Последствия были ужасны. Огненный столб, вырвавшийся из шлюза, ударил в челнок — но не освободил его, а только разрушил кокпит, испепелив заодно и виновника катастрофы. Маршевый двигатель при этом продолжал работать — и остановился только когда вышло всё топливо, то есть через полчаса. Этого времени вполне хватило, чтобы станция беспорядочно закувыркалась, сошла со своей, и без того не слишком стабильной орбиты, и медленно, неотвратимо к плоскости Колец, к сплошному полю каменных, ледяных и железных глыб.
Картину эту, замерев от ужаса, наблюдали на «Лагранже» в прямом эфире. Камеры были установлены на втором челноке — в момент катастрофы он висел в стороне и не попал под плазменный выброс. Пилот челнока, едва разобравшись в произошедшем, дал полную тягу и пошёл на сближение с погибающей станцией, но попытки состыковаться и снять уцелевших, ни к чему не привели из-за разрушенного шлюза и хаотического вращения станции. Единственное, что он смог сделать — это передавать на «Лагранж» картинку до самой последней секунды. После чего развернулся и увёл челнок прочь, не желая увеличивать скорбный счёт этого дня ещё на две человеческие души.
Мне рассказывали — уже потом, на Земле, — что Леонов все это время провёл в командном отсеке «Лагранжа» и слышал прощальные слова людей с «Кольца» за миг до того, как ледяная глыба смяла станцию, как пустую жестянку из-под пива. Не знаю, скольких лет жизни стоили Алексею Архиповичу те страшные часы — но скудная его шевелюра сделалась после этого совершенно серебряной…
К счастью, такие происшествия редкость. Но… масштабы проникновения человечества во Внеземелье растёт невиданными темпами; за пределами нашей планеты работают уже десятки тысяч людей, и недалёк тот день, когда счёт пойдёт на миллионы. При этом, увы, неизбежны и человеческие жертвы — их уже немало и будет ещё больше — недаром на чёрной плите монумента в Королёве нет ни одного имени, иначе скоро там не осталось бы свободного места…
А всё же, нельзя не признать: безопасность дальних перелётов, пожалуй, выше, чем у плаваний на крупных океанских судах. И дело не только в феноменальной (по сравнению с космическими, да и прочими летательными аппаратами «той, другой» реальности) прочности и надёжности конструкций. Хотя с тех пор, как отпала необходимость экономить на толщине обшивки и переборок, а так же на массе забрасываемого за пределы Планеты, оборудования, эти показатели почти сравнялись с таковыми у бульдозеров или, скажем, тепловозов. Главное, конечно, «батутные» технологии — ведь, случись какая-нибудь авария, достаточно зависнуть в Пространстве и вызвать с Земли ремонтную бригаду со всем необходимым оборудованием, запасными частями и специалистами, способными устранить неполадки в самые сжатые сроки. Причём не существует ограничений на габариты и типоразмеры — через «батут» легко пропихнуть практически всё, что может понадобиться, да и найти на складах Земли можно практически что угодно. Ну а в самом крайнем случае — несложно эвакуировать экипаж аварийного корабля через «батут», или, если тот не действует, погрузиться на лихтер и ожидать спасателей, которые способны добраться до места катастрофы практически из любой точки Солнечной Системы за считанные сутки. Для этого недавно введен в строй спасательный тахионный планетолёт «Амундсен» — насколько мне известно, он ни ещё разу не использовался по прямому назначению…'
«…не обошли неприятности — ничтожные, разумеется, на фоне трагедии 'Кольца-1» — и наш «Арго». После выхода из первой червоточины, (до Пояса Астероидов мы добирались в два прыжка, с промежуточной «остановкой» для определения координат и настройки тахионной торпеды) главный инженер объявил, что один из ионных двигателей барахлит. И если глубокоуважаемый Андрей Львович не хочет неприятностей, то лучше прямо сейчас, пока до Земли всего один прыжок, вызвать ремонтников. Капитан озадаченно нахмурился, буркнул под нос нечто неразборчивое и, как я подозреваю, не вполне цензурное, и согласился. В результате мы уже третий день висим примерно на уровне орбиты Марса (сама Красная Планета сейчас по другую сторону Солнца) и материм земных снабженцев, которые опять накосячили с номенклатурой запасных блоков. Решительно ничего в этой жизни не меняется — какой-нибудь клерк, формирующий груз для отправки за полтораста миллионов километров путается с номенклатурами запчастей точно так же, как его коллега, посылающий заказанные запчасти к тракторам «Беларусь» и картофелесажалкам в сельскую МТС…
К процессу ремонта меня и моих подчинённых не привлекали — специалистов хватало, что своих, из команды «Арго», что с Земли. Капитан, пользуясь неожиданной задержкой, приказал провести профилактический осмотр внешнего оборудования корабля, и прежде всего, шлюзового и швартовочного хозяйства — в предстоящей миссии именно на их механизмы придётся львиная доля нагрузки — и теперь я висел на внешнем корпусе и один за другим прощупывал переносным тестером электронные блоки, скрытые за многочисленными лючками. Такая работа не требовала особой сосредоточенности — отличить зелёный огонёк, сигнализирующий об исправности, от красного, сообщающего о неполадке, в состоянии даже корабельный кот Шуша, — так что у меня оставалось время для отвлечённых размышлений. Их плоды я после смены аккуратно заносил в электронный дневник — как эти вот строки, которые вы имеете удовольствие сейчас читать.
Почему, спросите, «отвлечённых»? Казалось бы, «Арго», по внешней обшивке которого мы ползали, словно муха по оконному стеклу, вполне конкретен, как и любой корабль во Внеземелье, за исключением тех, что не успели перекочевать с кульманов профильных КБ в эллинги орбитальных верфей. Но — именно этими, последними, только рождающимися в умах конструкторов инженеров-конструкторов и заняты сейчас мои мысли.
Подобно тому, как в индуистской мифологии земная твердь держится на спинах слонов, на двенадцати их ногах — так и освоение Внеземелья стоит на реакторных колоннах тахионных планетолётов. На настоящий момент их шесть единиц — два рейдера, наша «Заря» и американский «Дискавери», и четыре тахионных буксира, первым из которых стал французский «Сирано». Именно к этому классу относится и «Арго» — их задача состоит в доставке к другим планетам или планетоидам построенные на орбите Земли космические станции, оснащённые «батутами». Сами буксиры батутов не имеют; к точке назначения они идут при помощи тахионных торпед, возвращаются же через «батуты» станций. Тахионные буксиры — настоящие рабочие лошадки Внеземелья; за несколько лет, прошедших с того дня, когда «Заря» впервые доставила таким образом станцию в «Пояс Астероидов», они «развезли» по Солнечной системе не меньше полутора дюжин новых «бубликов», работавших теперь возле Юпитера, Сатурна и Нептуна. Что касается внутренних планет — каждая из них тоже успела обзавестись рукотворными спутниками, и даже Меркурий получил станцию «Гермес», которой, чтобы не быть испепелённой мартеновским жаром близкого светила, приходилось постоянно корректировать орбиту, прячась в тени планеты.
Задача рейдеров иная, более соответствующая творениям писателей-фантастов. Эти корабли-разведчики, подлинные первопроходцы Внеземелья, первыми добираются до какого-нибудь отдалённого уголка Солнечной Системы и разворачивают там комплекс исследовательских работ. Строго говоря, такой и должен был бы сейчас лететь к Полигимнии, однако, в ИКИ сочли, что имеющейся информации достаточно, чтобы перейти непосредственно к этапу освоения — и к астероиду решили сразу отправить полноценную станцию, выделив этого «Арго». Решение вполне логичное — в самом астероиде нет ничего примечательного, интерес для Земли представляли «сверэкзотические» элементы в его недрах. А с их поисками вполне могла справиться и планетологическая группа «Арго», возглавляемая Денисом Шадриным — не без помощи вашего покорного слуги, которому и предстояло возить на Полигимнию и обратно учёных с их приборами, оборудование для горных разработок, а потом и руду, содержащую заветные «сверхэкзоты», так нужные физикам-тахионщикам…
Между прочим, о тахионной физике — точнее о тахионном приводе кораблей, неважно, рейдеров или буксиров. Ходили когда-то по земным рекам, в том числе и по нашим Волге, Енисею, каналам Мариинской водной системы, необычные буксирные суда, называемые кабестанами или туерами. Пришедшие на смену бурлакам и конским упряжкам, волокущим баржи и лодки с грузами, они приводились в действие паровой машиной, которая, вместо того, чтобы вращать винт или гребные колёса, перематывала но большом барабане трос или цепь, проложенную вдоль реки.
Система эта, громоздкая, намертво привязывающая судно к упомянутой цепи, имела, тем не менее, и преимущества — прежде всего, простоту и надёжность в эксплуатации. Потому и ходили кабестаны по рекам до начала двадцатого века, да и сейчас попадаются кое-где.
К чему это я, спросите? А к тому, что нынешний наш способ передвижения при помощи тахионных торпед чрезвычайно напоминает эти вот туеры-кабестаны. Или, если хотите, знаменитого барона Мюнхгаузена, вытащившего себя из трясины вместе с лошадью за косицу парика… В любом случае, средство передвижения наших тахионных планетолётов находится, как и у буксиров-кабестанов, снаружи, а не внутри корабля, и выход их этого технологического тупика обещали те самые «сверэкзотические» элементы, за которыми мы летим сейчас к астероиду 33 Полигимния…'
В наушниках зашипело.
— Вышка — Крабу Первому, как слышите?
— Вышка, слышу вас хорошо. — отозвался я.
— Краб Первый, сколько вам ещё возиться?
— Вышка, я Краб Первый, уже закончил, осталось задраить тут всё, и готово.
— Вышка — Крабу Первому. Возвращайтесь скорее. Ремонтники закончили, собираются отбыть через «батут». Старт к Полигимнии через час, так что поторопитесь!
— Принято, Вышка, отбой!
Я щёлкнул крышкой сервисного лючка, проверил, крепко ли держится фиксирующий винт. Всё было в порядке. Тогда я оттолкнулся и, перебирая страховочный линь, поплыл к шлюзу, по контуру которого весело перемигивались зелёные огоньки. Полёт продолжался.