Но все же внутри шерга была вода.
Жители пустыни селились везде, где была вода. Говорили, что они чуют ее. И везде, где была вода, создавался шерг — так называлась родовая крепость. Это могли быть сложенные из дикого камня башни на каменистом плато или просто высокая стена, внутри которой стояли шатры из шкур, это могли быть пещеры, расселины в скалах перекрытые плитами песчаника — любая нора, где можно было спрятаться от жары и холода. И где была вода.
Почему покинули этот шерг — Маллен не знал. Тут была вода. И тут жили совсем недавно.
Вот очаг. Старая протертая кошма — уже и не залатать, потому и бросили. Пустынные почти ничего не бросают. Все ценно.
Вот большой зал, если так можно сказать. Потолок закопчен, и еще еле уловимо пахнет вонючим кизячным дымом. Говорят, где-то южнее Пустынные добывают горючий земляной уголь… все может быть.
Вот здесь держали шилорогов. На стене рисунки. Шилорог для пустынного — все. Без них — ни охоты, ни набега, ни удрать от тварей. Ни защитить медлительных тяжелых хакков — а это мясо, и шерсть, и молоко.
Хакки и шилороги — это жизнь.
Судя по всему, шерг был людный, и скота в нем было немало.
Но они ушли. Ушли от воды, от жизни. Куда, почему?
Маллен пока не находил ответа.
Пещера переходила в пещеру. В пещерах хорошо, и в зной, и в холод одинаково. Здесь можно жить.
Он вошел в круглую большую пещеру, которая, видно, была тем же, что и зал-шатер в древних жилищах Дня. Теперь таких уже не строили, Маллен только в книгах про них читал да видел один в развалинах Тианы. Теперь фресками расписывали главные залы. Многое уже стало просто привычным узором, смысл забылся. Но главные имена, главные события помнили, да.
Вот и здесь точно так же была начертана история Пустынных. Рисунки напоминали скорее угловатый орнамент, в который были вписаны схематичные фигурки людей и зверей, но все же это была история, еще тех времен, когда дети богов являлись людям. История Шенаэль и ее потомков.
Шенаэль, вдова, жила в своем имении на границе с пустыней, и ее сыновья были славными охотниками и стражами. У нее были сильные вассалы, большая родня и много друзей. А дочь была ослепительно хороша собой, и за нее многие сватались. Однажды в самых предрассветных сумерках девушка проснулась от дивного пения и увидела в свете умирающей луны прекрасного незнакомца с волосами такого огненного цвета, что они пылали, словно факел, даже в бледном лунном свете, а глаза его светились как дневное лазурное небо. И девушка полюбила ночного гостя.
— Как твое имя и где твой дом? — спросила она.
— Имя мое — Торамайя, Сын Огня, хранитель Красного копья. Далеко на юге, в прекрасной долине возле озера строит мой шерг, и мы будем счастливы там. Поедешь ли ты со мной?
— Поеду, — ответила девушка, ибо я люблю тебя. Приходи свататься ко мне, и я помогу тебе выдержать все три испытания, которые моя мать положила женихам. И я уеду с тобой!
На другой день Торамайя явился свататься. Привез он богатые дары. Три испытания положила ему Шенаэль, и три испытания выдержал он — укротил дикого шилорога, победил в поединке старшего брата девушки — а равного этому бойцу не было — и сложил песню, от которой от счастья плавилось сердце. Свадьбу сыграли, и жених увез невесту. А через девять месяцев он приехал один к дому Шенаэль и привез страшную весть — его жена умерла родами. С собой он привез мальчика-младенца, чтобы в семье матери воспитали и вскормили его. Малыш был с огненными волосами и ярко-синими глазами. Торамайя сказал сказал — когда мальчик вырастет, пусть отправится в пустыню, найдет Потерянный шерг и найдет своего отца.
Настало время, когда юноша, Шенаэльт, отправился в путь…
И все. На этом предание обрывалось. Некоторые рассказывали, что юноша нашел Потерянный шерг и остался там с отцом. Вторые говорили, что юноша должен был пройти через Потерянный шерг, чтобы доказать отцу, что он может стать вождем. Третьи рассказывали, что в Потерянном шерге его ждал вовсе не отец, а кто-то желавший его убить. Но всегда юноша искал Потерянный шерг.
И ничего больше не говорилось о Красном копье.
Этот юноша считался родоначальником Пустынных. Рыжих, синеглазых, обладавших странным чутьем, выносливых к жаре и холоду, способных не пить и голодать дольше, чем любой человек. Их считали странным народом. Кое-кто говаривал, что они не совсем люди. Они делились на множество родов, и каждый род считал себя выше других. Они всегда враждовали, и кое-кто считал, что это потому, что у них нет Правды. И нет вождя, который бы ее держал. И что это из-за какого-то злого, неправедного дела, совершенного давным-давно, такого неправедного, что о нем не говорили — а потому забыли.
Раз в год они собирались на Круг, и неделя Круга была неделей мира. Дальше опять вступала в свои права вражда.
И где-то в пустыне был Потерянный шерг. А в нем — Красное копье Огня. И кто добудет это копье — станет вождем всех Пустынных. И тогда вся Пустыня станет как Потерянный шерг — полной воды, цветущей и плодородной.
Таково было предание Пустынных.
Маллен усмехнулся. Предания народов так неожиданно сплетались, уж и не разберешь, где правда, где выдумка. Предание его народа говорило, что когда первые люди пришли с юга, врата им открыло копье Огня или Красное копье. Владыка Огня сделал его и сам в ничейный час открыл людям врата и Белую Дорогу. А еще есть предание о Копье в камне среди озера где-то на юге. Никто не мог добыть его, кроме Силлаты, и после великой битвы он вернул его в камень. Какие только озера Юга не называли тем самым озером!
Может, это то самое озеро в том самом Потерянном шерге. Маллен вздрогнул.
«Мне трудно поверить, что я там был. Наверное, это все же было просто бред».
Он помотал головой, и вернулся к осмотру шерга. Здесь, в случае чего, можно жить. В таких заброшенных шергах селились изгои и беглецы, уходившие в Пустыню.
Как будто куда-то можно скрыться, если вся земля теряет силу.
Он вздохнул. Твари — порождения Жадного. У богов были дети. Теперь тварей все больше, а дети богов ушли совсем. Или погибли, или… или. Маллен не любил, когда его захватывали размышления о великом. После такого возникало ощущение полной безнадежности. Лучше не думать.
О крылатых девах, девах-оленях, Сыне Огня, Морском певце…
Не надо. Не надо. Не сейчас.
Глава 6
Тианальт въехал в Столицу ясным и ярким днем начала лета под развернутыми знаменами Юга и под гром фанфар — король позаботился о встрече. Уже за мостом по обе стороны дороги стояли люди и бросали под копыта коней цветы, в Нижнем городе вдоль улиц бежали детишки и радостно верещали, а вот в Верхнем городе, за древними стенами, их встречали другие дети. Их было немного, но они были заметны. Одинаково причесанные, одинаково одетые в белые длинные платья, что мальчики, что девочки, с цветами в руках. Они почти одновременно поднимали руки, бросая цветы, одновременно поворачивали головы, словно их долго-долго дрессировали. Они молча смотрели на Вирранда и его свиту, и на их юных лицах не отражалось ничего. Вирранду стало не по себе, и холод пробежал по спине. Он невольно обернулся. Ничего. За спиной горел в сиянии солнца великий город людей.
Тианальт стиснул почему-то задрожавшие челюсти и, упрямо нахмурившись, проехал мимо. Он ехал к своему дому в Столице. Смотритель уже было оповещен, и к приезду Тианальта дом был готов встретить хозяина.
Солнце опускалось на горизонте в дымку червонного золота. Через красную древнюю стену свешивались из садов Верхнего города ветви деревьев, сползали по камням лозы. Здесь сады стояли в полном цвету, и в каменных чашах под фонтанами у стены плавали первые белые и розовые лепестки. Женщины набирали воду, полную лепестков, и уносили ее домой, весело переговариваясь и смеясь. Это было так уютно и прекрасно, что у Вирранда потеплело на душе. Возможно, он чересчур мнителен, и на самом деле все не так… как? Плохо? Неправильно?
«Ну, все, где ты, мой покой».
— Айса, — негромко бросил Вирранд оставшемуся своему сержанту, — ты походи-ка по городу, послушай…
— Понял, господин, — кивнул Айса.
Старый город был выстроен еще из гранита. Хотя стены давно утратили свое предназначение, они по-прежнему были внушительны и сурово-прекрасны. Вирранд, после ванной, в чистой и свободной домашней одежде, лежал на толстой кошме из шерсти хакка на крыше дома, закрывшись подбитым хлопком шелковым покрывалом и, подперев руками голову, смотрел вниз, на улицу, на воду, льющуюся в каменные чаши из распахнутых клювов грифоньих голов на стене. На плавающие в воде лепестки, такие белые в сумерках. На первые звезды.
Его всегда охватывало странное чувство, когда он находился в Столице. Нечто подобное восторгу, от которого на глаза накатывают слезы. Королевский камень. Место древней славы. Если стоять возле него и смотреть на восток, то там, за горизонтом, где-то будет поле Энорэг. На западе — море. А за ним — Стена…
Когда-то возле этого Камня стоял сам великий Силлата и смотрел, как его сын, первый Король Дня, восходит на Камень. И Камень крикнул под ним. Силлата могучий, Силлата Красное Копье, великий герой. Тот, кто отказался от власти в Кальберне ради Тайальде, вдовы своего брата, а потом, после битвы на поле Энорэг, и от короны. Он видел, как дали обет и расстались на поле два его сына-близнеца, дети любви его и Тайальде, любимые всем народом.
А его племяник Кенмера, сын его младшего брата, который обманом и лишил его власти в Кальберне, не пошел на последнюю битву, решавшую судьбу людей. Может, опять хотел всех перехитрить. Пусть дядюшка, он же приемный отец, погибнет вместе со сводными братьями, и никто не будет угрожать его власти. Но его же собственные вассалы пошли за великим Силлатой и его сыновьями, его же собственная мать прокляла его, и остался Кенмера-трус брошенный всеми, презренный и ничтожный.
И после битвы на поле Энорэг пришли все они сюда, на место, где потом была построена Столица, ибо королевский бард Охтана предсказал, что здесь будет найден Камень. И здесь обрел Атала, сын Силлаты, королевство Дня, а Силлата радость, славу и разлуку со вторым сыном — Алатой, Королем Ночи. Они с Тайальде прожили в любви много лет, а когда умер великий Силлата, Тайальде ушла из снов Богов вместе с ним. В тот день, когда Камень избрал первого из королей Дня, с южной стороны возле Камня стоял предок Тианальтов, Тианда. Тогда уже была заложена Уэльта, а еще до того — Тиана и Дарда. Города юга самые древние в мире, ибо с юга пришли в мир люди, по великой Белой Дороге, через Врата, открытые Красным копьем. А потом еще было долгое завоевание севера и востока, заселение Ночными Холмов…