Им было предусмотрено все, до последней мелочи.
Его целью было навязать противнику план штурма, подчинить своей воле весь ход действий. И он составил особые сигналы для атаки Видо и Корфу. Их было сто тридцать два.
Утро 18 февраля[197] стало утром штурма. Ветер дул прямо на остров Видо. От небольшого волнения тонкая пена покрывала Корфиотский залив.
Двухдневный шторм уничтожил боны, преграждавшие подступ к островным бухтам; цепи разорвало, а бревна прибило к берегу, и теперь ничто не мешало высадить десант.
На рассвете Ушаков поднял сигнал:
«Приготовиться идти атаковать остров!»
Тотчас из порта Гуино вышли лодки и приблизились к кораблям и фрегатам. Суда взяли их к себе на бакштовы[198], и лодки стали у противоположных берегу бортов, укрытые от огня вражеских батарей.
Ушаков взмахнул рукой, и со «Св. Павла» ударила сигнальная пушка. Мгновенно молнии блеснули на обеих русских батареях — огонь открылся против всех укреплений Корфу.
Затем один за другим последовали сигналы флоту:
«Атаковать остров Видо!»
«Подойти на картечный выстрел!»
«Стать на якорь шпрингом[199], чтобы удобнее действовать в желаемые места!»
Подавая пример, «Св. Павел» первым направился к острову, и тотчас же понеслись в атаку два фрегата. За ними двинулся и весь флот.
Ушаков приблизился к первой батарее, осыпал ее градом ядер, затем подошел ко второй и также дал залп. Он стал против третьей на картечный выстрел, развернувшись к берегу бортом. Так же разворачивались и другие русские корабли, занимая места, которые назначил им адмирал.
Только турки держались в отдалении, не умея быстро повернуться на шпринге. Ушаков знал об этом их недостатке и поставил их во второй линии, позади своих кораблей.
Атакующие суда с трех сторон охватили остров.
За восемь лет до этого такой же дугой атаковала русская флотилия батареи Измаила.
Но она шла на веслах. То были лодки, барказы, катера, лансоны.
Против Корфу же начал действия большой флот.
Французы растерялись. Затем они кинулись к каленым ядрам. Однако средство это не оправдало надежд.
Чтобы накалить ядро до нужного — вишневого — цвета, требовалось никак не менее часа. Ядер было заготовлено много, но стрельба ими велась медленно. Кроме того, в ствол орудия приходилось класть пыжи из мокрого сена, а от этого порох часто сырел.
Противник не успел выпалить по второму разу, как фрегаты засыпали его картечью. При этом русские суда также терпели от огня. С высоты уже били по ним тяжелые крепостные пушки, а каленые ядра вызвали на фрегатах несколько пожаров. Атака замедлилась, но с адмиральского корабля следили за всем зорко. «Невзирая на опасность, производить действие!» — поднял сигнал Ушаков.
Канонада усилилась. Флот сразу же грозно возвысил голос. Не прошло минуты, и пространство над морем уже все стонало. Воздушные дуги летящих бомб устилались искрами, едва заметными в свете наставшего дня.
«Сбивать стены и укрепления!» — взвился новый сигнал адмирала. И зелень кустарников на берегу вмиг побелела, засыпанная вихрем щебня и пыли. Залпы кораблей ударили по батареям, сбивая с них камень, людей и пушки, обрушивая глыбы скал.
На «Св. Павле» перекликались боцманские дудки. Со всех трех палуб тянуло терпкой пороховою гарью. Люди привычно и быстро чистили стволы, закатывали ядра и наводили. Сизый туман стоял вокруг них.
Федор Федорович ходил по верхнему деку и бросал отрывистые указания комендорам:
— Уменьшить пороху, чтобы выстрелы брали ближе!.. Поднять орудие, чтобы ядра далее шли!..
Вдруг он заметил, что одна из пушек все время стреляла по какой-то ложбине, где совсем не было батарей. Он отыскал наводчика и остановился подле него, наблюдая. Комендор был из новых — «пустошкинский», — недавно прибывший и взятый на корабль адмирала. Ни фамилии, ни имени его Ушаков не знал.
Матрос работал с азартом и уверенностью человека, отлично изучившего свое дело и не смущающегося тем, что за ним следят.
Ушаков смотрел на него и все более убеждался, что видит этого человека впервые. У него были светлые брови и волосы и лицо белое, уже начинавшее припухать от голода; фуфайка зеленого цвета и парусинные брюки в заплатах; шея повязана черным бумажным платком.
— Замечаю: выстрелы недействительны! — строго сказал Федор Федорович. — Ты для чего же по пустому месту стреляешь?!
Матрос замер и вытянулся. Глаза его блеснули; они были синие, со слезой.
— Никак нет, ваше превосходительство! Я палю в те места, где можно угадать укрывшегося неприятеля!..
— Молодец!.. Прозорлив!.. — сказал Федор Федорович и пристально посмотрел наводчику в глаза...
Когда он вышел на шканцы, его встретил Метакса, исполнявший обязанности флаг-капитана.
— Командиры Сенявин, Войнович и Шостак, — озабоченно доложил он, — ведут сильный бой с пятою батареей и французскими судами «Ла-Брюн» и «Леандр».
— Опросите их, нельзя ли подойти к батарее на самое близкое расстояние и сбить оную? Тогда корабли неприятельские будут открыты... Пусть отвечают: красный флаг на грот-брам-стеньге, означающий «да», то есть «можно», и тот же флаг — на фок-брам-стеньге, ежели нельзя!..
Через несколько минут командиры были опрошены и ответили: все корабли подняли красный флаг на грот-брам-стеньге, означающий «да»...
Приближался решающий миг высадки.
Атакующие посылали залп за залпом. А турки по-прежнему держались во второй линии, стреляя изредка в промежутки между русскими кораблями или через них.
Ушаков хмурился и качал головой, когда, почти касаясь верхушек мачт, низко пролетали турецкие бомбы. Внезапно глухие удары сотрясли корабельный корпус: это союзный фрегат, стоявший за «Св. Павлом», всадил в его борт два ядра.
— Нас атакуют?! — насмешливо сказал Федор Федорович. — Бесподобно!.. — Он погрозил кулаком турецкому судну и поднял сигнал: «Не в то место стреляешь! Осмотрись!»
Было одиннадцать часов. Ушакову доложили, что пушки с батарей острова сбиты. Последовал приказ — начать высадку, и люди кинулись на барказы, шлюпки и катера.
Жители заранее указали Ушакову удобные бухты. Шлюпки двинулись вперед под прикрытием барказных и корабельных пушек, удачно пристали там, где было нужно, и гренадеры подполковника Скипора, составлявшие основную силу десанта, в одно время с матросами, быстро вышли на берег сразу в трех местах.
С барказов по сходням спустили орудия, и потерь при этом почти не было. Утонула лишь одна медная пушка — из тех, что султан прислал на эскадру, когда она стояла в Буюк-дере.
К удивлению всех, турки с охотой пошли в атаку. Они прыгали с лодок и по пояс в воде бежали к берегу, держа сабли над головой и кинжалы в зубах.
В трех местах начался бой за батареи. Ушаков, припав к подзорной трубе, следил за штурмом. Перед ним мелькали дымки выстрелов, круглые шляпы русских матросов, треуголки и высокие меховые шапки французов.
— Умножить десант! — приказал он флаг-капитану, видя, что отряды высадились и уже ведут бой.
Он управлял штурмом Видо и в то же время — действиями против крепости Корфу. Хриплым голосом произносил он слова команды, и сигналы следовали один за другим:
«Стрелять по кораблям!»
«Стрелять в Старую крепость!»
«Стрелять в Капо-ди-Сидерио!»
«Умножить десант!»
На одной из батарей взметнулось полотнище русского флага.
— Умножить десант более и более!.. — последовал приказ Ушакова.
И цветные флажки сигнала мгновенно передали приказ судам...
Две тысячи человек высадились на острове Видо. Это было не много против пяти батарей и сильного гарнизона. И все же к двум часам дня почти все батареи были взяты, хотя морякам пришлось штурмовать каждый камень, брать каждую щель.
Тогда последовал сигнал о начале общей атаки, и находившиеся на Корфу войска с лестницами и фашинами устремились на штурм.
Их первый приступ был отбит. Но высаженные с кораблей десанты позволили усилить натиск, и моряки овладели бастионами Санто-Роко и Сан-Сальваторе. Неприятель перебежал в Сан-Абрамо. Однако в поясе внешних укреплений этот форт был последним. Взяв его, русские заставили противника укрыться в цитадели и тотчас атаковали город с северной стороны.
Теперь и жители приняли участие в сражении. Они кинулись на французов, помогая завершить бой.
Корабли вступали в бастионы.
Моряки и солдаты, усталые и голодные, утверждали бессмертную русскую славу, вступая в твердыню, которую никто еще никогда не брал.
В клубах дыма и пыли лежал перед ними Корфу. А на шканцах «Св. Павла» стоял хмурый, озабоченный человек, к которому сходились все нити этого небывалого штурма. Он видел все — большое и малое, обнимал совокупность действий войск и флота и постепенно обретал уверенность, что штурм идет к концу.
Со времени Измаила жили в народе солдатские слова о Суворове, — о том, что он будто бы «командует палочкой и ею передает войскам свою силу». Федор Федорович, может быть, и не слышал об этом и уж конечно не думал, что та же «палочка» — в руках у него самого.
Корабельная артиллерия продолжала громить цитадель Корфу.
Остатки французского гарнизона на острове Видо сдались. На всех батареях были подняты русские и турецкие флаги. Тогда турки начали резню.
Они брали французов в плен, тащили на берег и, несмотря на крик: «Пардон!» отреза́ли им головы. Русские отдавали туркам последние свои деньги, спасая пленным жизнь.
Но число жертв росло. Тогда русские моряки, построясь в каре, поставили сдавшийся гарнизон в середину и оттеснили своих союзников, направив на них примкнутые штыки...
Пушки палили. Приближался рассвет, но еще было темно. Три французских офицера вышли из Старой крепости. Один из них держал факел, освещая дорогу, другой — белый флаг.