Однако нельзя обманывать себя бесконечно. Новый удар Влад встретил уже дома.
Вернувшись, он включил пылесос и заелозил щеткой по ковру. По телевизору крутили "Девчат", Владу захотелось переключить канал, и он завертел головой в поисках пульта.
Стоп, усмехнулось сознание. В твоем телевизоре "Радуга" нет дистанционного управления. Нет и не может быть. Потому что советскому человеку не впадлу встать с дивана и нажать на кнопку.
Влад нервно рассмеялся, не замечая, как пылесос жует край ковра. Вот те раз. Никогда не думал, что с ума сходят мгновенно. Шизофрения — это же не инфаркт… Но он прекрасно знал, с какого момента надо вести отсчет своему недугу. Вчерашний вечер, вагон метро и чернявый незнакомец, сующий ему в руку визитку: "Если почувствуете что-нибудь необычное, сразу мне позвоните!"
Это воспоминание обнадежило Влада. Может, все-таки это не он сошел с ума? Может, это вообще что-то не так?
А что, собственно, не так?
Влад выключил пылесос и сел на диван. Он старался дышать ровно — Лена учила так сосредотачиваться. В ритме медленных вдохов и выдохов происходящее как бы отстранилось. Превратилось в курьезный сон, который хочется вспомнить в деталях.
Итак, проблема в том, что он ощущает себя двумя разными людьми.
Вот, например, тот, кто сидит сейчас на диване, тупо положив руки на колени, — Владлен Никитич Верижников. Он инженер, работает в НИИ, занимается секретными разработками, связанными с атомной энергетикой. Двадцати девяти лет от роду, беспартийный, счастливо женат. В девяносто девятом году, перед дипломом, он ездил на молодежную стройку в Салехард и на обратном пути в поезде познакомился с Леной. Она училась в Ленинграде, а в Салехарде навещала родителей. Через два года весь институт гулял на свадьбе. Их дочке Анюте уже четыре. Вот фотография на книжной полке, где они все вместе на елке в детском саду…
Но с другой стороны он же — Владислав Никитич Верижников, менеджер в турагентстве. Со вчерашнего дня — разведен. Детей нет. Водит машину, прекрасно разбирается в компьютере, пользуется Интернетом. Знает, черт возьми, что это такое!
А с третьей стороны, эти самые Владлен и Владислав не то чтобы совсем разные люди. У них одни и те же родители. Одна и та же школа, институт. Одна и та же жена — была до вчерашнего дня. Правда, Владислав познакомился с ней не в поезде, а на банальной студенческой пьянке, потому что в его жизни не было ни Салехарда, ни молодежной стройки…
— Та-та-там! — весело пропел звонок.
От неожиданности Влад подпрыгнул, словно его застали на месте преступления, и лихорадочно огляделся.
— Та-та-там! Та-там!
Выскочив в прихожую, он встретился взглядом со своим отражением. Быстро провел ладонями по лицу, надеясь стереть растерянность и ужас. Отпер дверь.
— Па-пу-ля! Па-пу-ля!
Мимоходом обняв его за ногу, Анюта уточкой прокосолапила в квартиру. За ней появились два огромных чемодана. Несший их, коренастый и веснушчатый, в хорошем сером пальто с белым шарфом, аккуратно остановился на коврике.
— Здорово, Владька! Вот, доставил нах хаус в целости и сохранности.
— Гена! Ну что ты встал в дверях! Давай, проходи!
В прихожую ворвалась Лена — красная куртка нараспашку, светлые кудри выбились из-под берета.
— Ой, у вас уже такая теплынь, а у мамы вовсю зима. Такая позавчера была вьюга! Ну что ты остолбенел!
Она схватила Влада за уши и быстро поцеловала в нос. Ее щека пахла яблочным мылом.
— Ты что, не рад? — прищурилась она. — Не ждал нас? Да ты телеграмму-то получил?
Влад взял себя в руки. Поцеловал жену, обнялся с Геной. Промычал:
— Я… Да… У меня пылесос гудел, еле-еле звонок расслышал. Генка, проходи, раздевайся!
— Да зачем я тут нужен? — Генка махнул пухлой рукой. — Вы давно не видались, у вас свои дела, семейные…
— Гена, ну что за ерунда? — строго сказала Лена. — Конечно, оставайся. Сейчас сообразим что-нибудь на обед. Анюта! Солнце мое, иди сюда, я тебя раздену.
Анюта с визгом выбежала из комнаты. Лена тщетно пыталась ее поймать.
— Пожалуй, я все-таки пойду, — вздохнул Гена. — Иришка дома ждет. Пока, Владька. Ленусик!
Влад запер за ним дверь.
В комнате на полу Лена распаковывала чемодан. Анютка тут же вцепилась в любимого плюшевого зайца и застыла, о чем-то задумавшись. Ее мордашку освещало солнце.
Влад вышел на балкон. Внизу хлопнула дверь темно-зеленой "волги". Солидная машина… Для секретаря комсомольской ячейки в НИИ — даже слишком солидная. Но Генка Полевач всегда умел устраиваться. Он карьерист и не скрывает этого. Про таких говорят: из молодых, да ранний…
Влад смотрел вслед отъезжающей "волге", и у него кружилась голова. Вот так — только в другой жизни — выруливал со двора огромный черный "чероки". Его друг Генка Полевач увозил Лену. А он смотрел с балкона, бессильный, опустошенный…Ох, Гена, Гена… Влад — Владлен! — впервые по-новому увидел своего институтского товарища. Генка — добродушный толстяк, смешные бабьи манеры, высокий голос. Генка — друг семьи. Генка — палочка-выручалочка. Мебель перевезти — организуем. В очередь на машину вписаться — поспособствуем. Водки выпить — запросто. Я за любой кипеш, кроме голодовки! Ленусика с поезда встретить — ну, а для чего, в самом деле, друзья?
— …варенье из морошки. А это — специально для тебя, мама прислала. Копченый палтус! Ты слышишь, Владь?
Влад зажмурился. Чужие воспоминания и чужая боль парализовали его…
Он плакал. Об этом никто не знал, но он плакал — зло и мучительно. Это только женщинам слезы даются легко. Прошло дней десять с тех пор, как уехала Лена. Она уже присылала подругу за вещами, но одна ее белая маечка завалялась среди его футболок… Помнится, тогда он подумал: если бы она умерла, было бы легче, чем сейчас…
— Владь!
Лена так тихо подошла к нему сзади, что он вздрогнул. Потом повернулся и спросил шутливо-небрежным тоном:
— Генка к тебе не пристает?
Лена непонимающе уставилась на него. Потом расплылась в лукавой улыбке:
— Батюшки! Да мы ревнуем! Вла-а-дь!
Влад молча обнял ее, стараясь обхватить руками всю-всю-всю. Она, смеясь, вырывалась.
— Да ну тебя! Люди смотрят! Давай хоть с балкона уйдем!
Телевизор в комнате уныло бубнил:
— Поддержка Соединенными Штатами агрессивного курса Израиля на Ближнем Востоке по-прежнему направлена на наращивание израильской военной машины. По данным ТАСС, президент Райс открыто заявила…
Влад не слушал. Он сейчас был другим — Владиславом, к которому вернулась Лена.
9 апреля, воскресенье
Светлое пасмурное небо сорило снежинками. Они бесследно таяли на сером асфальте. В весеннем снегопаде есть что-то искусственное, думала Ульяна, потирая озябшие руки. Снег, кружащий над сценой…
Какая холодная нынче весна! Стылый неприветливый город — более подходящий фон для одинокой прогулки, чем солнце, и мать-и-мачеха, и прочие глупости.
Таким как она, думала Ульяна, по выходным следует впадать в анабиоз. Вообще отключаться и не жить, а не придумывать себе несуществующие дела вроде этой прогулки. Сегодня она опять убеждала маму — и самое себя, — что моцион полезен для здоровья. На самом деле, она просто не могла оставаться дома.
И дело не в том, что нельзя считать домом коммуналку — эдакий уродливый анахронизм на фоне города, уверенно шагающего в светлое капиталистическое будущее. И не в соседях дело — Ульяна привыкла их просто не замечать. И даже не в маме, такой же неудачнице, как она сама, всего женского счастья которой хватило лишь на то, чтобы родить ее, Ульяну… Остаться сейчас дома — значило смириться с бедностью и одиночеством. Принять бремя отпущенных ей безрадостных лет. А выйти на холод и ветер — значило бросить им вызов. Поэтому Ульяна любила холод и ветер. Они пахли надеждой…
Хотя, если честно, на что еще можно надеяться? Ей тридцать четыре — прекрасный возраст для состоявшейся женщины. И поздняя осень для одинокой.
Ульяна вспомнила того похожего на индуса мужчину, который сунул ей в руки визитку. И она взяла! Господи… Скоро она, как старая дева из анекдота, будет заглядывать под кровать в надежде обнаружить там мужчину.
Ульяна вошла в подворотню. Двор-колодец навис над ней грязными стенами. Вот и ее окно — со старым кактусом на подоконнике. А на кухне соседский сын-подросток курит в форточку. Он заметил ее и воровато выбросил окурок.
— Ульяна Николаевна! — окликнул ее молодой голос.
Ульяна обернулась. Ее догоняла девушка в красной кожаной курточке, высокая и темноволосая.
— Лиза?
— Узнали? — девушка приветливо улыбнулась. — А я вас давно караулю. Я вам звонила, и ваша мама сказала, что вы гуляете. Не замерзли? Такой дубак!
— Да нет. Я тепло одета.
Ульяну охватило странное волнение. Только что она вспомнила "индуса" из метро — и вот Лиза Лапина, которая тоже ехала в том вагоне. Совпадение? Ой, вряд ли…
— Ульяна Николаевна, мне надо с вами поговорить, — выпалила Лиза.
Так и есть! Не совпадение! Значит, тогда, в пятницу, она поймала за хвост начало какой-то истории. Быть может, ужасной. Быть может, не имеющей к ней никакого отношения… Ульяна боролась с волнением, но сердце уже застучало испуганно и радостно.
Через четверть часа они сидели за столиком в кафе. По телевизору марафоном показывали популярный сериал. Обе барменши, упершись локтями в стойку, следили за похождениями очкастой дурнушки. Лизе все же удалось привлечь их внимание и заказать два капуччино. Брать с Ульяны деньги она категорически отказалась. Ульяна так же категорически настаивала.
— Бросьте, — заявила Лиза. — Ну что мы будем из-за полтинника препираться? Лучше скажите: с вами ничего странного не происходило?
— Лиза, ну что в мои годы может происходить странного? — наигранно усмехнулась Ульяна.
— А вам не кажется, что вы — это не только вы, но и другой человек?
Ульяна не нашлась, что ответить. Девочка задает какой-то философский вопрос… Уж чего-чего, а склонности к философии за круглолицей и лопоухой Лизой Лапиной Ульяна никогда не замечала. Но сейчас Лиза смотрела на нее странно, словно дожидалась результата какого-то эксперимента. Потом махнула рукой.