Командир «Рождества Христова» капитан второго ранга Ельчанинов подошел к Федору Федоровичу.
— У турок сегодня праздник рамазан-байрам. Едва ли у них будет охота сражаться.
Ушаков развел руками.
— Ничем не могу помочь. Им придется сражаться или бежать.
— Ветер дует с берега... — помолчав, произнес Ельчанинов.
— Как видите.
— А мы идем под батареи...
— Правильно.
— Стало быть, идем добывать ветер?
— Стало быть так, — сказал Ушаков.
Было три часа дня. Турки поняли грозившую им опасность.
Русский флот приближался под всеми парусами, без малейшего колебания, в строю трех походных колонн.
Короткие тупые удары сотрясли воздух — батареи Калиакрии открыли огонь по эскадре.
Но Ушаков, миновав линию, на которой располагались суда противника, устремился между берегом и неприятельским флотом. Пройдя под выстрелами батарей, он выиграл ветер и, отрезав турок от берега, получил возможность их атаковать.
Бывшие на суше матросы кинулись к шлюпкам, спеша попасть на свои корабли и фрегаты. Смятение охватило командиров турецких кораблей. Думая лишь об одном: как бы уйти с попутным ветром в море — они рубили якорные канаты и второпях ставили паруса.
Восемнадцать больших кораблей, семнадцать фрегатов и сорок три мелких судна теснились в беспорядке. Два корабля сошлись с треском и скрипом: на одном свалилась бизань-мачта, на другом переломился бушприт.
В то же время множество сигналов появилось на всех брамстеньгах у турецких адмиралов, и последовали пушечные выстрелы с их кораблей; они означали строжайший выговор и требование восстановить порядок; но сделать это было трудно: Ушаков уже спускался на турок, оказавшихся в невыгодном, подветренном, положении, принуждая их принять бой.
Капудан-паша, бежав с эскадрой под ветер, строил линию то на левый галс, то на правый. Твердого боевого управления у турок не было. Видя их замешательство и стремясь, как всегда, нанести удар флагману, Ушаков пошел на него со своими тремя колоннами. Тогда руководство боем у турок взял в свои руки Саид-Али.
Уйдя вперед с отдельной эскадрой и выстроив ее на левом галсе, он увлек за собой остальные суда, в том числе и судно капудан-паши.
Турецкий, флот растянулся волнистой линией, но это был уже некоторый боевой порядок.
Ушаков также построился параллельно противнику и приказал атаковать его с предельно возможной быстротой.
Между тем Саид-Али, шедший в авангарде неприятельской линии, отделился. С двумя кораблями и двумя фрегатами он уходил все дальше, стремясь выиграть ветер, и, обогнав головные суда русского флота, поставить их в два огня.
Ушаков разгадал маневр и решил лично сразиться с алжирским пашою. Он вышел из линии и пустился в погоню, обгоняя передовые свои корабли.
По его сигналу весь русский строй сомкнулся и последовал за своим адмиралом.
Впереди Ушакова выходили на ветер четыре корсарских судна. Но корабль «Рождество Христово» был отличный ходок. Расстояние между ним и алжирским флагманом быстро уменьшалось. Ушаков настиг Саида-Али, обошел его с носа и загородил ему дорогу. И тотчас в упор, с расстояния полукабельтова, грянул борт русского корабля.
Начав поединок, Ушаков сделал сигнал своим командирам: «Подойти на самую ближнюю дистанцию и атаковать соответствующие суда!»
Хорошо понимая, какое значение имеет Саид-Али для турецкой эскадры, Ушаков напал на судно корсарского флагмана, громя его непрерывным огнем.
Огромный корабль замер, утратив живость движений, колыхая над морем громаду своих парусов. Атакованный с носа, он мог отвечать только из носовых орудий, в то время как против него действовал целый корабельный борт.
Алжирцы — те, что были предназначены для абордажей, — толпились на деках, ища спасения от русской картечи и ядер. Они криком своим заглушали слова команды и мешали действию батарей.
И тут с «Рождества Христова» увидели: на верхнем рее фок-мачты алжирского корабля появился матрос; он держал в руке молоток и колотил им по флагштоку. Это Саид-Али приказал прибить флаг гвоздями, чтобы команда не могла его спустить.
Ошеломляя противника быстротой, Ушаков двинулся с места, подошел под корму алжирца и дал продольный залп. Золоченая корма рассыпалась вдребезги, как стеклянная; бизань-мачта рухнула со всеми парусами; полетела в воду форбом-брам-стеньга и с нею — прибитый гвоздями флаг.
Верхняя палуба корабля была хорошо видна Ушакову. По ней ползали раненые; ее затягивало дымом, и матросы метались по ней, сбивая комендоров с ног.
— «Капудание»!.. — сказал Ельчанинов, глядя на выведенную по корабельному борту надпись, и обратился к Федору Федоровичу: — Это самый лучший корабль неприятельской эскадры.
— Наименование несчастливое, — ответил Ушаков сквозь зубы. — Один «Капудание» уже истреблен мною в минувшем году.
— Ваше превосходительство! Поглядите!.. — воскликнул Ельчанинов, указывая на корабль противника.
Высокий смуглый человек в белом тюрбане и шелковой яркой одежде появился на юте «Капудание». Лицо его было искажено страхом; одною рукой он сжимал саблю, в другой держал пистолет.
Это был корсарский адмирал Саид-Али, поклявшийся султану привезти «Ушак-пашу» в клетке.
Лицо и шея Федора Федоровича стали багровыми.
— Саид-бездельник! — прокричал он изо всей силы. — Я отучу тебя давать обещания!.. — и погрозил кулаком.
Уже заряжали орудия, сыпали на затравки порох. Корабль «Рождество Христово» готовился к новому залпу. Но избитый, исковерканный «Капудание» уклонился под ветер и спасся от нового удара; два алжирских корабля, шедшие следом, заслонили его.
Первый из них был под вице-адмиральским флагом. За вторым в кильватер шли два фрегата: четыре корсарских судна спешили на помощь Саиду-Али.
Ушаков перенес огонь на вице-адмирала и посмотрел на море.
Весь флот его был в движении, согласном и величественном, как на маневрах. Он палило из всех — больших и малых — пушек, атакуя волнообразный турецкий строй.
Ближе всех к противнику был арьергард под командой Пустошкина. Не так близко, но вся в молниях залпов держалась «Навархия» Сенявина. Стремительно шел в атаку «Св. Павел», и яростно разряжал свой борт корабль «Мария Магдалина» — им командовал бригадир Голенкин, уже показавший себя в предыдущих боях.
Ушаков усмехнулся. Он видел, как теснят его корабли турецкую линию, как она уваливается под ветер, все больше расстраиваясь и ломаясь. Он знал, что у турок слишком мало матросов, чтобы управиться с пушками и парусами, так как часть экипажей осталась на берегу.
Но ему самому угрожала опасность: алжирский вице-адмирал, пройдя вперед, открыл по нему огонь из своих кормовых орудий; второй турецкий корабль выдвинулся у «Рождества. Христова» с левого борта, а два фрегата легли против правого. Ушаков был почти окружен.
И он начал бой один с четырьмя судами. Поражая их метким прицельным огнем и не давая-им развить атаку, он сигналом приказал подойти к месту сражения трем своим кораблям.
«Иоанн Предтеча», «Александр Невский» и «Феодор Стратилат» поспешили исполнить сигнал флагмана. Но когда они подошли к нему, все четыре судна противника были уже сбиты и отступали за линию, открыв алжирского пашу действию русского огня.
Корабль «Рождество Христово» ринулся в этот прорыв и врезался в середину вражеского флота, ведя огонь на оба борта, громя «Капудание» и ближайшие к нему суда.
Этим маневром турецкий строй был окончательно нарушен и спутан, ибо русская линия к этому времени вконец стеснила и смешала неприятельские корабли.
Они укрывались один за другим, сами поражали себя своими выстрелами и кучей бежали под ветер. Впереди спасался бегством отряд алжирского вице-адмирала. Его преследовали «Иоанн Предтеча», «Александр Невский» и «Феодор Стратилат».
Турецкий флот был окружен. Его корабли, прорываясь, уходили на буксирах гребных шлюпок, и каждый из них подставлял русским залпам свою корму.
Картечь и ядра били по ним, как по густому лесу. Турки отстреливались наугад, в дыму и сумятице, а русский флот, сомкнув дистанции между судами, гнал и поражал их до самой ночной темноты...
Только случай избавил капудан-пашу от полного разгрома и плена: внезапно наступивший штиль помешал Ушакову захватить турецкие суда.
В полночь снова задул ветер, и русские возобновили погоню. Но у турок были «скорые ноги». К утру с салингов можно было разглядеть лишь верхушки парусов в стороне Босфора.
Крепкий ветер и зыбь заставили Ушакова стать на якорь у мыса Эмине́...
Это произошло в тот самый день, когда верховный визирь в Галаце решился подписать предварительные условия мира. Они были не слишком тяжелы для турок, ибо ни та, ни другая сторона не знала еще, что турецкий флот разбит.
А он разбежался к анатолийским и румелийским берегам, рассеялся по морю. Капудан-паша, боясь гнева султана скрылся в неизвестном направлении, и турки потом долго не могли его отыскать.
Одна лишь алжирская эскадра достигла Константинополя. Она пришла ночью после сражения. Пушечная пальба разбудила султана: «Капудание», разбитый, с простреленными парусами, подавал сигналы бедствия.
И столицу охватил страх.
Султан отправил в Галац гонца, приказывая визирю поспешить миром. В Стамбуле ожидали появления «Ушак-паши» на Босфоре. И у него действительно такой план был.
Отстоявшись у мыса Эмине́ и выслав крейсерские суда для поиска у побережья, он быстро исправил повреждения. Потери его были невелики: семнадцать убитых и двадцать семь раненых; турки же опять, как и в предыдущем сражении, потеряли больше двух тысяч человек.
Получив от пленных известие, что алжирские корабли будто бы укрылись в Варне, Федор Федорович решил прежде всего покончить с ними, а затем, войдя в Константинопольский пролив, истребить оставшийся турецкий флот.
Восьмого августа Ушаков появился в виду Варны. Навстречу ему от берега отошли два судна. Но турки не бежали, а напротив — приближались, делая к