III
Бледно-жёлтый у горизонта, небосвод к зениту темнел, наливался мраком, на фоне которого высыпали крупные звёзды. В самом зените висела яркая точка Деймоса, и Серёжа знал, что если приглядеться, то можно даже невооружённым глазом увидеть, что точка эта двойная — это в нескольких километрах от планетоида плыл в пустоте бублик станции «Деймос-2».
Но сейчас разглядеть их не получится — через весь небесный свод тянулись белёсые облачные полосы с рваными, неопрятными краями. Но это, конечно, никакие не облака — с водяным паром, да ещё в таких объёмах, на Марсе дела обстоят неважно, его тут не более одной тысячной процента — украшение небосвода состоит из пыли. Это работа ураганов, которые забрасывают пылевые массы на высоту до пятидесяти километров. Бывают, впрочем, и другие облака — они состоят из мельчайших кристалликов водяного льда, которые приносят из приполярных областей мощнейшие, охватывающие гигантские области планеты, циклоны.
А ещё здесь встречаются пылевые смерчи, так называемые «пыльные дьяволы», Они возникают из-за суточных колебаний температуры у марсианской поверхности и из-за низкой плотности атмосферы достигают порой нескольких километров в высоту, разрастаясь до полукилометра в поперечнике. Скорость ветра в них достигает семидесяти метров в секунду, и будь это на Земле, судьба любого летательного аппарата, угодившего в такую воронку, была бы печальна — но здесь, на Марсе, крайне низкая плотность воздуха (в шестьдесят раз ниже, чем на Земле!) — превращала испытание в не слишком серьёзную неприятность. Серёже не раз случалось попадать в пылевые смерчи, и даже в глаз марсианского циклона — и всякий раз самой серьёзной опасностью становились марсианские скалы. Человеческий взгляд, как и лучи навигационных локаторов безнадёжно вязли в песчаной пелене, и приходилось забираться повыше, чтобы не расшибиться вдребезги о внезапно вынырнувшей из красно-бурой тучи каменной стены.
Но сегодня пыльными бурями, даже и незначительными, не пахло. Горизонт чист, мельчайшие детали пейзажа отлично различаются с высоты в триста метров — обычно именно её предпочитают пилоты марсианских летательных аппаратов, именуемых коптерами. Всего коптеров четыре типа — один пятиместный, другой, поменьше, с каплевидной стеклянной кабиной, рассчитанной на пилота и одного пассажира, применяющийся в-основном, для дальней воздушной разведки и изысканий. Третий и четвёртый — громоздкие, угловатые, имеют дистанционное управление и предназначаются для доставки грузов полевым партиям, действующим в отдалении от баз. Сейчас Серёжа управлял пассажирской машиной — необычного вида аппаратом с гладко зализанными обводами, просторной застеклённой кабиной в носовой части и мощным блоком топливных элементов в корме. Вырабатываемое ими электричество приводит в действие четыре маршевых ротора на выносных штангах; подъёмную же силу создавал расположенный сверху пятый, несущий пропеллер с очень длинными, широкими лопастями, которые только и могут эффективно действовать в разряжённой марсианской атмосфере. Привода от двигателя этот пропеллер не имеет, раскручиваясь набегающим воздушным потоком по принципу обыкновенного автожира. Топливом служит водород, получаемый путём электролиза из обыкновенной воды — под поверхностью плато Большой Сырт на небольшой глубине были в своё время обнаружены крупные запасы льда, что и предопределило выбор места для базы.
— Сколько ещё до базы? — ворчливо спросил Егор. — Сил нет, как в гальюн охота…
Он сидел позади, на пассажирском диванчике. Снятый шлем — здесь незачем было облачаться в громоздкие вакуум-скафандры, хватало «Снегиря», гермокостюма, разработанного для условий Марса на основе хорошо знакомого всем работникам Внеземелья «Скворца» — лежал рядом, на сиденье.
Серёжа хотел, было, посоветовать воспользоваться встроенным в гермокостюм системой удаления продуктов жизнедеятельности, но сдержался. Он и сам недолюбливал это устройство, полагая его чем-то унизительным, и предпочитал потерпеть, чем прибегать к её помощи — если, конечно, имелась такая возможность.
— Минут через десять будем. Видишь, на два часа, над грядой — маяк?
Действительно, над скальным гребнем километрах в пяти к северу, мигала ослепительная белая точка — мощный галогенный фонарь на верхушке пятидесятиметровой мачты. Серёжа взял ручку управления на себя и коптер послушно полез вверх. Если подняться ещё метров на двести, то кроме мачты, будут видны и белые купола с антеннами, зарытые в песок бочонки ангаров, и другие постройки главной ареологической базы «Большой Сырт».
— Ну, как успехи?
Татьяна встретила их в тамбуре. Они только-только успели загнать коптер в ангар — пыль на Большом Сырте была повсюду, набивалась в любые углубления, в малейшие щели на корпусе, превращая процесс подготовки к вылету в многочасовую нудную процедуру по её удалению, — и как раз собирались избавиться от «Снегирей». А поскольку Серёжа обыкновенно натягивал гермокостюм поверх плавок, то появление девушки несколько нарушило эти планы.
Татьяна уходить не собиралась. Она обошла коптер — усталая машина стояла посреди ангара, и в нутре её что-то еле слышно потрескивало, механизмы остывали после полутора с лишним часов наряжённой работы, — и провела ладонью по пластиковому боку.
— Чего молчите, воды в рот набрали? Как слетали-то, спрашиваю?
Егор пробурчал что-то невнятное и направился к люку. Вот пристала, с неудовольствием подумал Серёжа, которому тоже захотелось посетить заведение, куда так стремился напарник. Можно подумать, не слышала их переговоров с базой! А может, кстати, и не слышала — не далее, как сегодня утром полевая группа, вернувшаяся с восточного края плато, привезла образцы со следами то ли плесени, то ли лишайников, и Серёжа слышал, как научный руководитель Татьяны, доцент Выбегов, требовал бросить всё и поскорее сделать предварительный анализ.
— Да ничего особенного. — ответил он, провожая взглядом Егора, беспрепятственно покинувшего ангар. Хорошо ему, заветная кабинка в двух шагах дальше по коридору… Мелькнула мысль — а может, прямо сейчас воспользоваться пресловутым устройством, вмонтированным в гермокостюм? Снаружи процесс незаметен… ну, почти, если встать к собеседнице боком… — Прошли по трём лепесткам, к югу, юго-востоку и востоку, точно по указаниям с «Зари». В одном месте, что-то тренькнуло на магнитометре, мы спустились пониже, но ничего не нашли. Помехи, наверное, из-за солнечной активности…
«Лепестками» назывались петлеобразные фрагменты маршрутов, проходящих на одной зарядке топливных элементов. Каждый из них требовал около сорока минут, после чего коптер совершал короткую посадку; пилот и пассажир оставались в кабине, встретивший их техник менял картриджи с жидким водородом, после чего пропеллеры начинали вращаться и аппарат поднимался в воздух.
— Ясно… — Татьяна кивнула. — Тебе, кстати, радиограмма пришла, с Земли. Я читать не стала, оставила в кают-компании. Закончишь — зайди, посмотри.
Она повернулась и скрылась в овале люка, оставляя Серёжу наедине с исстрадавшимся мочевым пузырём.
Табличка на двери гласила: «Лаборатория №3». Серёжа досчитал до пяти и постучал костяшкой указательного пальца. За полчаса, миновавших после неловкой сцены в ангаре, он успел избавиться от излишков жидкости в организме, принять горячий душ, сменить осточертевший «Скворец» на станционный комбинезон, — и, разумеется, зайти в кают-компанию за радиограммой. Собственно, её содержимое и привело его в лабораторию.
— Войдите! — раздалось из-за двери. Это тоже была местная традиция — двери в каюты, лаборатории и прочие не сообщающиеся с внешней средой помещения, на базе так и называли дверьми, тогда как те, что вели в ангары, шлюзы, откуда имелся выход наружу, именовались люками. Серёжа толкнул вбок створку — та послушно отъехала в щель переборки, — и вошёл, переступив высокий, шириной в ладонь, порожек-комингс.
Татьяна стояла у стола и копалась во внутренностях какого-то электронного устройства. Вообще, лаборатория производила впечатление, особенно на новичка — экраны, исполосованные ломаными линиями, в столбиках зелёных, мигающих цифр, шкалы с дрожащими стрелками, пучки проводов, большой чёрный микроскоп на столе, рядом другой, поменьше, перемигивающиеся лампочки, ряды рычажков-тумблеров и разноцветных кнопок…
Серёжа новичком не был — так что остался равнодушен ко всему этому научно-электронному великолепию. Он, как и все прочие обитатели базы, прекрасно знал, что третья лаборатория была резервной, выполняя, заодно функции склада неиспользуемого или отслужившего своё оборудования. Приглядевшись, можно было без труда заметить, что стёкла на шкалах исцарапаны, а кое-где и потрескались, никелированные рамки приборов потускнели, краска кожухов ободрана, местами облезла, а часть экранов, вместо того, чтобы таинственно мерцать, как это им и положено, судорожно мигают, что указывает если не на неисправность, то, как минимум, на сбитые настройки.
— Тебе что-то нужно? — Татьяна повернулась к визитёру. — Только поскорее, ладно? Я сейчас ужасно занята. Выбегов в своём стиле — наседает, торопит, требует, чтобы всё было сделано уже вчера…
— Да я, собственно, по тому же вопросу… ну, почти. — Серёжа выложил на стол рядом с микроскопом маленький бумажный свёрток. — Сегодня прислали, нужно посмотреть… сделаешь?
Татьяна развернула бумажку и положила на ладонь красновато-бурый камешек размером с фалангу пальца.
— Откуда он у тебя?
Серёжа нетерпеливо мотнул головой.
— Потом всё объясню, честное слово! А пока — просто поверь, что очень нужно, хорошие люди просили… Ты ведь по выбеговским образцам будешь делать спектрографический анализ?
— Ну да, разумеется… — девушка кивнула. — Всё, как положено. Сначала спектрографию, а потом и за биологические компоненты возьмусь…
— Это мне и надо. Вот, заодно посмотри это, хорошо?