдай ему вот это перстень, перстень королей. Пусть придет в Столицу и встанет на Камень, и все исправит, если я все же не сумею, не успею, — он говорил все быстрее и бессвязнее, почти захлебывался словами.
— Хорошо.
Он вдруг замолчал. Сел, глядя на Анье сверху вниз.
— Дай мне еще раз посмотреть на тебя. Больше мы не увидимся.
Анье вышла в молочно-белый туман. Солнце еще не поднялось над горизонтом, и туман был густ и непрозрачен. Она прислушалась. Пошла на плеск воды. Озеро было теплым, вода обволакивала тело мягко и ласково. Клочья тумана медленно плыли прямо над водой, постоянно меняя облик и форму, постепенно наливаясь золотистым и розовым.
Вернувшись в шатер, Анье не нашла там никого.
«Больше мы не увидимся».
Значит, так и быть. Она молча оделась и села. Ждать.
Время тянулось долго. Она слышала за стенами шатра голоса, и шум проснувшегося стана. Затем какая-то суета, звон сбруи, топот копыт.
— Да как же так можно, государь! — раздался плачущий женский голос.
В шатер скользнул человек. Бард короля. Он поднес палец к губам, затем схватил Анье за руку и потянул к пологу. Чуть раздвинул занавеси. Сделал знак — смотри.
Она кивнула и припала к щелке.
Тринадцать всадников. Восемь крепких слуг несут паланкин, откуда выглядывает очень красивая и очень полная женщина с обиженным лицом, рядом с паланкином очень красивый темноволосый мужчина на белом коне. Судя по тому, как сидит в седле, не лучший на свете всадник.
— Ну как же ты мог!
— А почему я не могу?
— Ну я же волновалась! Я так волновалась! Дайте мне что-нибудь поесть, — пробормотала женщина. — Мне надо поесть! Зачем ты уехал, как ты мог, как ты мог!
— Я король и я в своей земле.
— Но я же так тревожусь за тебя всегда! А ты уехал! А ты бросил! Ты ничего не сказал! Я плакала, так плакала! — рыдала женщина. И Анье поняла, что она действительно искренне волнуется за брата и любит его. Но на лице женщины была тень. Не такая, как у короля, но это была тень. Король обнял ее.
— Мы сейчас вернемся домой, сестра. Сейчас вернемся.
— Вели, чтобы мне дали поесть, — всхлипывала принцесса, уткнувшись брату в грудь.
Анье смотрела из-за полога шатра. Она смотрела на лица свитских принцессы, на четырех из которых лежала тень. На носильщиков с тупыми лицами, на тени, которые извивались вокруг их ног. Один из тех, с тенью на лице, тревожно повел головой и вдруг уставился в ее сторону. Она ахнула, прикрывая рот руками, и попятилась вглубь шатра. Их надо убить. Немедленно! Древний страх и ненависть, унаследованные с кровью предков, поднялись в ее душе, мутью поднимая темную, тяжкую память Грозовых Лет. Тошнотворный страх стянул в комок внутренности, ноги ослабели. Сатья схватил ее за плечи.
— Это они! Они! Ты видел, да? Видел?
— Видел.
— Надо ему сказать! Надо их убить!
— Нет.
— Они убьют его!
Сатья встряхнул ее.
— Не убьют. Не бойся, Анье Тианаль. Барды следят. И теперь я знаю, почему боговниматели убивают вырод… особенных… А теперь с ним поедут еще твой брат и его верные люди, и люди наместника Синты. Мы охраним его, Анье Тианаль.
Анье внимательно посмотрела на барда. Что-то не то было в его словах. Она не понимала, что не так, просто чувствовала.
— Выйди, — повторил Сатья девушке Анье, Ройне. Изобразил улыбку. — Прошу тебя, милая девушка.
Ройне вышла. Снаружи раздался громкий, властный, неожиданный голос короля.
— Поезжай в Столицу, сестра, и вы, господа мои, тоже. Вели приготовить встречу королю и Блюстителю Юга! Я желаю пышной встречи, я желаю великого празднества! Мы свернем лагерь и последуем за тобой, дорогая моя сестра.
К середине дня лагерь был свернут. Король с сопровождением двинулся в Столицу. Начиналось лето, мир был прекрасен, и невозможно было поверить в дурное. Анье со своей крошечной свитой готовилась возвращаться.
Сатья стоял, поджав губы, и смотрел вслед уходящему королевскому отряду.
— Что с ним будет? А? — Анье тронула барда за руку.
Сатья медленно повернул голову. Глаза его были темны и тусклы.