Ярко-белый луч рассеял темноту, высветив тоннель, уходящий вниз под углом около пятнадцати градусов. Серёжа торопливо сдвинул рычажок, уменьшая яркость — чересчур резкие тени, отбрасываемые каменными выступами, сбивали с толку, не позволяя верно оценивать расстояния. Круг света стал бледнее, рядом возник ещё один — Оля последовала его примеру. Он зажал под локтем неудобную мортирку и, опираясь на альпеншток, двинулся вперёд.
Шаг, другой, третий… остановиться, повернуться вправо-влево, шаря лучом по стенам — и снова вперёд, медленно, прощупывая путь наконечником альпенштока. Ноги в тяжёлых ботинках увязают в пыли по щиколотки; её густой ковёр заглушает звуки шагов, и только пляшущий на стенах круг света от фонаря позволяет понять, что спутница следует за ним, не отставая ни на шаг.
Сделав ещё три шага, он замер, подняв правую руку — знак остановки. Песок под ногами был изрыт круглыми ямами диаметром около полуметра — не иначе, подумал Серёжа, оставленные пиявками. Он совсем собрался встать на колено, чтобы повнимательнее изучить подозрительные следы — и в этот самый момент заметил на стекле шлема неясный отсвет.
— Оль, выруби… — попросил он, нашаривая на поясе рычажок. Щелчок, фонарь погас; спутница последовала его примеру, и тоннель затопила вязкая тьма. Серёжа закрыл глаза, медленно досчитал до десяти и снова открыл. Зрение не обмануло — давешний отсвет, едва различимый в лучах мощных галогенных ламп, теперь был виден вполне отчётливо, слегка подсвечивая противоположную стену тоннеля призрачно-лиловым. Серёжа постоял немного, давая глазам привыкнуть, и двинулся дальше. Теперь отсвет уже не казался таким слабым — его хватало, чтобы уверенно находить дорогу. Прочие чувства тоже обострились — он ясно слышал шорох песка под подошвами, осторожные шаги за спиной; стены сделались шершавыми, неровными, словно он на ходу ощупывал их, причём не сквозь перчатку «Снегиря», а голой, ничем не защищённой рукой… Шаг, ещё шаг — лиловый отсвет стал ярче, выступы на стенах отбрасывали резкие тени, круглые ямы в песке стали контрастнее, и больше незачем было вглядываться, чтобы понять — это именно следы, оставленные живым существом, и оно только что миновало тоннель и скрылось за поворотом, откуда и исходит этот лиловый свет.
Откуда появилась пиявка, Серёжа так и не понял — хотя потом не раз восстанавливал в памяти весь эпизод. Тварь не вынырнула из ниши в стене, не вылезла из песка, не свалилась сверху, а словно материализовалась из густого чернильного мрака. И хотя массивное кольчатое тело перегородило коридор, заслонив слабые лиловые отблески, ясно были видны даже мелкие детали — извивающееся тулово, составленное, подобно дождевому червяку, из широких колец, круглая воронкообразная пасть, усаженная тонкими, загнутыми внутрь зубами — Серёже показалось, что они шевелятся, подобно иглам морского ежа или какой-нибудь голотурии. По краям пасти извивались несколько коротких щупалец, на кончиках которых зловеще тлели крошечные огоньки — благодаря им Серёжа и мог разглядывать пиявку во всех подробностях. Нет, не пиявку — олгой-хорхоя, гигантского электрического червя, ужас кочевников пустыни Гоби, ближайшего родича созданий, вылезших из «звёздного обруча» в лунном Море Спокойствия, о котором охотно травили байки старожилы Большого Сырта и базы Берроуз.
Жуткое создание приподняло передние сегменты тела, огоньки ослепительно вспыхнули — с них сорвались змеевидные молнии и ударили в песок шагах в пяти перед червём. В месте удара полыхнуло лиловым, брызнули то ли искры, то ли капли песка, расплавленного страшным жаром. Позади испуганно вскрикнула Оля; тварь выгнулась, подобно чудовищному вопросительному знаку — верхние пластины безглазой башки касались свода тоннеля, — и Серёжа с ужасом увидел, как щупальца-разрядники шевелятся, целя прямо ему в лицо. Смертоносные огоньки на их кончиках тлели всё ярче, и стало ясно, что вот, ещё мгновение, ещё два удара сердца — и электрическая гадина плюнет своими молниями, от которых, конечно, не спасёт ни ткань гермокостюма, ни прозрачное забрало гермошлема…
Ещё на «Заре», проходя инструктаж по случаю предстоящей работы на поверхности Марса, Серёжа сдавал нормативы по обращению с мортиркой, но с тех пор он брал её в руки всего пару раз — и сейчас, заряжая оружие перед тем, как войти в каверну, забыл поставить её на предохранитель. Это злостное нарушение инструкций и спасло их с Олей жизни — рванув мортирку из-под мышки, он даже не вспомнил о существовании этого приспособления, иначе наверняка стал бы шарить пальцем в поисках металлического рычажка, теряя драгоценные мгновения, отпущенные на то, чтобы отреагировать на опасность. И когда палец в перчатке лёг на спуск, выстрел последовал немедленно, прежде, чем Серёжа успел навести кургузый ствол на цель. Отдача мягко толкнулась в ладонь, граната, рассыпая ярко-белые искры, ударилась в стену тоннеля, и отрикошетила прямиком в круглую пасть электрической твари.
На миг показалось, что кольчатое тулово раздуется от внутреннего взрыва, разбызгается отвратительными клочьями по стенам тоннеля. Но ничего подобного не случилось — тварь конвульсивно изогнулась и пропала так же внезапно, как и возникла, оставив после себя тучу пыли, поднятую судорожными сокращениями кольчатого тела. В нём, как в густом тумане, увязли лучи фонарей, и неясно было, куда делся олгой-хорхой — нырнул в не замеченное раньше боковое ответвление, стремительно закопался в песок или попросту удрал за поворот. Серёже казалось, что в тоннеле осталось только биение его сердца — частое громкое, как аварийный колокол, отскакивающее от каменных стен, резонирующее в прозрачном шаре гермошлема…
Он выключил фонарь; спутница последовала его примеру, и они некоторое время всматривались в глубину тоннеля, стараясь уловить загадочные лиловые отсветы. Бесполезно — тьма поглотила каждый квант света, каждое, самое ничтожное колебание воздуха, и без того почти не способного проводить звуки. Серёжино воображение уже рисовало в глубине тоннеля извивающееся кольчатое тело, бесшумно, неотвратимо приближающееся к незваным гостям. Вот, сейчас, ещё несколько метров — и червь поднимет свою безглазую башку, затлеют на кончиках отростков-антенн зловещие огоньки, и…
Фонарь щёлкнул, два столба ярко-белого света продырявили чернильный мрак. Пыль успела слегка осесть, и хоть пылинки по-прежнему танцевали в лучах фонарей, и Серёжа шагнул вперёд.
— Ты куда? — всполошилась Татьяна. Она стояла у него за спиной, прижавшись к стене тоннеля, словно стараясь слиться с шершавым камнем — Может, лучше вернёмся? Свяжемся с нашими, попросим помощи…
— У них поломка, забыла? — голос Серёжи внезапно охрип, слова драли горло, как будто он наглотался марсианской пыли. — И потом, сколько им сюда добираться, часа три? А нам что, сидеть тут и ждать?
Татьяна пошевелилась, отлипая от стены. Круг света её фонаря заплясал по стенам.
— А если эти твари снова повылезают? Сколько их ещё тут может быть?
Вместо ответа Серёжа продемонстрировал мортирку, заряженную на этот раз, боевой, а не осветительной гранатой.
— Повылезают — встретим. — тяжесть оружия придавала уверенности в себе. — Только это вряд ли. Тоннель узкий, наверняка сбежавший червяк распугал всех своих сородичей… если они тут есть, конечно. Давай вот что: пройдём ещё немного по тоннелю, заглянем за поворот, тогда и решим, что делать дальше…
Он шагнул вперёд. Круг света на дальней стене тоннеля скользнул вбок, зацепив краем кучу камней, и в ответ там что-то блеснуло, будто в слое песка и щебня прятались осколки стекла. Серёжа замер, пошарил лучом — стеклянный блеск повторился, уже гораздо ярче, отбрасывая блики на низкий потолок и стены тоннеля.
— Тань, держись шагах в пяти за мной, хорошо? — попросил он. — Там что-то есть, надо глянуть…
И, выставив перед собой мортирку, очень медленно двинулся навстречу подозрительному блеску.
— Это наш? — Татьяна вцепилась в его рукав — так крепко, что Серёжа через перчатку и плотную ткань гермокостюма почувствовал, как дрожит её рука.
— Наш, кто же ещё, не марсианин же? Видишь, в чём он?
Тело, наполовину засыпанное песком, действительно было облачено в вакуум-скафандр, изготовленный на Земле
— Откуда он тут взялся? Не слышала, чтобы на Марсе кто-то пропадал. Разве что Боб Доусон, который три месяца назад провалился в каверну на базе Берроуз… но ведь его нашли?
Забрала их шлемов соприкасались, позволяя переговариваться без помощи радио.
— Да, нашли, и его самого, и бульдозер. Вытащили тело и отправили на Землю. Но этот точно не с Марса — скафандр-то лунного типа. Сейчас, погоди…
Он опустился на колени. Лицо за расколотым забралом было тёмно-коричневым, ссохшимся, истлевшая кожа складками обтягивала лицевые кости, между пергаментных губ виднелись почерневшие зубы. На правой стороне нагрудного панциря была прикреплена табличка с надписью латиницей и русскими буквами. Сережа провёл по табличке пальцами, стирая толстый слой пыли.
— Поль Опиньяк. — прочёл он. — Один из тех, что пропал в Море Спокойствия.
— Француз? — девушка недоумённо нахмурилась. — А почему у него… это?
И показала на звёздно-полосатый шеврон на рукаве скафандра.
— Это же «Мун-Хауберг», американская модель. Опиньяк прибыл на Луну вместе с американцами, на «Аполлоне-22», вот и надел американский скафандр.
— Значит он тут… уже сколько?
— Пять лет… нет, даже больше. Миссия «Лунный город» была в семьдесят шестом году… или в семьдесят седьмом?
— Я тогда ещё в школе училась. — Татьяна перешла на шёпот, и Серёжа почти перестал её слышать. — Но хорошо помню, как об этом сообщили. Дело было в середине учебного дня; кто-то распахнул дверь класса и крикнул: «космонавты на Луне погибли!» Мы высыпали в рекреацию — там, под потолком висел громкоговоритель, и мы слушали по нему сообщение. Девчонки плакали, я тоже разревелась…
«Аполлон-22» прилунился в полукилометре от посадочного модуля нашей «Селены-5» — медленно сказал Серёжа. — Участники миссии стали устанавливать сборный жилой купол — он должен был стать основой постоянной базы — а Опиньяк вместе с нашим Бабенко и американцем Майклом Стражински отправились на «лунном багги» к северо-восточному склону кратера. Предыдущая экспедиция обнаружила там большую каверну со следами водяного льда, потому и решено было поставить базу именно там.