Но рескрипт не застал Суворова в Милане. Он уже был за рекой, переходить которую ему запрещалось, и занимал позицию между Макдональдом и Моро. Однако ни того, ни другого не было видно. Лишь через месяц выяснилось, что первый еще не покинул Средней Италии, а второй прикрывает подступы к Турину и главные проходы Апеннин.
Суворов двинулся против Моро, но тот отступил в Генуэзскую Ривьеру. Тогда войска направились к Турину — столице Сардинского королевства, важнейшему узлу Пьемонта. 15 мая Турин пал.
Произошло то же, что и в Милане. Гарнизон заперся в цитадели. Суворов восстановил пьемонтскую армию, весь прежний, дофранцузский порядок и даже прежних должностных лиц. Подобные действия не могли понравиться в Вене: русский фельдмаршал возрождал независимость Сардинского королевства, Австрия же хотела его присоединить.
Новый рескрипт объявил Суворову, что он не должен вмешиваться в управление страною; вновь предписывалось не предпринимать наступательных действий и продолжать лишь осаду Мантуи и цитаделей занятых городов.
Руки Суворова оказались связанными. Ему не давали кончить дело на севере и двигаться дальше — на юг, к Генуе. «Везде гофкригсрат, — твердил он с негодованием, — неискоренимая привычка битым быть!»
Принужденный к бездействию, он простоял две недели в Турине, пока не узнал о приближении сильных колонн Макдональда. Это было до того неожиданно, что австрийцы уже приготовились к бегству. Но Суворов воздействовал на них приказом «Неприятельскую армию взять в полон!..
Совершив беспримерный марш навстречу противнику, доведя быстроту передвижения до последней возможности, он встретил Макдональда на берегу Требии и разбил его в трехдневном бою.
Война решалась в Италии. Неприятель терял эту страну, и его собственные границы были в опасности. Суворов одолевал французскую армию, и вся Европа смотрела на него...
Он снова потребовал похода на Геную, но получил тот же ответ, что и раньше. Решимость русского полководца была чужда австрийским министрам. Напрасно доказывал он, что войну надо кончить в Париже и что «лучше одна кампания вместо десяти».
Он написал Павлу, прося отозвать его из Италии, но Павел принял сторону Вены. Пришлось смириться и выжидать.
И он провел шесть недель, выжидая, разрабатывая план отложенного похода и деятельно подготовляя самый поход. В Ливорно и Пизе устроил он провиантские магазины — базу для будущих военных действий — и обратился с просьбой к Ушакову блокировать флотом Геную, чтобы «оголодить» французские войска.
В середине июля сдались Миланская и Туринская цитадели, а затем Алессандрия и Мантуя — к великому удовольствию венских политиков. В Австрии сочли кампанию завершенной. Но для Суворова она только начиналась. Он должен был довести ее до конца.
Крепости пали — исчез главный довод австрийцев, позволявший им удерживать Суворова от движения на юг.
Но он не знал, что́ делается у него за спиною: что венский двор уже тайно принял решение убрать русские войска из Италии. Их собирались перебросить в Швейцарию, где австрийцы в это время стали терпеть неудачи. Император Франц ожидал лишь согласия Павла, чтобы объявить Суворову этот приказ.
Глава восемнадцатая Интрига Нельсона
Теперь вы знаете мой образ мыслей и согласно ему будете действовать...
Эскадра Сорокина, подойдя 22 апреля к Бриндизи, застала неприятельский гарнизон врасплох.
Комендант и приехавшие для сбора контрибуций комиссары в это время как раз расположились обедать. Они бросили деньги и вещи, собранные с населения, и пустились бежать, едва успев сесть на суда.
От Бриндизи Сорокин пошел на север. Жители толпами встречали эскадру. Прибрежные замки салютовали ей.
Десятого мая была занята Манфредония. Капитанлейтенант Белли, имея всего шестьсот русских солдат и матросов, двинулся в глубь страны.
У французов не было сил. Макдональд в эти дни выступил навстречу Суворову, и Партенопейская республика осталась почти без французских войск.
А к русскому отряду присоединялись молодчики наместника короля — кардинала Руффо. Это были люди, поднятые им на защиту трона, — темный, невежественный и жаждущий крови сброд.
Страна дворян и священников — бывшее Неаполитанское королевство — переживала революцию. Провозглашение республики всколыхнуло душу народа и разделило юг Италии на врагов и приверженцев короля.
Кардинал Руффо собрал в Калабрии войско. Дворянские прихвостни, бродяги, нанятые на королевские деньги, шли резать французов и неаполитанцев, считая, что разницы между ними нет.
Кардинал встретил Белли на пути к столице и просил обуздать его буйную «армию». Русские офицеры взялись было навести в ней порядок, но быстро убедились, что этого добиться нельзя.
Французы преграждали отряду дорогу, но попытки их были тщетны, хотя они и бросали в бой все свои силы. Горсть русских пересекла страну от Адриатики до Тирренского моря и 1 июня увидела Неаполитанский залив.
Белли подошел к Неаполю со стороны Везувия, овладел городом Портичи и взял форт Гранателло, выбив из него гарнизон.
После нескольких жарких схваток французы укрылись в городских фортах. Тысяча пятьсот патриотов заперлись там же. Дети юной республики уже не считали французов своими друзьями, но перед лицом общей опасности решили разделить с ними судьбу.
Молодчики кардинала ворвались в город, и началась кровавая расправа. Вся муть Неаполя поднялась на поверхность. Грабежи и убийства продолжались восемь суток, и восемь суток русские укрощали ярость мстителей, спасая всех, кого только могли.
Так, был спасен композитор Чимароза. Он написал музыку для республиканского гимна. За это королевские громилы разбили его клавесины и бросили в тюрьму его самого.
Но Чимароза провел три года в России. Русские офицеры были наслышаны о его искусстве. Во главе с Белли явились они за ним в подземелье и вырвали его из рук палачей...
Девятого июня был взят один из замков — Кастель Нуово.
С начала высадки русские не понесли почти никаких потерь.
Министр Мишру, находившийся при десантном отряде, сообщил в Петербург неаполитанскому посланнику:
«Весь урон состоит в одном офицере и шести рядовых убитых — потеря ничем не наградимая, ибо каждый Россиянин есть герой...»
Два других замка были в осаде. С суши их осаждал русский капитан-лейтенант Белли, а с моря блокировал английский коммодор Фут.
Его суда заставили сдаться прибрежную крепостцу Кастелламаре. Затем сложили оружие и защитники фортов Кастель дель Ово и святого Эльма. Белли, Фут и кардинал Руффо подписали условия капитуляции, в которых важнейшими были статьи:
«Личность и достояние каждого входящего в состав обоих гарнизонов будут пощажены и неприкосновенны.
Все названные лица могут либо отправиться в Тулон, либо остаться в Неаполе, где обеспечивается неприкосновенность для них и для их семей».
Но еще не просохли на этой бумаге чернила, а на замках и английских судах еще развевались переговорные флаги, когда на взморье показалась эскадра. Это был Нельсон, прибывший из Палермо. С его корабля последовал сигнал коммодору Футу: «Спуетить переговорный флаг!»
Нельсон был раздражен. Он рассчитывал опередить русских в Неаполе, но просчитался: его корабли подоспели к столице уже после того, как Белли ее освободил.
Вместе с Нельсоном прибыл английский посланник Вильям Гамильтон со своею супругой леди Эммой. Эта женщина была доверенным лицом неаполитанской королевы, ненавидела республиканцев и очень многое решала при королевском дворе...
Флаги были спущены; условия, подписанные союзными командующими, объявлены недействительными. Патриотов распределили по судам, назначенным для перевозки их во Францию, и каждое из них было поставлено на якорь под пушками английского корабля.
Прибыл король Фердинанд и объявил, что в его намерения никогда не входило вступать в соглашение с бунтовщиками.
После этого начала действовать юнта — временный верховный суд для истребления «бунтовщиков».
В течение нескольких дней погибли славнейшие: составитель неаполитанской конституции Марио Пагано; редактор первой революционной газеты в Неаполе Элеонора Фонсека; любимцы народа Джендзано, Матера и еще много, много других.
Коммодор Фут подал в отставку. Но это ничуть не помогло делу. Республиканцев топили, вешали и расстреливали картечью. И они умирали, предсказывая, что «когда-нибудь Неаполь станет свободным, а их смерть послужит к просвещению родной страны».
Пленные французы не избежали бы той же участи, если бы этому не воспротивился русский капитан-лейтенант Белли. В эти дни дома, занятые его моряками, стали единственным убежищем для людей, искавших спасения. В городе сводились личные счеты: жертвы доносов переполняли тюрьмы. Белли хлопотал перед юнтой и для одних добивался помилования, другим же тайно помогал бежать...
Верховный суд приговорил к пожизненному заключению Караччоло — престарелого адмирала республиканского флота. Нельсон отменил приговор и приказал повесить Караччоло на рее собственного его корабля.
Осужденный просил одного английского лейтенанта ходатайствовать за него перед леди Эммой: он умолял заменить ему петлю пулей. Но леди Эмма не приняла лейтенанта, запершись в своей каюте, и вышла из нее только для того, чтобы увидеть казнь.
В субботу 18 июня Нельсон записал в своем дневнике:
«Ветер тихий. Облачно. На рейд пришли португальский корабль «Рэнья» и бриг «Баллон». Созван военный суд. На неаполитанском фрегате «Минерва» судим, осужден и повешен Франческо Караччоло».
Партенопейская республика тонула в крови...
«Милостивый государь мой Федор Федорович! — извещал Ушакова Суворов. — Александрийская