А вот у Кулябьева такого выбора, похоже, не было — или был, и он сделал его сознательно, подобно хулигану и грозе московских дворов из «Волейбола на Сретенке». Я сложил газету и положил её на столик. Ладно, у каждого свой путь в этой жизни — и раз уж мне довелось выбирать его повторно, кто, скажите, бросит мне упрёк, что я предпочёл лестницу, по которой можно, пусть с трудом, пусть спотыкаясь, оскальзываясь, набивая шишки, но подниматься к звёздам, вместо того, чтобы брести по кривой, неверной тропке назад, в кровавое болото оставленной реальности?..
Браслет на запястье пискнул — полдень. Часы на станции были выставлены по единому времени Внеземелья, что соответствовало земному, на меридиане Гринвича — традиция, заимствованная у мореплавателей. Ещё полчаса, и надо идти в ангар. Собственно, особых дел в эту смену ожидается, из пяти имеющихся буксировщиков сегодня задействованы только два, и ещё один, мой «суперкраб», находится в резерве. Если не возникнет какой-нибудь экстренной необходимости, можно вообще не выбираться из корабля — натянуть «Кондор», занять, как полагается, место в ложементе и ждать, слушая эфир. Сегодня наружными работами командует Стивен — техасец прекрасно справляется с обязанностями диспетчера и руководителя полётов, мешать ему не стоит. Пожалуй, прикинул я, стоит наведаться в грузовой отсек, проследить, как идёт погрузка полигимния. Горные разработки набрали неожиданно высокий темп, грузовых контейнеров не хватает, и Поляков распорядился поместить добытый сверхтяжёлый в один из внешних резервных отсеков — навалом, словно уголь в вагоны на железнодорожной станции. «Арго», объяснил капитан, пойдёт отсюда к Марсу — так стоит ли возиться с перегрузками, когда можно будет попросту отсоединить шар грузового отсека от корабля и оттащить его на буксире к Деймосу, а уж там пусть сотрудники Леднёва разбираются, как его употребить…
Что до загруженных контейнеров — с Земли получено распоряжение никуда пока их не отправлять, ограничившись посланными на Деймос двумястами килограммами. По прибытии же на орбиту Луны (туда мы отправимся после остановки у Марса) — передать их на специально устроенный вблизи станции Ловелл склад. Во всей этой суете чем дальше, чем отчётливее обозначалась чья-то умелая рука — и я догадывался, чья именно. Понять бы ещё, что знает о полигимнии дражайший наш Евгений Петрович, он же И. О. О. — что-то такое, о чём не догадывается даже Леднёв, более других заинтересованный в сверхэкзотическом элементе и считающий часы до того момента, когда сможет взяться за него всерьёз. Валера, похоже, смирился с запретом проводить исследования на Земле, и тратит свою неуёмную энергию на оборудование лаборатории на спутнике Марса. Из письма, полученного от Юльки (оно пришло сегодня утром вместе с пачкой газет и журналов, доставленных грузовым лихтером через «батут») я знал, что вместе с Валерой на «Деймосе-2» работает и Влада Штарёва. Те кто прочил девушке большое будущее в математике не ошиблись — разработанная ею вычислительная модель легла в основу новой экспериментальной программы Леднёва, и Юлька (в отличие от меня она превосходно разбирается в таких вещах) пишет, что Валера и сам не вполне понимает все математические тонкости и вынужден целиком полагаться на помощницу.
Под столом раздалось короткое «мяв», о колено что-то потёрлось. Я опустил руку, и кот Шуша с готовностью выгнулся, подставляя спину под мои пальцы. Пришлось приласкать серого, за что я был вознаграждён довольным урчаньем — хвостатый космонавт делал ежедневный обход отсеков, получая от каждого встречного порцию ласк. Что ж, кот верно понимает свои обязанности — одно его присутствие, не говоря уж о прикосновении к мягкой шёрстке, способно снять накапливающееся напряжение. Хотя, я бы предпочёл Бритьку — собака дожидается на Земле, чередуя прогулки по Воронцовским прудам с нечастыми вылазками в Запрудню, на утиную тягу или вальдшнепиную охоту. Родители писали, что у зверюги в последнее время возникли проблемы с суставами задних лап — всё же, десять лет, возраст вполне солидный для ретривера, — и ветеринар намекнул, что пониженная сила тяжести пойдёт ей на пользу. Что ж, надо в следующий раз взять её с собой. Кот — это, конечно, хорошо, особенно такой ласковый как Шуша — но в плане воздействия на душевную атмосферу корабля до собаки ему всё же далеко. Впрочем, не стоит делиться этим соображением с Олей Молодых или другим нашим убеждённым кошатником, планетологом Денисом Шадриным. Не оценят и не поймут.
Обойтись простой инспекцией — ну-ка, парни, как там у вас успехи? — не получилось. Помните, я сравнивал процесс перемещения полигимния в грузовой отсек с погрузкой угля? Так вот это ошибка, тем, кто насыпал «чёрное золото» в вагоны приходилось не в пример легче. Да, здесь нет силы тяжести — однако, инерцию никто не отменял, и новоиспечённым грузчикам приходилось нелегко. К тому же у них не было ни лопат, но ломов — только тросики и куски грузовых сетей, — да и осваивать архаические методы погрузочно-разгрузочных работ приходилось на ходу, в невесомости, ежесекундно рискуя оказаться между стальной переборкой и чудовищно тяжёлым обломком полигимния размером не больше обыкновенного ведра, но инерцией не уступающего легковому автомобилю. Его острые грани которого способны разорвать «Скворец» как бумагу. Да, именно так: те, кто принимал глыбы полигимния внутри грузового отсека, работали в гермокостюмах. Это, разумеется, было вопиющим, злостным и циничным (нужное подчеркнуть) нарушением всех и всяческих инструкций, о чём я немедленно им и сообщил, не стесняясь я выражениях. Ребята слегка обалдели от такого напора — все давно привыкли что я избегаю ненормативной лексики, да и у других не одобряю — и посоветовали вместо того, чтобы дергать и без того уставших людей, самому облачиться в вакуум-скафандр и попробовать следовать вышеупомянутым инструкциям. Пришлось сменить «Скворец» на «Пустельгу» (какой я начальник, если не могу вдохновить подчинённых личным примером?) — и спустя каких-то пять минут убедился в бессмысленности этой затеи.
В итоге все вернулись к прежнему порядку работ, нарушенному моим появлением: Буксировщик подтаскивал к грузовому отсеку решетчатую клеть с добытым полигимнием, два человека, облачённые в вакуум-скафандры, извлекали сверкающие острыми гранями обломки и со всеми предосторожностями подавали их внутрь, через круглый люк. Внутри их принимали и закрепляли при помощи обрезков стальных тросов — обычных сетей из нейлоновых лент, служащих обычно для фиксации грузов было недостаточно. При любом резком маневре куски полигимния с их чудовищной инерцией разорвут ненадёжные путы и продолжат движение, сминая, как жестяные консервные банки, переборки.
В итоге не меньше часа провозился в грузовом отсеке, следя за тем, чтобы куски «сверхтяжёлого» были закреплены надёжно, без малейшего люфта. Да, если так и дальше пойдёт — пора вводить на кораблях подобного класса должность суперкарго[1], работы у него точно хватит…
В шлеме трижды пискнуло — вызов с мостика. Я торопливо нажал клавишу на коробочке, прикреплённой к груди «Скворца».
— Монахов на связи.
— Ты чем сейчас занят? — раздался в наушниках голос Полякова. Я вкратце поведал о своих заботах.
— Без тебя справятся. — выслушав, отозвался он. — Давай-ка прямо сейчас ко мне, можно прямо в гермокостюме, некогда…
Эге, смекнул я, а дело-то, похоже, нешуточное. Андрей терпеть не мог, когда кто-то расхаживал по кораблю в «Скворце» — кроме, разумеется, регулярных аварийных тренировок да возникающих изредка нештатных ситуаций — считая это безалаберностью и неумением правильно организовать своё время. Я пнул напоследок только что уложенную глыбу полигимния весом не меньше полутора тонн, и поплыл к тамбуру. До малого ходового мостика (тех пор, как мы отсоединили «жилой бублик» туда было перенесено всё управление кораблём) добираться предстояло не меньше пяти минут, и большую часть этого пути предстояло проделать в по коридорам и трубчатым шахтам безгравитационной зоны корабля. Тяготение присутствовало лишь в обитаемой его части — связке из трёх восьмигранных блоков, вращающихся вокруг обшей оси, вытянутой вдоль несущего корпуса корабля. В двух из них размещались помещения экипажа — каюты, столовая, медотсек и крошечная рекреационная зона, — в третьей располагались диспетчерская, рабочий мостик с его знаменитым блистером, где распоряжался сейчас Стивен — и, разумеется, ходовой мостик. Туда я и направился, гадая, что же могло случиться такого экстренного, что наш капитан счёл возможным нарушить заведённый им же порядок вещей.
[1] Суперка́рго — лицо, ведающее на судне приёмом и выдачей грузов, а также наблюдающее за состоянием трюмов.
VII
Издали вход в пещеру казался совсем узким, и Серёжа уже приготовился к тому, что придётся карабкаться по осыпи на четвереньках, но вблизи оказалось, что каменный свод достаточно высок — не пришлось даже пригибаться. Тускло-жёлтое, в полосах пыльных вихрей марсианское небо, склон, засыпанный камнями, замерший у подножия осыпи коптер — всё это осталось позади. Впереди был только мрак — казалось, за невесть сколько лет он слежался, уплотнился настолько, что лучи света не в состоянии проникнуть в него хотя бы на расстояние вытянутой руки.
Они задержались на пороге пещеры — Серёжа никак не мог решиться сделать первый шаг. Строго говоря, он и не должен был его делать, поскольку не предупредил о своих намерениях Дюбуа и Егора. И это было не его вина — радиосвязь на Марсе крайне ненадёжна, скальный гребень, у основания которого располагался вход в каверну, пресекал любые попытки связаться со второй группой.
Приходилось нарушать инструкции и действовать по обстоятельствам. Серёжа пошарил в висящем на шее подсумке и наугад вытащил гранату, похожую на короткий, несуразно толстый патрон с блестящей латунной гильзой. Заряд оказался осветительным, на что указывала ярко-красная окраска кончика. Что ж, годится — он клацнул затвором, загоняя гранату в казённик, и включил наплечный фонарь.