Рассуждая об этом, кадеты вспоминали петровский наказ офицеру: не держаться «яко слепой стены» буквы устава, ибо в уставах «порядки писаны, а времен и случаев нет».
Часто вспоминался им и другой завет Петра I, выраженный в историческом приговоре боярской думы: «Морским судам быть!»
С 1764 года началось усиление русского военно-морского флота. Международное положение было тревожным: и турки и шведы могли начать войну в любое время; морским кадетам нельзя было не задуматься над вопросом: по каким тактическим правилам будут сражаться на новых судах русские моряки?
Для умов пытливых это был вопрос спорный. Западноевропейская морская мысль предпочитала осторожность. Федора же Ушакова привлекала решительность, где бы она ни проявлялась: его восхищала тактика Суворова и царя Петра.
Воспитанники Корпуса находились под влиянием русской военно-морской школы, в то время — самой передовой в мире. Одним из ее представителей был корпусный профессор Николай Гаврилович Курганов. Он преподавал математику и астрономию, переводил с иностранных языков книги по военно-морскому и военно-инженерному делу, а также писал стихи. Кадетам были хорошо известны его строки о ботике Петра I:
Сей ботик дал Петру в моря вступить охоту.
Сей ботик есть отец всему Российску флоту.
Ученик Ломоносова, он защищал все русское, самобытное, но не уважал родовитости и любил повторять слова своего учителя: «Кто родом хвалится, тот хвастает чужим».
Курганов был самостоятельный человек. В молодости, когда он преподавал астрономию в гардемаринской роте, там обучал юношей французскому языку иностранец Вентурин. Курганов тоже стал брать у француза уроки, платя ему по десяти рублей в месяц. Деньги эти были по тем временам большие, и ученик не вытерпел: он взял у Вентурина французскую грамматику, переписал ее и начал учиться самостоятельно, не прибегая более к помощи учителя и перестав ему платить. Француз пожаловался А. И. Нагаеву, заведовавшему тогда гардемаринской школой. «Грамматику я велю тебе отдать, — сказал в ответ Нагаев, — а платить Курганову не из чего, ибо сам он получает едва 150 рублей в год...»
Курганов имел обыкновение рассматривать свою записную книжку и читать из нее кадетам. «Наше войско, — напоминал он им особенно часто, — с природы весьма храбро и мужественно, когда оным управляют благоразумные и храбрые начальники». И юные моряки навсегда запоминали эти золотые слова.
Курганов перевел с французского «Новое сочинение о навигации» Бугера и готовил перевод «Науки морской» другого француза — Бурде де Вильгюэ. Используя богатый русский морской опыт, Курганов исправил и дополнил это французское сочинение и добавил к нему целую часть. Он сообщил в нем массу сведений по кораблестроению, навигации, артиллерии и подготовке канониров, а также описал правила эволюции[123] парусного флота, изложив все это более толково, чем Вильгюэ.
Под руководством Курганова кадеты изучали указы Петра I по армии и флоту, «Регламент о управлении адмиралтейства и верфи», «Устав воинский» и «Устав морской».
Главными же пособиями в Морском корпусе были труды С. И. Мордвинова и Ф. И. Соймонова.
Лейтенант Семен Мордвинов был автором «Полного собрания о навигации» — книги учебной, написанной живо, доступно.
Дети, сему учитесь,
Волн морских не страшитесь! —
убеждал он юных читателей в начале своего труда.
Навигатор и гидрограф Федор Соймонов описал западный и южный берега Каспийского моря и положил их на карту; издал также «Экстракт штурманского искусства» и лоцию Балтийского моря — «Светильник морской». Лоцию эту Соймонов сопроводил предисловием, объяснив в нем, что «оный светильник» — голландский, но в настоящем издании — исправленный, так как в русских водах он «весьма неясно светил».
В 1764 году вышла в переводе на русский язык книга французского ученого иезуита Госта «Искусство военных флотов, или Сочинение о морских еволюциях». Это была старая (конца XVII столетия) «тактика», прочно утвердившаяся в западном военно-морском мире. Для своего времени этот труд имел большое значение, но к семидесятым годам XVIII века он уже устарел.
Петровский «Устав воинский» гласил: «Упреждать и всячески искать неприятеля опровергнуть». «Устав морской» требовал таких же решительных действий. Труд же Госта не учил этому. В нем говорилось: «Два в флота могут принудить один другого к бою». Было сказано: «могут принудить», но не было сказано: «должны».
Курганов отзывался об этой книге пренебрежительно. «Гостово сочинение, — писал он, — изданное тому больше 70 лет, редко кто имеет, а после того Кораблевождение и Тактика пришли в немалое совершенство».
Федор Ушаков основательно познакомился с трудом ученого иезуита, но Гост не стал его путеводной звездой...
Весной 1765 года Федор был произведен в капралы. А осенью того же года в Морском корпусе в числе кадетов появился еще один Ушаков — Александр. Отец его — Андрей Степанович — был смотрителем винных погребов «ее величества», а до этого — дворцовым лакеем, каковым он числился в 1743 году.
Происходил Александр Ушаков от немногочисленной ярославско-тверской ветви этой фамилии, бывшей с ярославскими Ушаковыми «одного корня», и приходился Федору Ушакову дальней родней.
Келлермейстер Андрей Степанович в 1751 году умер, а вдова его, Акилина Павловна, около 1760 года вышла вторично замуж за чиновника Придворной конторы, Василия Кирилловича Рубановского, также овдовевшего незадолго до того.
У камер-фурьера Василия Рубановского был брат Андрей, обучавшийся вместе с Александром Радищевым в Пажеском корпусе. Андрей Рубановский, Александр Радищев и Александр Ушаков были закадычные друзья.
В 1763 году окончил Сухопутный шляхетный кадетский корпус и поступил в императорский Кабинет секретарем к Григорию Теплову Ушаков Федор Васильевич, «родом из Нижнего-Новгорода», то есть, точнее, — из Нижегородского уезда. Этот Федор Ушаков, дальний родственник морского кадета Александра Ушакова, стал «другом сердца» и «вождем юности» Радищева два года спустя.
Андрей Рубановский зачитывался в то время Вольтером и штудировал ломоносовское «Письмо о размножении российского народа», которое в списках ходило тогда по рукам. Это было уже вольнодумством. Федор же Васильевич Ушаков держался еще более передовых взглядов. Вместе с братом своим Михаилом, также окончившим Сухопутный шляхетный кадетский корпус, он бывал в доме у Рубановских и, видимо, там подружился с Радищевым. Четверо связанных родством Ушаковых хорошо знали друг друга, и возможно, что адмирал Федор Федорович во дни своей юности также встречался с Радищевым, хотя прямых свидетельств об этом нет.
Впрочем, с мая 1766 года капрал Федор Ушаков уже не имел возможности непосредственно поддерживать свои петербургские связи, так как 1 мая этого года был выпущен из Морского корпуса мичманом и на военном транспортном судне (пинке «Наргин») ушел в дальнее плавание: Кронштадт — Архангельск — Кронштадт.
«Господин губернатор Головцын, — писала Екатерина II в Архангельск в июне 1766 года. — Извольте выбрать в вашем месте двух купеческих детей лучших, ежели можно, домов, лет от одиннадцати, которые бы были дети доброй надежды... Оных пришлите ко мне, а я их намерена послать в Англию для обучения коммерции...»
Годом раныше, по распоряжению обер-прокурора Синода И. И. Мелиссино, были выбраны из разных семинарий десять воспитанников, «которые хорошую о себе подают надежду», и также посланы в Англию «дабы в университетах Оксфордском и Кембриджском в пользу государства обучаться могли наук».
С начала шестидесятых годов почти не прекращались такие командировки русских одаренных юношей. Этого требовали развитие научных и технических знаний в России, ее промышленный и культурный рост.
Одним из первых был послан за границу Василий Баженов. Великий русский зодчий провел два года в Париже, получил от короля Людовика XV предложение остаться во Франции, но отверг его и вернулся на родину в 1765 году.
Почти в одно время с ним был командирован в Глазго студент Московского университета Семен Десницкий, впоследствии прозванный «праотцем русского законоведения». Между прочим, он первый поднял голос в защиту женского равноправия в России и одним из первых стал читать лекции на русском языке.
В 1762 году два ученика Ломоносова — Иван Лепехин и Алексей Поленов — отправились в Страсбург: один — для завершения естественно-исторического образования, другой — для изучения юридических наук.
Екатерина II, стараясь придать вид законности своему крепостническому правлению, задумала завести в России европейски образованных юристов, подготовив их из русских, вполне благонадежных людей. С этой целью она решила послать в Лейпциг для обучения в тамошнем университете наиболее одаренных воспитанников Пажеского корпуса. Просмотрев список пажей, она наметила шестерых из них, в том числе Рубановского и Радищева. Против каждой фамилии Екатерина поставила кружок...
Александр Николаевич Радищев родился (20) 31 августа 1749 года, по одним сведениям — в селе Верхнем Аблязове (нынешнего Кузнецкого района, Саратовской области), по другим — в Москве[124].
Отец его, Николай Афанасьевич, имел землю в уездах: Пензенском, Костромском, Боровском, Клинском и Московском. Самым крупным из этих имений было пензенское — село Верхнее Аблязово, а наименьшим — деревня Немцово под Малым Ярославцем. Крестьян у Н. А. Радищева было более 2 тысяч душ.
Николай Афанасьевич служил в лейб-гвардии Преображенском полку, куда был выпущен в 1738 году из Сухопутного шляхетного кадетского корпуса. До нас дошел выданный ему при окончании корпуса аттестат: